Кен Фоллетт - Белая мгла
– По правде говоря, ты всегда мне нравилась, даже когда была с Фрэнком. Ты наверняка это чувствовала.
– Ты флиртовал со мной, как и со многими женщинами.
– Это было другое.
– А ты разве не встречаешься с этой девушкой-метеорологом? Помнится, я видела вашу фотографию в газете.
– С Марни? Ну, это никогда не было серьезно. Я с ней общался главным образом для рекламы.
Похоже, напоминание об этом романе вызвало у него раздражение, и Тони подумала, что Марни, наверное, прогнала его.
– Мне жаль это слышать, – посочувствовала Тони.
– Прояви сочувствие действием, а не словами. Поужинай со мной сегодня. Я даже заказал уже столик в «Ля шомьер».
Это был шикарный ресторан. Он наверняка сделал заказ некоторое время назад – скорее всего чтобы пойти с Марни.
– Сегодня я занята.
– Надеюсь, ты не вздыхаешь больше по Фрэнку?
Тони не без горечи рассмеялась.
– Какое-то время было дело – я была дурочкой, но сейчас прошло. Совсем прошло.
– В таком случае есть кто-то другой?
– Я ни с кем не встречаюсь.
– Но кем-то интересуешься. Это не почтенный профессор, нет?
– Не говори глупостей, – сказала Тони.
– Но ты покраснела, нет?
– Надеюсь, что нет, хотя любая женщина, которая подверглась таким расспросам, не может не покраснеть.
– О Боже, ты увлеклась Стэнли Оксенфордом. – Карл не умел принять отказ, и лицо его исказилось от оскорбленного самолюбия. – Конечно, Стэнли вдовец, верно? Дети у него подросли. И столько денег, которые можно тратить вдвоем.
– Это уже оскорбительно, Карл.
– А правда часто оскорбляет. Ты действительно любишь тех, кто высоко летает, верно? Сначала Фрэнк, самый скоропалительно вознесшийся детектив в истории шотландской полиции. А теперь миллионер, ученый-предприниматель. Гоняешься за звездами, Тони!
Надо было это прекращать, пока она не потеряла самообладания.
– Спасибо, что пришел на пресс-конференцию, – сказала она. Протянула руку, и он машинально пожал ее. – До свидания. – Повернулась и пошла прочь.
Ее трясло от злости. Он испоганил самое сильное чувство, какое у нее было. Ей хотелось удушить его, а не идти куда-либо с ним. Тони пыталась успокоиться. Случился крупный профессиональный промах с ее стороны, и она не могла позволить чувствам помешать ей выправить ситуацию.
Она подошла к столу дежурного у входа и сказала старшему охраннику Стиву Тремлетту:
– Будьте здесь, пока все не уйдут, и проследите, чтобы никто не пытался бродить по зданию без разрешения. – Какая-нибудь смелая ищейка может попытаться проникнуть в засекреченные помещения «на хвосте» – дождаться кого-то, имеющего пропуск, и войти следом.
– Это уж предоставьте мне, – сказал Стив.
Тони почувствовала, что успокаивается. Она надела куртку и вышла на улицу. Снег пошел сильнее, но она все равно могла разглядеть демонстрантов. Она подошла к будке охранника у ворот. Трое служащих столовой раздавали горячее питье. Демонстранты временно перестали выкрикивать лозунги и размахивать плакатами – они смеялись и болтали.
И все телекамеры снимали их.
«Отлично все прошло», – подумала Тони. Почему же она в такой депрессии?
Она вернулась в свой кабинет. Закрыла дверь и постояла, наслаждаясь пусть минутным, но одиночеством. Она хорошо провела пресс-конференцию, думала Тони. Она защитила свое начальство от Осборна. И идея дать горячее питье демонстрантам чудесно сработала. Было бы, конечно, неразумно праздновать, пока не ясно, какое все это получило освещение, но Тони чувствовала, что все принятые ею решения были правильными.
Так почему она так подавлена?
Частично из-за Осборна. Любая встреча с ним не может не понизить настроения. Но главная причина – Стэнли. После всего, что она для него сделала сегодня утром, он исчез, по сути, даже не поблагодарив ее. Вот как это бывает, когда ты босс, подумала она. К тому же Тони давно знала, насколько важна для него семья. А она всего лишь коллега – ценимая, приятная, уважаемая… но не любимая.
Зазвонил телефон. Она какое-то время смотрела на аппарат, возмущаясь его веселым звоном, не желая отвечать. Затем сняла трубку.
Это был Стэнли – он звонил из машины.
– Почему бы вам не заскочить ко мне этак через час? Мы бы посмотрели новости по телевизору и вместе узнали свою судьбу.
Настроение у нее мгновенно улучшилось. Ей казалось, что выглянуло солнце.
