Майкл Коннелли - Последний койот
– Мне нужны только статьи, опубликованные до его избрания. Ну а если у тебя найдется время, поищи что-нибудь и на Миттеля.
– А не слишком ли много ты просишь? Если мой редактор узнает, что я делаю подборку статей для копа, у меня могут быть неприятности.
Она надулась и картинно свела на переносице брови, но Босх и это проигнорировал. Он знал, к чему она клонит.
– Может, скажешь, зачем тебе все это надо, Босх?
Он продолжал хранить молчание.
– Похоже, не скажешь. Ладно, тогда послушай, что скажу тебе я. Сегодня мне необходимо взять два интервью. Так что на месте меня не будет. Единственное, что я могу сделать, – это попросить практиканта подобрать соответствующие материалы и оставить их для тебя у охранника в холле издательства. Копии статей будут лежать в закрытом конверте, так что никто не узнает, что там находится. Такой вариант тебя устраивает?
Он согласно кивнул. Ему приходилось бывать на Таймс-сквер. Он заходил туда несколько раз, чтобы встретиться с репортерами. Редакционно-издательский комплекс протянулся на целый квартал и имел два холла. В центральном, у главного входа, был установлен огромный глобус, который вращался день и ночь, как бы давая понять посетителям, что новые события в мире происходят постоянно.
– А неприятностей у тебя не будет, если ты оставишь конверт на мое имя? Ты же сказала, что за слишком тесное сотрудничество с полицейским редактор может устроить тебе головомойку. Как я понимаю, такого рода отношения противоречат существующим у вас в редакции правилам.
Она улыбнулась, заметив прозвучавший в его словах сарказм.
– Не беспокойся. Если редактор или кто-нибудь еще спросят меня о содержимом конверта, я скажу, что это инвестиции в будущее. И ты, Босх, тоже помни об этом. Дружба – это улица с двусторонним движением.
– Не беспокойся. Я об этом никогда не забываю. – Он наклонился к ней через стол, чтобы лучше видеть ее лицо. – Хочу, чтобы ты кое-что запомнила. Я не рассказываю тебе, для чего мне нужны эти статьи, потому что сам еще не до конца это понимаю. Если вообще когда-нибудь пойму. Так что ты чрезмерного любопытства по этому поводу не проявляй. И не вздумай наводить справки. Если вмешаешься, можешь испортить все дело. Хуже того, можешь основательно навредить и мне, и себе. Улавливаешь?
– Улавливаю.
У их столика появился официант с нафабренными усами и начал расставлять тарелки.
* * *– Сегодня вы приехали пораньше. Следует ли мне надеяться, что вам хотелось побыстрее здесь оказаться?
– Сомневаюсь. Просто я обедал с другом в ресторанчике в нижней части города и сразу после этого отправился к вам.
– Хорошо уже то, что вы выбрались из дома, чтобы встретиться с товарищем. Полагаю, это положительный признак.
Кармен Хинойос сидела за столом прямо, положив сцепленные пальцы на свой служебный блокнот, словно опасаясь, что малейшее ее движение может нарушить плавное течение диалога.
– Что у вас с рукой?
Босх с преувеличенным вниманием оглядел свои забинтованные пальцы.
– Случайно ударил молотком. Делал кое-какую работу по дому.
– Мне очень жаль. Надеюсь, ничего страшного?
– Жить буду.
– По какой причине вы сегодня приоделись? Надеюсь, вы не чувствовали себя обязанным сделать это в связи с нашими сеансами?
– Нет. Я, знаете ли... Короче говоря, у меня такая привычка. Даже если не иду в свой отдел, все равно одеваюсь как для работы.
– Понятно...
Потом доктор Хинойос предложила Босху выпить кофе, а когда он отказался, перешла к вопросам по существу.
– Скажите, о чем бы вы хотели поговорить сегодня?
– Мне все равно. Сейчас вы мой босс.
– Мне бы не хотелось, чтобы вы рассматривали наши взаимоотношения таким образом. Я не ваш босс, детектив Босх. Я просто человек, который должен помочь вам выговориться. То есть облечь в словесную форму и избыть все то, что вас тяготит.
Босх молчал. Не знал, о чем говорить и с чего начать. Прежде чем перехватить инициативу, доктор Хинойос некоторое время легонько постукивала карандашом по желтой обложке своего блокнота.
– Ничего не приходит в голову, да?
– Совершенно верно. Ничего.
– Почему бы нам в таком случае не поговорить о вашем вчерашнем дне? Когда я вам позвонила, чтобы напомнить о сегодняшнем сеансе, вы определенно были чем-то опечалены. Уж не тогда ли вы ушибли руку?
