Фред Варгас - Вечность на двоих
— В том-то и дело, что нет. Пойдите посмотрите, она правда спит. Можете говорить в полный голос. Ее ничто не разбудит, ибо она так решила.
— Все дело в преобразовании энергии, — разъяснил Данглар. — Она ею вертит как хочет.
— Нам от этого не легче, — заметил Адамберг.
— Может быть, они просто на нее пописали, — предположил Жюстен, севший рядом с комиссаром.
— На Ретанкур?
— На могилу, черт побери.
— Слишком муторно и дорого, чтобы просто пописать.
— Да, прошу прощенья. Я так просто сказал, чтобы развеяться.
— Я вас ни в чем не упрекаю, Вуазне.
— Жюстен, — поправил Жюстен.
— Я вас ни в чем не упрекаю, Жюстен.
— Впрочем, развеяться мне все равно не удалось.
— Развеяться можно только двумя способами. Поржать или заняться любовью. А мы сейчас не делаем ни того, ни другого.
— Я заметил.
— А если поспать? — спросил Вейренк. — Не развеешься?
— Нет, лейтенант, просто отдохнешь. Это разные вещи.
В наступившем молчании сторож спросил, может ли он уже идти. Да, может.
— Пока подъемное устройство здесь, надо положить плиту на место, — предложил Данглар.
— Не сейчас, — сказал Адамберг, все так же подпирая руками подбородок. — Посмотрим еще. Если ничего не найдем, вечером Наркотдел заберет у нас дело.
— Не будем же мы тут сидеть день и ночь только лишь в пику Наркотделу.
— Его мама сказала, что он не притрагивался к наркотикам.
— Ну, мама… — Жюстен пожал плечами.
— Вы что-то слишком развеялись, лейтенант. Мамам следует доверять.
Вейренк слонялся чуть поодаль, бросая время от времени заинтригованные взгляды на Ретанкур, которая и впрямь крепко спала. Иногда он что-то бормотал себе под нос.
— Данглар, попытайтесь разобрать, что там лопочет Новичок.
Майор с отсутствующим видом прошелся по дорожкам и, вернувшись, сел рядом с комиссаром.
— Вы уверены, что вам это интересно?
— Я уверен, что это поможет нам развеяться.
— Он бормочет приличествующие случаю стихи. Что-то о земле.
— Что именно? — обескураженно спросил Адамберг.
— «Напрасно жду ответ, к тебе, земля, взывая:
Невыносима ночь — конца ей нет и края.
Не знаю, это ты таишься или это
Я сам не слышу стон печального ответа?»
И так далее, я всего не запомнил. Автор мне неизвестен.
— Еще бы. Это его собственное. Он стихи печет как нечего делать.
— Любопытно, — сказал Данглар, наморщив высокий лоб.
— И как все любопытное — это у них семейное. Ну-ка, повторите мне стихи, капитан.
— Это не бог весть что.
— Зато в рифму. Что-то в этом есть… Прочтите еще раз.
Адамберг очень внимательно выслушал его и встал.
— Он прав. Земля все знает, а мы нет. Мы не способны ее услышать, в этом-то вся загвоздка.
Комиссар в сопровождении Данглара и Жюстена вернулся к могиле.
— Если звук есть, а мы его не слышим, это значит, что мы оглохли. Не земля нема, а мы никуда не годимся. Поэтому нам нужен специалист, переводчик, парень, который сумеет услышать пение земли.
— И как это называется? — обеспокоенно спросил Жюстен.
— Это называется археолог, — сказал Адамберг, вынимая телефон. — Или говнокопатель, если вам так больше нравится.
— И у вас такой есть в запасе?
— Есть. — Адамберг набрал номер. — Классный специалист по…
Комиссар запнулся, подыскивая слово.
— Ископаемым остаткам, — подсказал Данглар.
— Вот-вот. Именно он нам и нужен.
К телефону подошел старый циник Вандузлер,[8] полицейский в отставке. Адамберг объяснил ему в двух словах, в чем дело.
— Завал, тупик, аврал — правильно я понимаю? — усмехнулся Вандузлер. — Но герой победил дракона?
— Да нет, раз я позвонил. Не дразнитесь, у меня очень мало времени.
— Ладно. Кто из них вам нужен? Марк?
— Нет, первобытник.
— Он в погребе. По уши в каменном веке.
— Скажите ему: руки в ноги — и ко мне, на кладбище Монружа. Это срочно.
— Он бы вам ответил, что на глубине 12 000 лет до нашей эры ничего срочного быть не может. Матиаса ничто на свете не оторвет от кремневых орудий.
— Я оторву, черт побери! Если вы мне не поможете, Наркотдел получит от вас роскошный подарок.
— А, тогда другое дело. Я вам его пришлю.
XVI
— И что он сможет сделать? — спросил Жюстен, грея руки на чашке с кофе в каморке сторожа.
