Петра Хаммесфар - Сестра
Она неоднократно нажимала на Роберта, чтобы он ввел ее в деловые интересы: «Дай мне тебе помочь, хотя бы только писать твои письма. Если ты мне объяснишь, что я должна делать, то я точно смогу. Это было бы чудесно, если б мы могли вместе работать. В конце концов, я так себе это и представляла».
Это и я могла себе живо представить — получить обзор, разузнать все до последнего пфеннинга, где богатства припрятаны и какую прибыль приносят. И потом немного перераспределить. Так она себе все это и нарисовала, когда сопровождала Роберта в брачную контору. Но так далеко он тогда все же не зашел.
Между тем он, вероятно, понял, что ее больше интересовало наше состояние, чем его нежность. А она надувалась, когда он в третий или четвертый раз отклонял ее просьбу. Тогда, однажды, в пятницу после полудня, она исчезла, не сказав ни слова и не давая о себе знать. Все выходные мы ничего о ней не слышали.
Роберт был очень удручен. Час за часом он сидел в зимнем саду и созерцал растения, за которыми Марлиз ухаживала с такой любовью. Я старалась отвлечь его от мрачных мыслей, но он не хотел никакой компании. «Не сердись на меня, Миа», — попросил он. — «Я только хочу немножко покоя».
Когда поздним вечером в воскресенье она вернулась, он буквально бежал ей навстречу. Было больно смотреть, как он заключил ее в объятия. Битые четверть часа стояли они перед гаражами и разговаривали друг с другом.
Это было в конце июня. Ночь на понедельник я провела в Ателье. Я не могла слышать, как Роберт в соседней комнате говорил о своем беспокойстве о том, что с ней могло что-то случиться. Как он вымаливал объяснение. Естественно, он его получил, и она сочилась при этом сарказмом. Изабель думала, что мы снова, разок, с удовольствием бы провели наедине выходные. И тогда Роберт еще и просил о прощении, обещал ей кое-что изменить и проводить с ней больше времени.
Я твердо решила снова нанять детектива. Речь уже не шла о том, чтобы убедить Роберта. Я только хотела знать, на каком свете я была. Была ли это действительно моя вина, как считали Олаф и Пиль.
Если мое присутствие прогоняло Изабель из дому и препятствовало тому, чтобы Роберт мог счастливо жить в браке, тогда бы я сделала выводы. Но если я не ошибалась, а я просто не верила, что могла настолько ошибаться, то она провела выходные с Фехнером. Она встречалась с ним, по меньшей мере, два раза в неделю, а меня использовала как отговорку. Я знала, я чувствовала это.
Она была какой-то другой, когда возвращалась из своих поездок. Она была — как бы это выразить — сильнее, спокойнее, непобедимее, как будто где-то набралась сил. Особенно в воскресенье вечером это было так явно, когда она, вместе с Робертом, зашла в дом — ее рука на его талии, его рука на ее плечах, и при этом ее улыбка, торжество во взгляде, когда она увидела меня, стоящую в зале.
Пиль хотел меня убедить, что Изабель, наверное, искала только тихое местечко, чтобы взвесить, действительно ли значит для нее Роберт так много, чтобы ради любви к нему переносить болезненно недоверчивую и ревнивую сестру. Молодая женщина, которая вторглась в интенсивные отношения двоих и чувствовала себя незваным гостем — так он ее называл.
А в моей голове звучал голос детектива, что она без Фехнера и четырех недель не выдержит. Это были точно четыре недели — две до свадьбы и две в свадебном путешествии. Потом до полудня она висела на телефоне и только после обеда позволяла себе проводить с ним пару часиков. Однако на длительный срок этого было недостаточно и тогда, наконец, ей снова понадобилась пара ночей.
Но должна ли я действительно еще раз ангажировать детектива, что бы это доказать? Я ужасно боялась, что Роберт узнает об этом новом заказе о наблюдении, что он выполнит свою угрозу и будет искать для себя дом. Это была — и в этом пункте я полностью соглашалась с Пилем — критическая фаза. Молодой брак. Естественно, что здесь жена перевешивала сестру. Изабель могла, в конце концов, быть и сговорчивее в постели.
Так я попробовала удостовериться на свой страх и риск. Как-то после полудня, в четверг, я последовала за ней в первый раз. К сожалению, она знала мою машину и сразу же меня заметила. Она подъехала к одному дому в центре города, где были расположены врачебные кабинеты. Я нашла неподалеку место для парковки, и у нее хватило наглости подойти к моей машине. Она явно наслаждалась моим дилетантским выходом.
