Маргарет Миллар - Как он похож на ангела
Глава 8
Отыскать дорогу, ведущую к Башне, было не так просто, как полагал Куинн. Поняв в какой-то момент, что он ее проехал, Куинн развернулся и, включив вторую передачу, медленно двинулся назад, стараясь не пропустить единственный ориентир, который помнил, — эвкалиптовую рощу. Палящее солнце, изматывающая, долгая езда по незнакомым дорогам, одиночество и гудящая тишина действовали ему на нервы. Он чувствовал, что теряет уверенность в себе. Мысли, которые были такими ясными в Чикото, решения, казавшиеся такими разумными, растворялись в дрожащем знойном воздухе. Поиски О'Гормана превратились в охоту на лис без единой лисы.
Из-за дубов на дорогу выскочила косуля и пересекла ее двумя грациозными прыжками, едва не коснувшись бампера машины. Куинн успел заметить, как блестит на ней шкурка, как упруго сжимаются мышцы, и подумал, что, если она так выглядит и скачет в жару, значит, рядом есть водоем.
Остановившись на вершине следующего холма, он огляделся, и вдалеке что-то блеснуло под лучами солнца. Так он впервые увидал Башню — вернее, игру света на ее стеклах.
Куинн отпустил тормоз, и машина беззвучно покатила вниз. Проехав с полмили, он увидел наконец эвкалипты и дорогу между ними. Свернув на нее, он ощутил странное чувство, будто возвращался домой, и не без удовольствия представил себе, как увидит сейчас Сестру Благодать, как она обрадуется ему. Заметив впереди кого-то из Братьев, бредущего по обочине, он посигналил.
Это был Брат Терновый Венец, который вез его предыдущим утром в Сан-Феличе.
— Садитесь теперь вы ко мне, — сказал Куинн, открывая дверцу машины.
Но Брат Терновый Венец глядел на него, сурово выпрямившись и пряча руки в складках одежды.
— Мы ждали вас, мистер Куинн.
— Прекрасно!
— Не радуйтесь, мистер Куинн, повода для веселья нет.
— А что случилось?
— Оставьте машину здесь. Учитель приказал привести вас к нему.
— Прекрасно! — сказал Куинн, съехав с дороги. — Или я опять ошибаюсь?
— Когда в Башню попадает чужой, дьяволу легче проникнуть за ним следом, но Учитель говорит, что хочет побеседовать с вами.
— Где Сестра Благодать?
— Расплачивается за грехи.
— То есть?
— Деньги — источник зла. — Брат Венец отвернулся, сплюнул на землю и, вытерев рот рукой, добавил: — Аминь.
— Аминь. Но при чем здесь деньги?
— Вы о них говорили. Вчера утром. Я слышал, как вы сказали ей: «Сестра, те деньги…» Я слышал и рассказал Учителю. У нас такое правило — Учитель должен знать все, тогда он защитит нас от нас самих.
— Где Сестра Благодать? — повторил Куинн.
В ответ Брат Венец только покачал головой и зашагал по дороге. Секунду поколебавшись, Куинн последовал за ним. Они миновали столовую, кладовку, где он ночевал, и несколько зданий, которые не попадались ему в прошлый раз на глаза. За ними дорога круто пошла вверх. От резкого подъема и разреженного воздуха Куинн начал задыхаться.
Брат Венец обернулся и с презрением посмотрел на Куинна.
— Греховная жизнь. Слабые кости. Дряблые мускулы.
— Зато язык у меня не дряблый, — огрызнулся Куинн. — Я не доносчик.
— Учитель должен все знать, — сказал Брат Венец, покраснев. — Я хочу Сестре Благодать добра. Я спасал ее от нечистого. Он сидит в каждом из нас и грызет нашу плоть.
— Вот оно что? А я-то думал, у меня опять печень шалит.
— Смейтесь, смейтесь! Будете потом лить слезы в аду.
— Я и теперь ежедневно оплакиваю свои грехи по двадцать минут.
— Вашими устами говорит дьявол. Снимите туфли.
— Почему?
— Вы ступаете на освященную землю.
Перед ними возвышалась Башня из стекла и красного дерева, выстроенная в форме пятиугольника, с внутренним двором посередине.
Куинн оставил туфли на пороге и прошел через арку, на которой было выгравировано: «ВСЕМ ИСТИННО ВЕРУЮЩИМ ЕСТЬ МЕСТО В ЦАРСТВЕ БОЖИЕМ. ПОКАЙТЕСЬ И ВОЗРАДУЙТЕСЬ». Тщательно выскобленные деревянные ступени вели наверх. Роль перил выполняла прикрепленная к стене веревка.
— Дальше идите один, — сказал Брат Венец.
— Почему?
— Когда Учитель приказывает или просит, мы не спрашиваем почему.
Куинн стал подниматься. На каждом этаже он видел тяжелые дубовые двери, которые вели, очевидно, в комнаты Братьев и Сестер. Окна во внутренний двор были только на пятом этаже. Единственная дверь была открыта.