– Конечно, – сказала она. – Я с радостью приеду.
– Нас могут и распять рядом, – сказал он.
– Я почту это за честь.
ПолденьПо мере того как Миранда продвигалась на север, снег шел все гуще. Крупные белые хлопья падали на ветровое стекло «тойоты», и их тотчас стирали длинные «дворники». Из-за сократившейся видимости ей пришлось сбавить скорость. Снег, казалось, звукоизолировал машину, и теперь с классической музыкой, звучавшей по радио, состязалось лишь шуршание шин.
В машине царила тишина. На заднем сиденье Софи слушала по наушникам свою музыку, а Том с головой погрузился в то и дело сигналящий мир «Гейм боя». Нед молчал, лишь время от времени взмахивал указательным пальцем, дирижируя оркестром. Он смотрел на снег, слушая концерт Элгара для виолончели, а Миранда, поглядывая на его спокойное, заросшее бородой лицо, думала о том, что ему и в голову не приходит, как он ее предал.
Он почувствовал, что она недовольна.
– Мне очень жаль, что Дженнифер вспылила, – сказал он.
Миранда взглянула в зеркальце заднего вида и увидела, что Софи кивает в такт музыке, звучащей из ее наушников. Убедившись, что девочка не может ее слышать, Миранда сказала:
– Дженнифер была чертовски груба.
– Мне жаль, что так произошло, – повторил Нед. Он явно не считал нужным объяснить собственное поведение или извиниться.
Миранда не могла не разрушить его благодушия.
– Меня волнует не поведение Дженнифер, – сказала она, – а твое.
– Я понимаю, что допустил ошибку, предложив тебе зайти в дом и не предупредив ее.
– Не в этом дело. Все мы допускаем ошибки.
Вид у него был удивленный и раздосадованный.
– Так в чем же в таком случае дело?
– Ох, Нед! Ты же не защитил меня!
– Я считал, что ты вполне способна защитить себя сама.
– Не об этом речь! Конечно, я могу о себе позаботиться. Мне не требуются мамочки. Но ты должен был постоять за меня.
– Рыцарь в сверкающих латах.
– Да!
– Я считал, что важнее установить мир.
– Ну и был не прав. Когда атмосфера становится враждебной, я не хочу, чтобы ты занимался взвешиванием ситуации, а хочу, чтобы ты был на моей стороне.
– Боюсь, я не из бойцовской породы.
– Я знаю, – сказала она, и оба умолкли.
Они ехали по узкой дороге, проложенной по берегу морского залива. Проезжали мимо маленьких ферм, где две-три лошади в зимних попонах щипали остатки травы, и пересекали деревни с покрашенными белой краской церквями и домиками, стоящими в ряд у воды. Миранда была в подавленном настроении. Даже если ее родные примут Неда, как она просила, хочет ли она выходить замуж за такого пассивного человека? Она мечтала о мягком, интеллигентном и умном мужчине, а теперь поняла, что хотела, чтобы он был еще и сильным. Разве она хочет слишком многого? Она подумала о своем отце. Он был всегда добрым, редко сердился, не устраивал сцен, но никто никогда не считал его слабым.
Настроение ее улучшалось по мере приближения к Стипфоллу. К дому вела длинная дорога, вившаяся сквозь лес. Выбравшись из-под сени деревьев, вы оказывались на плоскогорье, оканчивавшемся обрывом к морю.
Сначала в поле вашего зрения попадал гараж. Это был бывший коровник, стоявший боком к дороге, отремонтированный и дополненный тремя дверями-гармошками.
При виде старого фермерского дома, выходящего на пляж, с его толстыми каменными стенами, маленькими окошечками и крутой черепичной крышей на Миранду нахлынули воспоминания детства. Она впервые приехала сюда, когда ей было пять лет, и с тех пор всякий раз, приехав, на миг видела себя маленькой девочкой в белых носочках, которая сидела на солнышке на гранитных ступенях и изображала из себя учительницу, обучавшую трех кукол, двух морских свинок в клетке и сонного старого пса. Впечатление было сильным, но мимолетным – она вдруг вспоминала во всех деталях, что чувствовала в пять лет, но удержать это в себе надолго не могла: состояние улетучивалось как дым.
Перед домом стоял синий «феррари» отца – он всегда оставлял тут машину, чтобы слуга Люк потом отогнал ее. Машина была опасно скоростной, сексуально изогнутой и нелепо дорогой для того, чтобы ездить на ней за пять миль в лабораторию. Здесь, на голой шотландской скале, «феррари» выглядел столь же неуместно, как куртизанка на высоких каблуках на фермерском дворе. Но у отца не было ни яхты, ни винного погреба, ни скаковых лошадей; он не ездил в Гштад кататься на лыжах и не играл в Монте-Карло. Его пристрастием был только «феррари».
