Дэвид Тейлор - Тайны Истон-Холла
Глава 6
НЕПОВТОРИМАЯ ИСТОРИЯ МИСТЕРА ПЕРТУИ
Есть люди, чья жизнь окутана тайной. Как добывают они себе хлеб насущный? Это неведомо никому. Тем не менее они всегда элегантно одеты, их видят стремительно выходящими из своих экипажей или направляющимися в собственную ложу у Эстли.[14] Вполне вероятно, даже жены не представляют, что мужья делают по утрам, с кем водят компанию и когда ждать их возвращения к домашнему очагу. Они бывают в опере, на скачках, на матчах по боксу и вообще на всех великосветских собраниях, которые устраивает для своих граждан старая веселая Англия, однако же друзья, находящиеся с ними, так же загадочны, как и они сами. Их отсутствие — если представить себе, что они перестали появляться на таких зрелищах, — практически не было бы замечено, ибо поблизости от них нет никого, кто мог бы это сделать. Время от времени они затевают судебные тяжбы и выигрывают их, заседают в парламенте, самым живым образом участвуют в работе патентных бюро, ни на йоту не открывая при этом своей тайны. И сограждане могут сталкиваться с ними хоть двадцать лет подряд, так и не составив внятного представления об их характере, взглядах, темпераменте.
Мистер Пертуи — из таких людей. Во времена, к коим относится мой рассказ, ему было лет пятьдесят, но ни школьных, ни университетских однокашников у него не наблюдалось и на мессе в приходской церкви тоже рядом не стоял никто, кто мог бы подтвердить его возраст. Итак, это был мужчина лет пятидесяти, высокого роста, с выдающейся вперед челюстью, все еще черными, как вороново крыло, волосами и жестким взглядом, свидетельствующим о том, что этот человек никому не позволит нарушить планы, в осуществлении которых он законным образом участвует. Поскольку в минуты эмоционального подъема в голосе его начинали звучать несколько необычные интонации, считалось, что мистер Пертуи некоторое время жил на континенте — возможно, даже родился там, но, как и в случае с возрастом, это чистые догадки. Что касается иных характеристик, по которым обычно определяется социальный статус человека, — сказать почти нечего. У него был дом в Кенсингтоне, но, по общему мнению, там он бывал редко, а друзей предпочитал приглашать либо в ресторан, либо в театр. Существовала некая миссис Пертуи — по крайней мере сам он называл эту даму по имени, — однако же никто ее не видел. Что касается родословной, профессии, а также того, какие вороны его кормили,[15] — темно как в яме. И тем не менее завсегдатаи клубов и салонов, те, кто если и не знал его лично, то по меньшей мере слышал о существовании, поговаривали, что человек он славный и себе на уме.
Но все-таки нельзя же половину сознательной жизни провести в аристократическом обществе, пусть даже и на его задворках, так, чтобы не нашлось хоть одного-двух неопровержимых фактов. Опыт мистера Пертуи это подтверждает. Известно о нем было чрезвычайно немного, но кое-какие сведения, однако, просочились наружу, и этого оказалось достаточно для того, чтобы знакомые мистера Пертуи отнеслись к нему с некоторой настороженностью. Десять лет назад его имя фигурировало в коммерческих справочниках — он значился там как брокер, имеющий контору на Памп-Корт, которую он делил с компаньоном, неким мистером Фэрделом. Об этом самом Фэрделе известно еще меньше, чем о его партнере, но его имя попало на первые полосы газет. Короче говоря, однажды утром мистера Фэрдела обнаружили мертвым в тупике неподалеку от Памп-Корт. Ему проломили череп тупым предметом: то ли свинчаткой, то ли дубинкой — по крайней мере так утверждал капитан Мактурк из городской полиции, прибывший на место печального происшествия. Поначалу выдвигалось предположение, будто убийство осуществлено с целью грабежа, но уже после самого беглого осмотра трупа выяснилось, что все на месте — и бумажник, и бриллиантовая заколка для галстука, и золотые часы. Даже палка с серебряным набалдашником и та валялась рядом с телом.
По всему выходило, мистера Фэрдела подстерег в темном углу — по заключению врачей, смерть наступила между часом и двумя ночи — какой-то враг, возможно, отомстивший ему за что-то. Но биография мистера Фэрдела, изученная капитаном Мактурком самым тщательным образом, свидетельствовала о том, что этот человек вел на редкость безгрешный образ жизни. Любой священник, по словам инспектора, порадовался бы, услышав надгробные панегирики усопшему. На том можно было бы и покончить с этим делом, если бы не заявление, сделанное несколько месяцев спустя неким господином, который находился за границей, а в Англию вернулся недавно и только сейчас узнал об убийстве.
