Дерек Картун - Явочная квартира
— Согласен. Что я могу сделать?
— Полагаю, вы не работаете на "Пти галуа"?
Шабан усмехнулся, покачав головой:
— Я пока не голодаю, но если бы такое и стряслось со мной, сотрудничать с этой газетой не стал бы.
— Меня интересует то, что они пишут о спецслужбах, — сказал осторожно Баум, — Как правило, все это чушь, но иногда появляется кое-что нам во вред. У них есть какие-то источники — сообщают им то ли целые истории, то ли элементы, из которых они лепят свои истории. Мне необходимо побольше разузнать об этих источниках.
— Но я с этим совершенно незнаком.
— Я так и думал. И все же — вы знаете журналистский мир, его правила, обычаи и всякое такое. Попробуйте что-нибудь узнать, пользуясь вот этим.
Баум достал из кармана листок бумаги, протянул собеседнику через стол:
— Список сотрудников газеты — я его составил согласно подписям под материалами. Вы видите — тут фамилии, но есть и одни только инициалы. Меня интересуют две вещи: кем подписаны статьи, имеющие отношение к секретным службам, и кто скрывается за инициалами.
— Тут придется пересмотреть все картотеки в самой редакции — жуткое дело…
— Беседы с вашими коллегами тоже могут кое-что прояснить.
— Есть у меня один знакомец, забавный тип, моральные принципы как у голодного хорька. Иногда подрабатывает ночным дежурным редактором в "Пти галуа". С ним я и побеседую.
— Отлично.
— Чего не сделаешь ради Франции! — вздохнул Шабан. Баум ответил широкой улыбкой, и собеседники, пожав друг другу руки, разошлись.
В конторе Баума ожидала записка от мадемуазель Пино. Некий А. У. звонил из Лондона и просил перезвонить. Разговор с Артуром Уэдделом оказался коротким.
— Меня попросили пригласить тебя на завтрашнюю встречу ровно в десять. Наш директор полагает, что тебе полезно будет поприсутствовать.
— Больше ничего не скажешь, Артур?
— Я выполняю поручение.
— Ладно, я приеду.
— Пришлем за тобой машину в Хитроу. Рекомендую рейс восемь с чем-то, прибудешь в девять.
— Спасибо.
Не то, что в прошлый раз, — теперь, может, и чашечку кофе предложат что-то им от него нужно.
Встретил его в аэропорту сам Артур Уэддел. Стоя на тротуаре, приятели ожидали, пока девушка-водитель выведет машину со стоянки.
— Так в чем дело? — спросил Баум.
— Наши американские друзья проявили интерес.
— Чего же они в Париже его не проявили?
— Думаю, им кажется, что ты охотнее пойдешь на сближение, если использовать нас как посредников.
— И кого я увижу?
— Моего начальника.
— И…
— Хаагленда.
Баум не нашел, что сказать. Машина все не появлялась, люди вокруг толпились в очереди на такси, холодный ветер мел по открытому пространству и вдоль домов.
— С Хааглендом встречаться не собираюсь, — произнес, наконец, Баум.
— Он будет в десять, — голос Уэддела звучал виновато.
— Меня, стало быть, пригласили в Англию только ради этого деятеля.
— У нас с ЦРУ отношения непростые.
— Все. Возвращаюсь домой.
— Дорогой Альфред, на мой взгляд это неразумно. Хаагленд говорит, что у него есть ключ к котовскому сценарию.
— Какой ещё ключ?
— Не сказал, для тебя приберег.
— По опыту знаю: если этот тип и расскажет, то за услугу потребует куда больше.
— Посмотрим, — вздохнул Артур Уэддел.
Машина, наконец, подъехала, и скоро они уже катили в Лондон по забитому транспортом шоссе.
На Гоуэр стрит на сей раз Баума ожидал весьма теплый прием: в кабинете генерального директора были расставлены стулья вокруг стола и на одном из них восседал в непринужденной позе приличный с виду и даже привлекательный мужчина. Серый костюм, светло-зеленая рубашка, галстук в тон. Базз Хаагленд, собственной персоной.
— Рад вас видеть, Баум.
По-французски Хаагленд говорил отлично.
— Кофе, дорогой коллега? — генеральный директор тоже непрочь блеснуть своим французским.
— С удовольствием, — отозвался Баум, не выказывая при этом никакого удовольствия. Раз уж его сюда попросту заманили, то с какой стати демонстрировать доброжелательность?
Расположившись с кофейными чашками за столом, гости и хозяин уставились друг на друга. Генеральный директор откашлялся, как бы давая сигнал, что пора приступать к трудному разговору.
— Хотелось бы знать, — произнес он наконец, — как идет допрос этого русского.