— То, о чем говорил Новичок. Заставит землю расколоться и выдать нам свой секрет. В ваших шестистопных завихрениях что-то есть, Вейренк.
Сторож с любопытством взглянул на лейтенанта.
— Он стихи сочиняет, — объяснил Адамберг.
— Когда такое вокруг творится?
— Именно когда такое вокруг творится.
— Бывает, — уступил сторож. — Но поэзия все только усложняет, ведь так? С другой стороны, если усложнить, может быть, станет яснее. А прояснив, мы все упростим. В итоге.
— Правильно, — удивился Вейренк.
Ретанкур уже присоединилась к ним, и вид у нее был отдохнувший. Комиссар разбудил ее, дотронувшись пальцем до плеча, только и всего — словно кнопку нажал. В окно ей виден был светловолосый великан, переходящий улицу, — одет весьма приблизительно, волосы до плеч, штаны подвязаны веревочкой.
— Вот и наш переводчик, — сказал Адамберг. — Он часто улыбается, но не всегда понятно чему.
Через пять минут Матиас уже стоял на коленях возле могилы и изучал почву. Адамберг знаком приказал своей команде молчать. Земля говорит тихо, надо быть начеку.
— Вы тут ничего не трогали? — спросил Матиас. — Никто не перекладывал стебли роз?
— Нет, — сказал Данглар, — в том-то и дело. Родственники покойной рассыпали розы по всей могиле, сверху положили плиту. То есть земли никто не касался.
— Стебель стеблю рознь, — сказал Матиас.
Ползая на коленях вокруг могилы, он быстрым движением коснулся по очереди всех роз и пощупал грунт в разных местах, словно ткач, проверяющий качество шелка. Потом, улыбнувшись, он поднял глаза на Адамберга.
— Видел? — спросил он.
Адамберг помотал головой.
— Некоторые стебли, стоит их задеть, отделяются от земли, а остальные в ней утоплены. Вот эти лежат на своем месте, — указал он на розы в нижней части могилы. — А верхние были сдвинуты. Видишь?
— Слушаю, — нахмурился Адамберг.
— Это значит, что тут копали, — продолжал Матиас, осторожно снимая стебли в изголовье могилы, — но только в одном месте. Потом увядшие цветы положили на холмик, чтобы замести следы. Но это все равно заметно. Ты вот сдвинешь стебель розы, а тысячу лет спустя об этом все равно узнают, понял?
Адамберг ошарашенно кивнул. Получается, тронь он сегодня тайком и под покровом темноты лепесток какого-нибудь цветка, через тысячу лет такой вот Матиас вычислит его. Мысль о том, что все его жесты оставляют несмываемый отпечаток в Истории, встревожила комиссара. Но он быстро успокоился, взглянув на Матиаса, который, вынув из заднего кармана мастерок, ласково протирал его пальцами. Такие парни на дороге не валяются.
— Трудно придется. — Матиас скривился. — Яму сразу засыпали той же землей, и границы не видно. Рыть-то они рыли, только где?
— Ты не сможешь ее найти? — вдруг забеспокоился Адамберг.
— Глазами — нет.
— А как?
— Пальцами. Когда нельзя увидеть, можно почувствовать. Просто времени уйдет больше.
— Что почувствовать? — спросил Жюстен.
— Границы ямы, стык между краем и насыпью. Земляной шов на месте склейки. Он есть, просто надо его обнаружить.
Матиас провел рукой по гладкой поверхности земли. Потом словно зацепил ногтями невидимую трещинку и медленно стал продвигаться по ней. Сосредоточив все чувства в кончиках пальцев, он почти не смотрел вниз, словно слепец, опасающийся, что несовершенство зрения может помешать его поискам. Так, постепенно, он нарисовал неровную окружность в полтора метра диаметром и обвел ее мастерком.
— Вот оно, Адамберг. Я сам возьму лопату, чтобы пройти точно по стенкам раскопа, а твои ребята будут выносить землю, так мы быстрее управимся.
На глубине восьмидесяти сантиметров Матиас распрямился, снял рубашку и провел рукой по стенкам ямы.
— Не думаю, что твой землекоп тут что-то спрятал. Мы и так уже слишком глубоко зашли. Он рыл до гроба. Их было двое.
— Точно.
— Один копал, второй опоражнивал ведра. На этой глубине они поменялись ролями. Все копают по-разному.
Матиас снова взялся за мастерок и нырнул в яму. Ведра и лопаты они одолжили у сторожа. Вейренк и Жюстен выносили грунт.
Матиас протянул Адамбергу серые камешки.
— Закапывая яму, они занесли сюда камешки с аллеи. Они устали и лопату стали вонзать по наклонной. Ничего не спрятали. Тут все чисто.
Молодой человек продолжал рыть еще в течение часа, прервав молчание только два раза, чтобы объявить: «Они снова поменялись ролями» и «Они перешли с заступа на кирку». Наконец Матиас поднялся, облокотившись о край ямы, которая была ему уже почти по грудь.