— Входите, — сказал сильный, низкий голос, — и, пожалуйста, закройте за собой дверь, мне вреден сквозняк. Войдя в комнату, Куинн сразу понял, почему Башня стояла именно в этом месте и почему женщина, на деньги которой ее выстроили, считала, что тут она ближе к небу. Света и неба было столько, что их не вмещал взгляд. За окнами, открывавшимися на все пять сторон, возвышались гряда за грядой горы, а тремя тысячами футов ниже, в зеленой долине, лежало, как алмаз на траве, озеро.
Пейзаж был настолько ошеломляющим, что не хотелось переводить взгляд на людей в комнате. Их было двое: мужчина и женщина в одинаковых одеяниях из белой шерсти, с красными поясами. Женщина была очень старой. С годами ее тело так усохло, что издали ее можно было принять за маленькую девочку. Коричневое, морщинистое лицо напоминало грецкий орех. Сидя на скамейке, она глядела в небо, словно ждала, что оно вот-вот распахнется перед ней.
Мужчине можно было дать и пятьдесят и семьдесят. У него было худое, умное лицо и глаза, светившиеся, как фосфор при комнатной температуре. Он сидел на полу, скрестив ноги, и ткал шерсть на ручном ткацком станке.
— Я Учитель, — буднично сказал он. — А это — Мать Пуреса. Добро пожаловать в Башню.
— Buena acogida, — произнесла женщина, будто переводила сказанное для кого-то четвертого, не понимавшего по-английски. — Salud.
— Мы не причиним вам зла.
— No estamos malicios.
— Мать Пуреса, мистеру Куинну не нужен перевод.
Она упрямо посмотрела на Учителя.
— Я хочу слышать родной язык.
— Пожалуйста, не сейчас. Нам с мистером Куинном нужно кое-что обсудить, и мы будем признательны, если ты нас ненадолго оставишь.
— Но я не хочу уходить! — возразила она. — Я хочу остаться с вами. Мне надоело ждать одной, когда откроется Царствие Небесное.
— Господь всегда с тобой, Мать Пуреса.
— Но почему он всегда молчит? Мне так одиноко, я все смотрю и жду… Кто этот молодой человек? Что он делает в моей Башне?
— Мистер Куинн приехал повидаться с Сестрой Благодать.
— Нет-нет, это невозможно.
— Об этом я и хочу с ним поговорить. Наедине.
Учитель крепко взял ее за руку и довел до ступенек.
— Будь осторожна, Мать Пуреса, здесь легко упасть.
— Скажи молодому человеку, что, прежде чем являться в Башню, он должен получить официальное приглашение от моего секретаря Каприота. Немедленно пошли ко мне Каприота.
— Каприота здесь нет. Его уже давно нет. Держись покрепче за веревку и иди медленно.
Закрыв дверь, Учитель снова уселся за станок.
— Так это ее Башня? — спросил Куинн.
— Построена ею, но теперь принадлежит нам всем. В нашей общине нет частной собственности, если, конечно, кто-нибудь не грешит, как бедная Сестра Благодать. — Он вытянул руку, предупреждая возражения. — Не отрицайте, мистер Куинн. Сестра Благодать призналась во всем.
— Я хочу ее видеть. Где она?
— Ваши желания здесь значения не имеют, мистер Куинн. Когда вы ступили на принадлежащую нам землю, вы в каком-то смысле оказались в другой стране, живущей по другим законам.
— А мне кажется, что это Соединенные Штаты. Или я ошибаюсь?
— Конечно, мы не отделялись формально. Но нам ни к чему законы, которые мы считаем несправедливыми.
— Когда вы говорите «мы», то имеете в виду себя, разумеется?
— Я был избран для восприятия видений и откровений, недоступных прочим. Однако я всего лишь инструмент в руках Божественного провидения, его скромный слуга, один из многих… Я вижу, мои слова не убеждают вас.
— Нет, — сказал Куинн, прикидывая, кем был этот человек в реальной жизни, прежде чем понял, что она ему не по плечу. — Вы собирались поговорить со мной. О чем?
— О деньгах.
— В вашей общине это слово считается непристойным, почему же вы его употребляете?
— Для того чтобы охарактеризовать непристойные поступки, приходится употреблять непристойные слова: например, получение от женщины крупной суммы денег за очень скромную услугу. — Он коснулся лба правой рукой, поднял вверх левую и добавил: — Видите, я знаю все.
— Божественное откровение, понимаю, — сказал Куинн. — И давно вас беспокоит получение от женщины крупной суммы денег? За эту Башню расплачивались не конфетными фантиками.
— Придержите свой злой язык, мистер Куинн, а я сдержу свой. Он может быть не менее злым, уверяю вас. Мать Пуреса — моя жена. Она предана моему делу и разделяет веру в вечное блаженство, ожидающее нас. О, если бы вы хоть на мгновение ощутили эту веру, вы бы поняли, почему мы собрались здесь!
