Билл Видал - Смертельное наследство
Приятели Тома из сферы банковского бизнеса — за исключением Ленгленда — были, как и сам Клейтон, обязаны своими успехами только самим себе. Они много работали и много зарабатывали. Друзья Кэролайн представляли собой совсем другой человеческий тип. Они отлично проводили время, не мучая себя вопросами работы и карьеры, ибо о благосостоянии этих людей уже позаботились их предки. Тому понадобилось некоторое время, чтобы понять, что какая-нибудь старинная картина или столовый прибор, хранящиеся на чердаке в одной из родовых усадеб, могут стоить больше, чем все его, так сказать, авуары. Но Клейтон понимал, что, даже будучи вполне обеспеченным человеком, он не стал бы вести жизнь, подобную той, что так по душе приятелям Кэролайн.
Однако чем бы Том тогда стал заниматься, если бы бросил банковское дело? Что еще он умеет делать?
Оставив свой собственный вопрос без ответа, Клейтон вновь принялся размышлять о загадочном цюрихском счете.
Прилично окончив Гарвард, Том устроился в банк «Соломон в Нью-Йорке». Ему там понравилось. Зарплата была хорошая, работа — интересная и необременительная, а клиенты, с которыми он имел дело, доброжелательные и свойские. Он трудился в том банке восемь лет, прежде чем получил предложение, связанное с его нынешней работой. До этого времени Тому уже доводилось бывать в Европе — он до сих пор хорошо помнил свой первый визит в Хенли-он-Темз летом 1978-го, — и Старый Свет очень ему приглянулся, в особенности Англия. Что удивительно, в Ирландии он не был и традиционное для каждого американца с ирландскими корнями ознакомительное путешествие в страну предков так и не совершил. С другой стороны, вопрос происхождения и корней никогда особенно Тома не занимал. Он считал себя американцем с Восточного побережья и под другим углом никогда себя не рассматривал.
Теперь Тому предстояло поехать в Ирландию, что он твердо обещал Тессе. И в этой связи Клейтон задался очень неприятным для себя вопросом: уж не имеет ли отношение цюрихский счет к ирландскому «общему делу»?
Поезд остановился на «Ливерпуль-стрит», и Том снова оказался в столь хорошо знакомой ему части города. Летящей походкой он вошел в родной банк и, выслушав приветствия от лифтеров и обслуживающего персонала, поднялся на свой этаж и направился в оперативный зал, раздвинув при входе двустворчатые дубовые двери.
— Том! — воскликнула Люси, секретарша отдела, вскидывая руку, чтобы привлечь его внимание. — Жена на третьей линии!
Вот так. Никаких тебе «здравствуйте» и «как поживаете, мистер Клейтон», каковыми словами обычно приветствуют уважаемых людей в адвокатской конторе или, скажем, в издательстве. В том мире, где жил и работал Том, более всего уважали деньги. Здесь персонифицировали сделки, а не сотрудников, которые в силу своей деятельности часто уезжали, сменялись и вообще редко сидели на одном месте, а потому как бы не имели индивидуальных черт. Иными словами, их почти не замечали. Подняв большой палец правой руки в знак того, что информация принята к сведению, Том, так и не сняв пальто, прошел к рабочему месту и нажал на третью кнопку на пульте.
— Ну? — с придыханием осведомилась Кэролайн. — Ты получил что хотел?
— Да!
— Сколько? — Владевшее женой сильнейшее волнение прорывалось даже в коротких вопросах, которые она задавала.
— Весьма значительную сумму, — сказал Том деловым «банкирским» голосом, памятуя, что в зале есть уши.
— Какая изысканная фраза! — бросил Владимир Крейц, не отрывая глаз от дисплея своего компьютера.
— Это я и хотела услышать! — вскричала Кэролайн, возбуждение которой увеличивалось с каждой минутой.
— Не одна ты. — Том бросил косой взгляд на сидевших рядом коллег.
— Правильно, Том. Так нам и надо. Если хочешь, можешь нарочно упомянуть мою фамилию. — И Крейц залился смехом, продолжая, впрочем, фиксировать взглядом колонки постоянно обновлявшихся на дисплее цифр, характеризовавших положение дел на рынке.
— Могу предложить тебе следующее, — сказал Том достаточно громко, чтобы его мог слышать Крейц, и достаточно жизнерадостно, чтобы Кэролайн поняла намек, — позвони в известное тебе место и договорись о встрече для обсуждения условий сделки.
Кэролайн секунду хранила молчание, а потом, поскольку опасалась даже малейшего недопонимания в этом вопросе, осведомилась:
— Ты ведь тот дом имеешь в виду, не так ли?