— Медленно и трудно, — ответил Баум.
— Может, расскажете подробнее? — высказал надежду генеральный директор.
— Полагаю, это преждевременно. — Баум сделал паузу, будто раздумывая. — Да, господа, к сожалению, преждевременно.
— У нас есть информация, будто Котов катит бочку на одного из ваших министров. — Хаагленд сказал как раз то, что Баум рассчитывал услышать.
— Из какого источника поступила информация?
— У меня нет полномочий это обсуждать.
— Ну а я не уполномочен обсуждать данные, полученные во время допроса, если дело ещё не закончено. — Баум приветливо улыбнулся Хаагленду, — Сами понимаете, тут могут возникнуть кривотолки.
— Наш источник даже имя назвал, — сказал Хаагленд, будто не слыша Баума. Тот повернулся к генеральному директору:
— Боюсь, вы сочтете меня чересчур любопытным, но я все же спрошу: что случилось после моего последнего визита, почему вдруг так заинтересовались Котовым британцы и американцы? В прошлый раз у меня сложилось впечатление, что Лондон просто хочет отпихнуться от этого дела.
— Дорогой друг, что могло привести вас к такому ошибочному выводу? Баум перехватил извиняющийся взгляд Артура Уэддела: стыдно ему за свое начальство.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь. Но если у американцев есть свой интерес в деле Котова, то они приехали бы в Париж. Я, конечно, люблю Лондон, но…
Он не счел нужным продолжать.
— Нам известно имя, — гнул свое Хаагленд, — А вы это имя знаете, Баум?
— Котов пересказывает тексты, воспроизведенные по памяти, и сообщает клички агентов. Никаких имен.
— Но есть же доказательства, Баум. Разве у него нет материалов, указывающих на определенное лицо?
— Только косвенные улики, мы их проверяем.
— Ну и как?
— Есть прогресс.
Хаагленд осторожно отодвинул в сторону свою чашку, будто собираясь наброситься на Баума через стол.
— Мы хотим иметь доступ к этим данным. Мне поручили сказать, что они крайне необходимы, и мы стремимся заполучить их именно на этом этапе, чтобы избежать обращений выше, по начальству. А также всякой шумихи.
— Хотите сказать, что если не получите желаемого, то предадите дело огласке?
— Это было бы выкручивание рук, я в такие игры не играю. Но сами знаете — если пойдешь к начальству, то огласка неизбежна, всякие там утечки информации, кампании в прессе. Нужно вам это?
— Допустим, я назвал бы имя — вы же не думаете, что я сделаю это прежде чем услышу, кто ваш осведомитель.
— На такие условия согласен, — сказал Хаагленд.
— Что касается доступа к сведениям, которые сообщает Котов — вы в свое время получите его живьем, он только и мечтает попасть в Штаты. Вот тогда и допрашивайте его о чем хотите, кое-что интересное для вас у него найдется.
— Вашингтон хочет знать сейчас.
— А помните, когда мы хотели получить доступ к Носенко? Нам два года твердили, что, мол, рано… Котова, я думаю, вам так долго ждать не придется.
— Давайте договариваться, — предложил Хаагленд, — Сторгуемся как-нибудь.
— Имя на имя.
— Идет.
Баум покачал головой.
— Тут, боюсь, возникает проблема. — Выражение его лица оставалось доброжелательным, но голос стал жестким. Его сотрудникам известен был этот признак: железный кулак в бархатной перчатке.
— В чем проблема, Баум? — Хаагленд поигрывал кофейной ложечкой, изображая небрежность. О нем говорят, что жульничает в покер.
— А в том проблема, Хаагленд, что лично я вам не доверяю. И французская контрразведка не доверяет — это ещё важнее. Вы ведь не захотите, чтобы я здесь объяснял, какие у нас основания? Сами не хуже меня знаете…
Хаагленд уронил ложечку на блюдце, звяканье как бы поставило восклицательный знак в конце тирады Баума.
— Дело обстоит так. — Хаагленд как бы не услышал сказанного, — Первое — у нас есть источник с той стороны, верно? Второе — у вас есть Котов, заявляющий, что в вашем правительстве действует агент русских. Третье вернувшись в Париж, вы, конечно, обсудите это в своей конторе. А если слух дойдет до ушей того самого агента? Тогда мой источник, считайте, сгорел. Выходит, как ни кинь, все клин. Предоставлю я сведения, которые помогут вам изобличить агента, — плохо, а не сделаю этого и агент останется невредим…
Во время своей речи Хаагленд постукивал ложечкой по краю чашки, а в конце снова уронил.
— Но все же давайте попробуем договориться.