Этот человек утверждал, что, прогуливаясь вечером накануне убийства — было, по его словам, очень поздно — в районе Памп-Корт и проходя мимо конторы Пертуи и Фэрдела, он услышал доносящиеся изнутри громкие голоса. В ту пору многие из имевших дело с этой брокерской фирмой поговаривали, что совладельцы уже довольно долго не могут прийти к согласию относительно ряда вопросов, связанных с ее деятельностью. Клерк, вызванный к капитану Мактурку для дачи показаний, заявил, что накануне убийства стал свидетелем горячего спора между совладельцами, разгоревшегося прямо у входа в контору, и видел, как мистер Пертуи в ярости сотрясает кулаками прямо за спиной удаляющегося партнера. Все это, конечно, весьма подозрительно, однако недостаточно для каких-либо выводов.
Мистер Пертуи, подвергнутый ряду допросов, был сама любезность. Да, конечно, у него с покойным партнером, чьей доли в совокупном капитале фирмы ему весьма не хватает, были свои разногласия. Да, верно, в тот день у них произошла ссора. Да, накануне гибели мистера Фэрдела они допоздна засиделись в конторе. Но бесспорно также и то, что между часом и двумя ночи, и более того — с одиннадцати вечера, он, Пертуи, играл в карты в своем клубе на Хай-Хилл — весьма уважаемом заведении. И с полдюжины его партнеров, людей весьма достойных, могут подтвердить под присягой, что он ни разу не выходил из комнаты.
На этом, казалось бы, можно закрыть дело. Капитан Мактурк заявил, что мистер Пертуи убедил его — более или менее — в своей невиновности. Фирма на Памп-Корт еще несколько месяцев продолжала свою коммерческую деятельность, а потом закрылась, и на протяжении последующих пяти-шести лет о мистере Пертуи ничего не слышали. Поговаривали, что он занялся финансовыми спекуляциями на континенте — одни называли Лейпциг, другие Прагу, — но что за ними стояло, в Лондоне никто толком не знал. Кое-кто — возможно, из тех, кто играл с мистером Пертуи в вист в ночь накануне трагедии, — утверждал, что с ним обошлись очень дурно, возвели на него гнусную клевету с целью опорочить ни в чем не повинного человека, — но это были лишь отдельные голоса. Мистер Пертуи вновь появился на публике (вернувшись то ли из Вены, то ли из Праги, а может, из какой еще европейской столицы) уже в новом качестве — владельца конвейерного производства, которое, по слухам, могло произвести революцию в области коммерческой инженерии. Как именно это удалось мистеру Пертуи и откуда взялись деньги, никто в точности не знал, но спустя непродолжительное время дела его пошли в гору. Но затем опять возник некий господин, инженер по профессии, каковым мистер Пертуи не был, и заявил, что последний в ходе совместной работы на севере Англии — смошенничал? обманул партнера? подделал патент? присвоил чужую идею? В общем, с юридической точки зрения дело оставалось темным, но те, кто разбирается в таких вещах, в один голос говорили, будто повел себя мистер Пертуи весьма недостойным образом. Последовал дорогостоящий суд; итоги его оказались не вполне удовлетворительными как для мистера Пертуи, так и для его бывшего партнера, и дело лопнуло. Все это произошло четыре года назад, и с тех пор о том, где находится мистер Пертуи, было известно не больше, чем о местопребывании исследователя Арктики, капитана Франклина.
Между тем в это самое утро — дело происходило в начале года, было сыро, дул сильный ветер — мистера Пертуи можно было обнаружить в его собственной конторе, расположенной в скромном лондонском районе Картер-лейн. Контора тоже не отличалась роскошью — всего-навсего одна комната с двумя придвинутыми один к другому столами и толстым, неряшливо одетым клерком, который, сидя в углу, полировал ногти ножом для разрезания бумаги. Тем не менее вид у мистера Пертуи был такой, словно вершит он тут великие дела. В окне, выходившем на узкую улочку, на фоне городского пейзажа царил огромный купол собора Святого Павла. Развалившись на стуле и раскачиваясь на нем так, что, казалось, вот-вот перевернется и растянется на пыльном полу, мистер Пертуи вполне сардонически поглядывал на собор, словно говоря, что видит всех насквозь и никакими размерами, никакой торжественностью его не проведешь. Клерк, который вел себя по отношению к мистеру Пертуи несколько фамильярно — что вообще-то не характерно для служащих Сити, — закончил возиться с ногтями и швырнул нож на стол. Тот угрожающе задребезжал и целых полминуты не мог прийти в состояние покоя.
