Антон Фарб - Глиф
— Правильно, — опять кивнула Ника.
— В принципе, ничего особенного не произошло, если не считать того, что все рисунки появились практически одновременно, а исполнители — те, что нам известны, — никак не связаны между собой. Их — исполнителей — объединяет только мотивация поступков. Все они искренне полагали, что играли в некую игру, и нанесение рисунка было частью этой игры. Заданием.
— Стоп. Не игру. Игры. Мы играли в автоквест, а Рома с товарищами — во что-то другое.
— Принимается.
— И кого еще из участников вы знаете?
— Милиция задержала трех скинхедов у синагоги. Скинхеды оказались не настоящие, обычная уличная шелупонь. Тоже, можно сказать, играли. В нациков.
— Про этих я знаю, — сказала Ника, — Радомский рассказывал. А остальные? Кто разукрасил собор и костел?
Вязгин покачал головой.
— Эти пока не попались. Но мы работаем над этим.
— Мы?
— Ника, давайте разделим цели. Я займусь исполнителями — у меня для этого больше ресурсов, а вы — глифами.
— Чем-чем? — не поняла Ника.
— Глифами. Так Ромчик называл эти рисунки, — Вязгин пододвинул к ней фотокарточки. — Мне удалось из него вытянуть что-то про онлайновую игру, а потом он замкнулся. У парня сейчас сложный период…
— И вы хотите, чтобы я его разговорила? — уточнила Ника.
— Как вариант, — Вязгин пожал плечами. — Радомский считает, что в этих рисунках — глифах — есть какой-то смысл. И он почему-то уверен, что ваш дед с этим связан. Вы уже установили с ним контакт?
— Пока нет, — Ника задумчиво помешала ложечкой чай.
В мозаике Вязгина не хватало еще одного элемента: повесившегося Чаплыгина, чье полотно осквернили вандалы в библиотеке. Как там дед написал? «Мой старинный приятель»? Ну-ну… Поразмыслив, Ника решила этой информацией пока не делиться. Радомский ведь тоже был не конца откровенен, так и не объяснив толком, в какой такой области он сотрудничал с дедом и откуда у фотографа Загорского взялись идеи насчет маркетинга?
— Вам эти рисунки о чем-то говорят? — спросил Вязгин.
— Нет.
— Я так и думал. Вот, возьмите, — Вязгин протянул ей визитку.
Визитка была отпечатана на угольно-черном картоне, претенциозными золотыми буквами. «Мадам Анжела, визионер и медиум», — удивленно прочитала Ника.
— Это кто?
— Она может проконсультировать вас по поводу символов, — с едва уловимой кислинкой в голосе объяснил Вязгин.
— А так же их эзотерического значения, — с издевкой кивнула Ника. — Вы это серьезно?
Вязгин вздохнул.
— Это подруга жены Радомского, — сказал он. — Позвоните ей, она не так глупа, как хочет казаться. Может быть, она действительно что-то знает… Скажите ей, что консультацию мы оплатим.
— Почему бы и нет… А что насчет Ромчика? Я бы скорее переговорила с ним.
— Сегодня не выйдет. Домашний арест и чтение морали. Завтра я отвожу его в школу, уроки заканчиваются, — Вязгин сверился с блокнотом, — в три пятнадцать. Потом могу привезти его к вам.
— Не надо. Лучше я подъеду к школе. Я бы хотела поговорить с ним наедине.
— Не вопрос…
Ника еще раз перебрала карточки. Хуже всего получился крест на площади — похоже, снимали с крыши или с вертолета рисунок почти затерялся на пегом черно-белом асфальте. Телецентр, костел и синагога были запечатлены почти в упор, видна каждая завитушка. А вот собор сфотографировали метров с пяти…
— Скажите, — подобралась Ника, — а когда это было снято? Собор?
Вязгин нахмурился и опять достал блокнот.
— Вчера вечером, в половине десятого, — сообщил он. — Журналистка с местного телевидения проявила инициативу и начала собственное расследование. Мы уже взяли ее под свое крыло…
— Угу, — Ника разглядывала снимок.
Она была на этом месте полчаса назад. Стена, рисунок, один-единственный нищий. Старик. Тот самый. Тот, да не тот: пиджак, медали, подвязанный рукав, короткие бриджи… но обе штанины были тоже завязаны узлом.
Еще вчера вечером старик был безногим.
4
— Ну ты дебил… — Ромчик сам не до конца понял, восхищение в его голосе прозвучало или осуждение.
— Я теперь в Игре! — гордо сказал Клеврет. Даже на слух было понятно, что слово Игра следует не только писать, но и произносить с большой буквы. — Дороги назад нет.
Татуировка на его предплечье была совсем свежая, кожа еще не успела отойти и сохраняла красновато-лиловый оттенок.
