Дин Кунц - Ночной кошмар (Властители душ)
Внезапно Сэм захлопнул книгу, которую листал последние несколько минут, и поставил обратно на полку.
- Черт побери, я знаю, что они где-то здесь. Совсем утонувший в кресле Пол поинтересовался:
- Что ты ищешь?
Слегка склонив голову направо, Сэм продолжал читать названия на корешках книг.
- В нашем городе ставится социологический эксперимент. Я знаю, что в моем собрании есть несколько его статей, но, черт возьми, я не знаю, куда они запропастились.
- Социологический? Что за эксперимент?
- Точно не знаю. Какой-то тип пришел сегодня утром рано, задавал десятки вопросов. Назвался социологом, объяснил, что прибыл аж из Вашингтона и изучает Черную речку. Сообщил, что снял комнату в пансионе Паулины Викер и пробудет здесь около трех недель. Говорит, что Черная речка весьма своеобразное место.
- В каком смысле?
- С одной стороны, это процветающий город, основанный на товариществе, тогда как в других местах подобные города выродились или прогорели. Оттого, что мы географически изолированы, ему будет легче проследить влияние телевидения на наши социальные взаимоотношения. Ах, да, у него был десяток веских объяснений, почему мы такой подходящий материал для социологических исследований, но мне-то кажется, что он вовсе не торопился выкладывать, с чем пожаловал на самом деле, несмотря на все то, что он пытался тут доказать или опровергнуть.
Он снял с полки другую книгу, посмотрел оглавление, почти тотчас же захлопнул ее и сунул назад.
- А как его имя?
- Он представился как Альберт Дейтон, - ответил Сэм. - Это имя ничего не говорит. Но уж зато лицо говорит о многом. На вид - сама кротость. Тонкие губы, лысеющий, в очках с линзами такой же толщины, как в телескопе. Такое ощущение, что эти очки вот-вот свалятся у него с носа. Я уверен, что видел его портрет несколько раз в книгах или в журналах рядом с его статьями. - Он вздохнул и в первый раз после того, как Пол вошел в комнату, отвернулся от книжных полок. Одной рукой он поглаживал свою белую бороду. - Я целый вечер могу потратить на то, чтобы разыскивать эти книги. И именно сейчас ты готов оторвать меня от этого занятия. Нет уж, лучше сопроводи мою дочь в элегантное, несравненное кафе Альтмена.
Пол засмеялся.
- Дженни говорит, что гриппа в городе больше нет. Так что худшее, что может ждать нас у Альтмена, это отравленная еда.
- : А как дети?
- Марк остался с парнишкой Боба Торпа. Его пригласили на обед, и он проведет время, задумчиво бродя вокруг Эммы.
- Все еще влюблен в нее, правда?
- Он так думает, но ни за что не признается. Словно высеченное из камня лицо Сэма осветила улыбка.
- А Рай?
- Эмма звала ее вместе с Марком. Но если ты не возражаешь, пусть она лучше побудет с тобой. Пригляди за ней.
- Я возражаю? Не сменю меня! Поднявшись с кресла. Пол добавил:
- Почему бы тебе не засадить ее за работу после ленча? Пусть пороется в книгах, поищет имя Дейтона в оглавлениях.
- Что за скучное занятие для такой чудесной малышки!
- Рай не будет скучать, - возразил Пол. - Это занятие как раз по ней. Ей нравится копаться в книгах - а оказать тебе услугу она будет только рада. Сэм поколебался, потом пожал плечами и сказал:
- Может, я ее и попрошу. Когда я прочитаю написанное Дейтоном, то лучше разберусь в его интересах и пойму, что ему надо в наших краях. Ты меня знаешь - мое любопытство умрет вместе со мной. Ты знаешь, если уж мне удалось поймать пчелу, я непременно должен разобраться, кто же она - рабочая пчела, трутень, пчела-матка или простая оса.
***
Кафе Альтмена располагалось на юго-западной стороне городской площади, в тени громадных вековых темных дубов. Здание ресторана, длиной в восемьдесят футов, благодаря отделке из алюминия и стекла, казалось стилизованным под старинный железнодорожный вагон. Сплошной ряд узких окошек тянулся вдоль трех его стен, и только фойе нарушало этот железнодорожный стиль.
Внутри вдоль стен помещались облицованные голубым пластиком отдельные кабинки. На столике в каждой кабине стоял деревянный поднос, цилиндрической формы стеклянная сахарница, прибор для соли и перца, подставка для салфеток. Проход отделял кабинки от стойки, тянувшейся вдоль другой стены.
Огден Салсбери расположился в крайней кабинке в северном углу кафе. Допивая вторую чашку кофе, он разглядывал посетителей.