«Ты хочешь меня сопровождать, Миа? Как это мило. Можешь пойти вместе со мной. У меня сегодня визит к гинекологу. Чувствуешь себя не настолько брошенной на произвол, если кто-то рядом стоит, когда лежишь в смотровом кресле. У Роберта, к сожалению, не было времени».
Во время второй попытки, она оторвалась от меня еще до черты города. Она не была особенно опытным водителем, но с ее «рено», определенно подвижней, чем я в своем автомобиле, который был спланирован под мое увечье, и не был пригоден для «скачек» в колонне и рискованных обгонных маневров.
Во время визитов к Пилю я еще только безнадежно боролась за то, чтобы, по крайней мере, хоть он мне поверил. Если он делал это, то не показывал вида. Но, на худой конец, он помог мне частично победить мои страхи и понять, что тут не обойтись без посторонней помощи.
«Если вы хотите получить уверенность», — сказал он, — «вам не обойтись без того, чтобы снова нанять детектива. Роберт об этом не узнает. Даже если у вас будет доказательство неверности Изабель, не обязательно ему об этом рассказывать. Этим вы сможете противостоять своей невестке и поставить ее перед выбором или прекратить связь или уйти. Что вы чувствуете, если представите, что она уйдет, Миа?»
Честно говоря, я ничего при этом не чувствовала. Роберт был бы так или так несчастен, а этого я не могла перенести. Для меня, также, уже было не важно противостоять Изабель. Самое большее, что меня еще соблазняло, это то, что я предъявлю мои доказательства Олафу. Возможно, он скорее согласится помочь, если должен будет признать, что я не являлась жертвой идеи фикс. Даже, если в качестве ответного действия, я должна сопровождать его в брачную контору.
Я бы это сделала, правда. Ради Роберта я бы вышла за Олафа замуж. А он должен был бы только заявить, что видел в городе Изабель в мужском сопровождении. В принципе, он должен был только представить наблюдения детектива, как свои собственные. Ему бы Роберт поверил, что это произошло случайно.
Когда я, наконец, снова разыскала детектива, то чувствовала себя не совсем в своей тарелке. Это был конец июня. Я подробно описала ему мою ситуацию и заплатила вперед за две недели — наличными, чтобы не было никаких предательских доказательств на моем счету. От счета я тоже отказалась. Я только поставила условие, что для наблюдения он задействует двух своих сотрудников.
Я бы дала на отсечение свою левую руку, что либо Изабель, либо Фехнер заметили его при первой операции, что только поэтому не было никаких результатов. Оба мужчины должны были меняться. Что они и делали. И все-таки эта дрянь должна была как-то догадаться, что за ней снова следят. Каждый день, когда она уезжала, и Роберта не было поблизости, я получала по телефону короткий отчет. И я не могла этого постичь. В первый день она была в кино. Во второй — несколько часов просидела в кафе. Третий провела в зоопарке. Четвертый пробродила по универсальному магазину.
Был именно этот четвертый день, когда позвонили из Туниса. Парализованный от бедер вниз, после автомобильной катастрофы, Йонас Торховен лежал в одной клинике. Это было семь недель назад.
На свадьбе своей сестры он не появился. Тогда не было даже поздравления. Я не знала, сообщала и приглашала ли его Изабель вообще. Наверное, нет, и если все-таки, то вероятно, Йонас Торховен отказался быть свидетелем этого фарса. Я не забыла того, что разузнал о нем детектив — порядочный, честный человек.
Уже почти наступил вечер, когда в зале раздался звонок. Роберт разговаривал по телефону в своем кабинете. Дверь была закрыта. Я ухаживала за растениями в зимнем саду. Изабель рано вернулась после похода по магазинам и, стоя в зале, разъясняла фрау Шюр тот факт, что она не нашла ничего, что бы ей подходило и, одновременно, нашло бы одобрение в моих глазах. Она именно так и выразилась, причем говорила достаточно громко, чтобы я могла ее слышать.
С детективным бюро я уже разговаривала и узнала, что в универсальном магазине она выпила кофе и коротко поговорила с кем-то по телефону. С кем — этого, к сожалению, выяснить не удалось. Так близко, оставаясь незамеченным, нельзя было к ней подойти.
Ее хорошее настроение и так показывало, с кем она разговаривала. Она была по-настоящему радостной, что сразу потом изменилось. Она раньше меня подошла к телефону и, в первый момент, страшно обрадовалась: «Вот это сюрприз! Как это мило, что ты, наконец, дал о себе знать. Откуда у тебя этот номер?»