– Нет, это произошло позже.
Босх опять замолчал, но доктор Хинойос его не торопила, и он решил ей немного подыграть. Ему понравилась ее новая манера вести беседу. Она перестала на него давить, и теперь он, пожалуй, мог поверить, что ее миссия заключается в том, чтобы ему помочь.
– Незадолго до вашего звонка я узнал, что моему напарнику навязали нового партнера. Иначе говоря, меня уже списали со счетов, заменили другим человеком.
– И как вы себя после этого почувствовали?
– Вы слышали мой голос и наверняка догадались, что я был вне себя. Как и любой бы на моем месте. Через некоторое время я позвонил своему напарнику, и он разговаривал со мной пренебрежительно – как с человеком, который стал ему не нужен. А между тем я многому научил этого парня и...
– И что же?
– Ну, не знаю что... Похоже, я испытал сильную душевную боль.
– Понятно.
– Сомневаюсь, что вы меня поняли. Чтобы меня понять, вам следовало бы оказаться в моей шкуре.
– Справедливо. Но я по крайней мере могу вам посочувствовать. Но оставим это. Позвольте задать вам один вопрос. Вы разве не ожидали, что вашему напарнику дадут другого партнера? Если мне не изменяет память, правила управления требуют, чтобы детективы работали в паре. Вы же находитесь в административном отпуске, который может продлиться неопределенно долго. Разве не очевидно, что ваш напарник должен был получить другого партнера, не важно, постоянного или временного?
– Положим, что так.
– Скажите, работать в паре безопаснее?
– Несомненно.
– Вы это знаете на собственном опыте? Вы и вправду чувствовали себя в большей безопасности, когда работали вместе с напарником?
– Да. Работая в паре, я чувствовал себя в большей безопасности.
– Значит, то, что произошло, можно с полным основанием назвать неизбежным, полезным и неоспоримым. Тем не менее это вывело вас из себя.
– Я разозлился на него не из-за напарника. Мне не понравилась небрежная манера, в какой он мне об этом сообщил, и то, как он со мной разговаривал, когда я ему позвонил. Я почувствовал себя ухажером, которому дали отставку... Я попросил его оказать мне услугу, а он...
– А он?
– Он... хм... заколебался. Партнеры так не поступают. По крайней мере по отношению друг к другу. Считается, что они должны поддерживать друг друга при любых обстоятельствах. Полагаю, в такого рода партнерстве есть нечто от супружества. Впрочем, мне трудно об этом судить, поскольку я никогда не был женат.
Она открыла свой служебный блокнот и стала что-то записывать. Босх же задался вопросом, что такого важного он сказал, чтобы ее на это подвигнуть.
– Мне представляется, – заговорила она, продолжая писать, – что у вас низкий порог психологической толерантности. Иначе говоря, вы плохо переносите разочарования и удары судьбы.
Это заявление разозлило его до крайности, но он знал, что если вспылит, то лишь подтвердит ее слова. Потом он подумал, что, возможно, она использовала этот прием, чтобы вызвать подобную реакцию с его стороны, и мысленно призвал себя к порядку.
– А разве это не присуще подавляющему большинству людей? – спросил он нарочито спокойно.
– До определенной степени. Когда я просматривала ваш послужной список, то обнаружила, что вы находились во Вьетнаме в составе действующей армии. Скажите, вы участвовали в сражениях?
– Участвовал ли я в сражениях? Да, участвовал. Много раз. Я, можно сказать, бывал в самой их гуще. И по краям, и даже над ними. Почему, интересно знать, люди всегда спрашивают, участвовал ли ты в сражениях? Такое впечатление, что речь идет о бейсбольном матче и мы ездили во Вьетнам не воевать, а играть в бейсбол...
Она молчала, держа над страницей ручку, но ничего не записывая. Со стороны можно было подумать, что она просто выжидает, когда, образно говоря, паруса его гнева наполнятся ветром. Он скоро это понял и махнул рукой, как бы давая ей понять, что сожалеет, что все это пустяки, произошло помимо его воли и можно продолжать сеанс.
– Извините, – пробормотал он чуть позже, чтобы как-то озвучить этот жест.
Она не ответила и продолжала молча на него смотреть, от чего Босх почувствовал себя не в своей тарелке. Тогда он отвел от нее глаза и стал рассматривать стоявшие вдоль стены книжные стеллажи, заставленные тяжелыми, переплетенными в кожу трудами по психиатрии и психологии.
– Прошу прощения за то, что вторглась в столь болезненно-чувствительную область, – наконец произнесла она. – Причина этого...