— Именно это я имею в виду. Полагаю, что мы сможем подписать все необходимые документы уже на следующей неделе.
— Томас Клейтон! — воскликнула Кэролайн. — Я люблю тебя.
— Если принять во внимание сумму, о которой мы говорим, — со значением сказал Том, — то меня просто нельзя не любить.
— Ах ты, сукин сын! — с завистью вскричал Крейц.
— Возвращайтесь домой, молодой человек, — сказала Кэролайн елейным голосом, — и у вас не останется в этом смысле никаких сомнений.
— Очень надеюсь, что не буду разочарован. — И Том повесил трубку.
Гринхольм потребовал от Тома подробный отчет о поездке в Цюрих. Для Клейтона это сложности не представляло. Он начал отслеживать положение швейцарского франка еще за несколько недель до смерти отца. Официальными и неофициальными путями. И знал, что в Швейцарии и впрямь открывается окно больших возможностей, особенно в случае ослабления фунта стерлингов. Если фунт упадет хотя бы на пять процентов, в чем Том ни капли не сомневался, на швейцарских франках можно будет нажить целое состояние. И он запросил под этим соусом у Гринхольма десять миллионов, чтобы сделать прибыль на разнице. Гринхольм дал Тому двадцать пять, и он начал играть на понижение фунта.
Между делом проверил счета компании «Таурус», но перевода из Цюриха не обнаружил. Что ж, не сегодня, так завтра. Том еще раз мысленно возблагодарил свою счастливую звезду и подумал о Ленгленде. Он с ним познакомился в Гарварде. Ленгленды когда-то были очень богаты, но отец Джефа ухитрился спустить все огромное семейное состояние меньше чем за пятнадцать лет. Яхты, особняки, скаковые лошади и многочисленные приятели из числа любителей покутить за чужой счет в немалой степени этому способствовали. Том очень удивился, когда в первом семестре узнал, что Ленгленд проходит курс обучения бесплатно как малоимущий. Возможно, руководство университета просто не могло не принять этого парня, учитывая его знаменитую фамилию.
Жить с Ленглендом в одной комнате было весело: у него имелось множество знакомых из высших слоев общества, а вечеринки, которые он устраивал, привлекали взоры всего факультета. Но годы шли, а Джеф словно отказывался взрослеть. Работу он, конечно, нашел без особого труда: банкиры с Уолл-стрит предпочитали брать на работу молодых людей с известными фамилиями. Но подняться на самый верх ему было не по силам. Том знал об этом, да и сам Джеф тоже. В банкирском царстве-государстве главный двор находился в Нью-Йорке, а двор номер один — в Лондоне. Швейцария считалась младшим игроком, но направленному сюда Джефу Ленгленду это место в общем-то подходило. Хорошая зарплата, сокращенный рабочий день и возможность проводить уик-энды, катаясь на горных лыжах, весьма ему импонировали. Через два или три года его должны были перевести в Брюссель или Франкфурт, а с течением времени отправить на родину, где он мог бы, занимая тепленькое местечко, проводить время в покое и достатке, дожидаясь пенсии.
Однако его воспоминания о бесшабашной молодости все никак не тускнели, и, когда Том Клейтон, которого Джеф считал финансовым гением, начал играть на валютной бирже, Ленгленд присоединился к нему, рассчитывая с его помощью сделать серьезные деньги и вернуться к прежней развеселой жизни.
Но потом дела пошли плохо, и Джеф начал давать слабину. Том испытывал к нему жалость — как-никак Ленгленд потерял на этих спекуляциях все свои сбережения, — но одновременно злился на него. Все-таки Джеф получил финансовое образование, работал в банке и с самого начала должен был понимать, какие риски встречает на своем пути биржевой игрок.
В семь часов Клейтон почувствовал, что сыт работой по горло. Но прежде чем уйти из банка, Том позвонил Дику Суини. Ему сказали, что адвокат уехал из страны и вернется не ранее понедельника.
Потом он позвонил Кэролайн, сказал, что уже выходит, и немного поговорил с ней о том, где они будут обедать и что закажут из еды и напитков.
Они договорились встретиться в восемь часов в ресторане «Ле каприз», где Кэролайн пообещала зарезервировать столик.
Когда Том добрался до Сент-Джеймса и вошел в ресторан, Кэролайн уже сидела в заполненном посетителями баре, потягивая марочное шампанское «Вдова Клико». Увидев его, она расцвела в улыбке; он поцеловал ее в щеку.
— Ты действительно получил эти деньги? — взволнованно спросила Кэролайн, наклоняясь к мужу, когда последнему удалось наконец протиснуться к ней в переполненном баре и расположиться рядом.