— Че это хоть значит? — спросил Ромчик, разглядывая странную закорючку.
— Тебя родители не убьют?
— Могут, — чуть скис Женька. — Но они пока не видели…
— Когда ты успел-то?
— Вчера, после школы. Кстати, тебя где вчера носило?
Теперь уже Ромчик погрустнел. Вспоминать вчерашние разборки было противно и гадко. Мама истерила, рыдала и живописала ужасы колонии для малолетних, а отец… Отец был в своем репертуаре. Большой босс. Домашний арест, строгий надзор, под конвоем в школу, под конвоем домой. Шаг влево, шаг вправо… И фиг ли толку, если на первой же переменке, сразу после химии, Клеврет отозвал Ромчика в сторону и опять заговорил про Игру?
— Слушай, Женька. Давай без дураков. Ты знаешь правила Игры?
— Да нет в ней никаких правил, — загорячился Клеврет. — В этом-то и весь кайф!
— Ладно, — Ромчик рассудительно кивнул. — А цель? Нахера все это — глифы, граффити, беготня по ночам?
— Цель Игры — понять.
— Что — понять?
— Все. В том числе — смысл и назначение глифов.
Оп-па. Рекурсия, однако. Логическая петля. Ромчик вздохнул и развел руками.
— Но это же бред… — попытался он донести до Клеврета капельку здравого смысла.
— Это не бред! — обиделся Женька. — Это Игра. У нее свои законы. И своя логика. И вообще — ты либо в Игре, либо вне Игры. Определяйся.
Тут прозвенел звонок, и следующие сорок пять минут Ромчик мог спокойно определяться — Вере Галактионовне, учительнице литературы, было уже под восемьдесят, и уроки она вела чисто автоматически, не отвлекаясь на учеников.
В принципе, Ромчик ко всякого рода играм относился достаточно прохладно. Компьютерные ему быстро надоедали, к картам-шахматам-домино и прочей настольной лабуде он склонности вообще не имел (хотя отец когда-то пытался научить его преферансу и покеру — это было давно, когда Радомский-старший еще относился к Ромчику как к сыну, а не как к подчиненному), а занявшись истфехом, пару раз выезжал с тусовкой на полигонки. Последнее было даже забавно — днем, потому что по вечерам все сводилось к распитию водки у костра. Потом Клеврет подсадил его на форум любителей PBEM, и какое-то время Ромчик активно ходил за разные партии, временами поражаясь, насколько неадекватными бывают игроки и, в особенности, мастера.
В Игру без названия, но с большой буквы, он влез скорее случайно, ведомый не столько азартом, сколько обидой на родителей. Ромчик не любил, когда ограничивали его свободу.
И чем это закончилось?
Попаданием в ментовку и продлением домашнего ареста на неопределенный срок.
Зашибись.
Когда же до них дойдет, что чем сильнее они хотят меня контролировать, тем меньше у них будет получаться?
В задницу домашний арест!
— Я в Игре, — сообщил Ромчик Клеврету на большой переменке. — Что я должен делать?
— Молодчина! — хлопнул его по плечу Клеврет и зашептал таинственно. — Сегодня я должен забрать инструкции…
— Где и когда?
— Узнаешь. После школы.
— Не выйдет, — Ромчик вздохнул. — За мной заедут сразу после седьмого урока. Надо будет свалить пораньше.
— Значит, свалим. Игра важнее!
Надпись на зеленом заборе извещала всех заинтересованных лиц о том, что данный девятиэтажный дом строится компанией «Радомбуд» с позапрошлой весны и планируется к сдаче прошедшим летом. Компания «Радомбуд» приносила извинения за причиненные горожанам неудобства и указывала номера телефонов, по которым можно связаться с маклерами — стройка замерла около года назад (кризис!) на уровне четвертого этажа, но практически все квартиры были распроданы, даже существовавшие пока лишь в виде проекта… Владельцы энного количества кубометров дорогостоящего воздуха над замороженной стройкой объединялись и пытались пить кровь Радомского, но — без особого успеха. Кризис, что ж вы хотите, пожимал плечами отец Ромчика…
Ромчик сверился с айфоном. Тот упрямо утверждал: цель находится в пятидесяти метрах к северу, то бишь — прямо на территории стройки.
— Приехали, — сказал он. — Ну и как мы туда попадем?
— Не бзди, — успокоил Клеврет. — Ща поищем дырку в заборе.
— Ты че, дурак? Это ж турки строили. На двух турков — три надсмотрщика, чтобы чего не сперли. Какие дырки, тут мышь не проскользнет…
— Это когда было? Это давно было, Ромчик! Тут уже год нифига не строят. А если не строят — то и воровать нечего. А следовательно, и охранять нечего. Пошли!