1.50 пополудни. Основной поток обедающих схлынул. Заведение Альтмена было почти пустынным. В кабинке возле дверей пожилая пара развлекалась чтением еженедельника, закусывая ростбифом и хрустящим картофелем и вполголоса переговариваясь о политике. Глава полиции. Боб Торп, сидел на стуле возле стойки, заканчивая обед и перекидываясь шутками с седовласой официанткой по имени Бесс. В одной из кабинок в дальнем конце зала Дженни Эдисон обедала с симпатичным мужчиной лет под сорок; его Салсбери не знал, но предположил, что тот работает на фабрике или на лесозаготовках.
Среди всех пяти посетителей Дженни представляла для Салсбери наибольший интерес. Из беседы с доктором Трутменом пару часов назад он выяснил, что ни у Дженни, ни у ее отца ночных кошмаров не наблюдалось. То обстоятельство, что некоторые дети тоже избежали этого, не расстроило Салсбери.
Эффективность подсознательного воздействия напрямую зависела от того, насколько владеет объект воздействия языком и от его предрасположенности к чтению. Он так и предполагал, что на некоторых детей наркотик не повлияет. Но Сэм и Дженни были взрослыми людьми, их наркотик не мог не затронуть.
Возможно, они вовсе не принимали его. Если это так, то значит они не пили воду из городской системы водоснабжения, не приготавливали из нее кубиков льда и не готовили на ней еду. Едва ли это возможно, думал он. Едва ли. Однако наркотик был также введен в четырнадцать видов продуктов на складе у оптового поставщика в Бангоре перед тем, как их доставили в Черную речку. Ему было чрезвычайно трудно поверить, что они счастливо избежали употребления всех продуктов с наркотическим наполнением.
Был и другой вариант. Предположить, хотя это и невероятно, что Эдисоны могли оказаться вне влияния всех мудреных, специально разработанных для эксперимента в Черной речке подсознательных программ, которыми наводняли город через печатные и электронные средства массовой информации в течение семи дней.
Салсбери был практически уверен, что оба эти объяснения неверны, что правда куда сложнее. Даже самые высокоэффективные наркотики могут воздействовать далеко не на всех; любой наркотик, прописанный в медицинских целях, способен повредить пациенту или даже убить его, хотя и в весьма редких случаях. Более того, есть люди, еще одна малая группа, на которых наркотики - почти все - не имеют никакого воздействия из-за аномалий обмена веществ, химического состава организма и других неизвестных факторов. Скорее да, чем нет - Дженни и Сэм Эдисон все-таки приняли наркотик через еду и питье, но никак не были им затронуты, отчего и не управлялись через подсознание в силу своей неподготовленности к восприятию подобных сигналов.
В конце концов он мог бы подвергнуть их комплексному медицинскому испытанию и освидетельствованию в хорошо оборудованной клинике в надежде, что удастся обнаружить, что же делает их столь невосприимчивыми к наркотикам. Но это могло и подождать. В течение трех последующих недель ему предстоит тихонько наблюдать и изучать воздействие наркотика и ориентированных на подсознание программ на других жителей Черной речки.
Хотя Салсбери так интересовала Дженни, большую часть времени он посвятил наблюдениям за младшей из двух официанток Альтмена. Тоненькая гибкая брюнетка с соблазнительной фигуркой. Лет этак двадцати пяти. Обворожительная улыбка. Глубокий грудной голос - он должен очаровывать в постели. Для Салсбери каждое ее движение было преисполнено сексуальных намеков и чуть ли не открытого приглашения к насилию.
Важнее же всего, что эта официантка напомнила ему о Мириам - его жене, с которой он развелся двадцать семь лет назад. Как и у Мириам, у нее были маленькая высокая грудь и прекрасные, стройные ножки. Ее грудной голос тоже напоминал Мириам. У нее и походка была, как у Мириам: неизъяснимая грация в каждом шаге, такое покачивание бедрами, от которого у него перехватывало дыхание.
Он ее хотел. Но он никогда не взял бы ее, именно потому, что она так напоминала ему Мириам, напоминала ему о крушении, злобе и разочаровании, которые принесла эта пятилетняя женитьба. Она возбудила в нем страсть, но она возбудила в нем и каким-то чудом подавляемую, взлелеянную ненависть к Мириам, превратившуюся в ненависть к женщинам вообще. Он знал, что стоит ему совокупиться с ней, как ее сходство с Мириам тут же сделает его бессильным.
Когда она принесла счет, полоснув его дразнящей улыбкой, которая показалась ему насмешкой превосходства, он произнес:
