Майкл Маршалл - Земля будет вам прахом
Но…
На парковке мотеля я увидел женщину, идущую мне навстречу. Я не сразу узнал в ней хозяйку.
— Доброе утро, — сказала она, широко улыбаясь. — Хорошо спали?
— Отлично, — в замешательстве произнес я.
Волосы у нее сегодня были вымыты и свободно ниспадали на плечи, и если вчера она носила старые джинсы и футболку, то теперь — хлопчатобумажное платье. Глядя на нее, я не узнавал ее вчерашнюю. Даже кожа выглядела иначе — не белой и сухой, а смугловатой и теплой, переносицу усеивали веснушки, свойственные всем рыжим.
— Вы уверены, что я вас не знаю? — спросила она, наклонив голову. — То есть вы, конечно, остановились в моем мотеле…
Мы весело рассмеялись.
— …но прежде мы нигде не встречались?
— Не думаю, — признался я.
— Тогда это в моем стиле. — Она улыбнулась. — Вечно все путаю. Так что вы решили — задержитесь еще на ночь?
— Не знаю, — сказал я. — Как сложится. Мне необходимо определиться прямо сейчас?
— Вовсе нет, — весело ответила она. — У меня одновременно съезжает пять клиентов, так что поступайте, как вам удобно. Если решите в середине дня — сообщите, чтобы Кортни успела прибрать комнату. Вы ведь из девятого номера?
— Верно. Позволите спросить вас кое о чем?
— Прошу.
— Меня интересуют старые постройки. Я слышал, Робертсоны владеют каким-то необычным домом.
— Ну да, необычным, — сказала она. — Для его реставрации Хейзел пригласила этого архитектора… черт, забыла имя. Но он был очень знаменит. Откуда-то с востока. Из Висконсина, что ли.
— Хейзел?
— Первая жена Джерри Робертсона.
— Так вы их знаете? Робертсонов?
— Их все тут знают. Генри Робертсон первым застолбил участок в Блэк-Ридже, еще в семидесятых годах девятнадцатого века.
— Я думал, не съездить ли туда, может, мне позволят осмотреть дом? Как вы считаете?
Она задумалась.
— По правде говоря, не думаю, что у вас получится. Джерри бы вас пустил. Хейзел — наверняка. Она очень гордилась своим домом — много лет потратила, чтобы привести его в порядок. И кучу денег. Его закончили за пять месяцев до ее смерти. Печальная история.
— А что с ней случилось?
— Автокатастрофа. На перевале Снокалми. За две недели до Рождества девяносто восьмого года. Съехала с дороги и полетела вниз с откоса. Машину два дня не могли найти. Считается, что она и погибла-то не сразу.
На мгновение что-то вспыхнуло в ее глазах, но потом она снова улыбнулась:
— Но попытка не пытка. Знаете, как туда добраться?
— Хотел у вас спросить.
Она в подробностях стала объяснять мне маршрут — еще одна неувязка с ее вчерашним образом. Наверное, прошлый день был явно неудачным. От ее рассказа меня отвлекло животное, появившееся из-за мотеля и неторопливо затрусившее к нам.
— Ничего себе собачка, — пробормотал я.
Мэри повернула голову и рассмеялась:
— Вы правы. Наполовину волк, как мне сказали. Но я уверена, что это не так. Нашла его щенком, и он всегда был ну просто чистое золото.
Пес подбежал и посмотрел на меня. Рядом с хозяйкой он казался еще крупнее — большой, серый и спокойный, как грозовое облако.
— Эй, — позвал я.
Я никогда особо не разбирался в собаках. Глаза у пса были темно-карими, почти черными. Он на секунду задержал их на мне, потом отвел. Мне показалось, будто меня измерили.
Мэри ласково потрепала пса по холке.
— Одинокой женщине ведь нужен защитник?
— Безусловно, — сказал я. — Ну, спасибо.
— Если потребуется что-нибудь еще, обращайтесь. И дайте знать, когда решите, останетесь или нет.
Она снова погладила пса, и они вместе двинулись к дороге.
Пятнадцать минут спустя я остановился у железных ворот чуть в стороне от шоссе 903, на полпути между Блэк-Риджем и поворотом к нашему старому дому. Не было еще и девяти часов. Кофе и свежий воздух взбодрили меня немного, но я все равно чувствовал себя проснувшимся на две трети. Я вылез из машины и нажал кнопку звонка слева от ворот. Прошло какое-то время, и мне ответил мужской голос:
— Кто там?
— Меня зовут Тед Уилсон, — ответил я. — Я…
— Что вам надо?
Я повторил ту же ложь, что и Мэри. Последовала долгая пауза, и ворота начали с жужжанием открываться.
— Входите, — сказал голос.
Машину я оставил и пошел пешком по дорожке к декоративному пруду, у которого стояли два симпатичных приземистых белых домика в английском стиле и еще один — более внушительный. В пруду не было палых листьев, а траву явно скосили совсем недавно. Даже камушки на подъездной дорожке выглядели так, словно их выбирали и раскладывали с учетом размера и цвета.
Я направился к большому дому, поднялся на крыльцо и позвонил. Дверь сразу же открылась, и я увидел худенькую женщину пятидесяти лет в фартуке.
Я последовал за ней в широкий коридор, где она оставила меня, едва заметно улыбнувшись. Я простоял в ожидании минут десять, разглядывая картины на стенах.
Когда на лестнице у меня за спиной прозвучали шаги, я стоял перед деревянной панелью, на которой ровным каллиграфическим почерком был начертан отрывок стихотворения.
Я повернулся и увидел мужчину приблизительно моего возраста, может, на два-три года моложе и фунтов на шестьдесят тяжелее. На нем были дорогие брюки, белая рубашка и серовато-зеленый свитер с открытой шеей. Выглядел он так, словно ему посоветовали наилучшим образом соответствовать интерьеру дома.
Он смерил меня взглядом и, похоже, остался недоволен моим внешним видом.
— Кори Робертсон, — представился он, протягивая руку, мягкую и теплую. — Значит, увлекаетесь архитектурой?
— Совершенно верно.
— А откуда вы узнали о нашем доме?
— От хозяйки мотеля, в котором остановился, — сказал я. — Я обмолвился, что меня интересуют старые дома, а она спросила, слышал ли я о доме Робертсонов. Или о домах, кажется. И вот я решил приехать и посмотреть, если вы не возражаете.
— Это профессиональный интерес?
— Нет-нет, — отмахнулся я. — Статья в «Дайджесте» в девяносто седьмом была довольно обстоятельной. Мой интерес сугубо личного свойства.
Он устроил мне короткую экскурсию по большому ухоженному дому и удобным неброским пристройкам к нему. За пять минут в интернет-кафе я почерпнул достаточно сведений о доме, чтобы говорить с видом знатока, вдобавок приплел имя архитектора.
Верхний этаж был разбит на два отдельных крыла. Эллен говорила, что здесь живут дети Джерри. Предположительно, у Кори есть брат или сестра, живущие на половине, которую мне не показали. Половина Кори оказалась аккуратной и прибранной. Кроме фотографий в рамочках, изображавших его с такого же патрицианского вида друзьями в плотных куртках и оранжевых охотничьих шапочках, я не увидел никаких личных вещей. На физиономиях друзей гуляли посткоитальные улыбки. Один из них показался мне знакомым.
Мы вернулись на место, с которого начался обход. Из окна виднелся крытый бассейн и теннисный корт, а поодаль — лес. Было заметно также, что опущены жалюзи в доме напротив.
— Другой дом тоже перестраивался?
— Да, — сказал Кори. — И посерьезнее, чем этот, — с тыльной стороны был сооружен целый флигель.
— Замечательно. Могу я посмотреть?
— К сожалению, это невозможно, — ровным голосом ответил он. — В данный момент там постоялица. Сейчас ее нет дома, но мне не хотелось бы вторгаться на ее территорию.
— Конечно, — согласился я. — Значит, вы его сдаете?
— Что-то вроде того. Но скоро она съедет.
— Удивительно, — сказал я. — Если бы мне повезло поселиться здесь, черта с два меня заставили бы съехать.
Кори только улыбнулся в ответ.
— Вы были очень добры, — сказал я, когда мы спускались по лестнице.
— Не стоит благодарностей. Если ты счастлив, почему бы не поделиться этим с другими?
— Благородная философия, — заметил я, зная, что его благородство явно не распространяется на мачеху.
Когда мы спустились в холл, я снова обратил внимание на панель со стихами. Кори, глядя на меня, прочел эти строки вслух:
Дороги и причалы
Потомкам понастрой,
Жизнь положи на это —
И ляг в земле чужой.[5]
— «Бремя белого человека», — сказал я.
— Превосходные стихи. Дед любил.
— Что любил — Редьярда Киплинга или империализм в целом?
— Киплинга. — На его лице мелькнула едва заметная улыбка. — Но когда прадед явился сюда с женой и четырьмя детьми, можете мне поверить, местных обитателей еще только предстояло сделать цивилизованными.
Я шел по дорожке, а он смотрел на меня с крыльца. Но когда я оглянулся, выяснилось, что смотрит он не на меня, а на соседний дом. Мне показалось, что в одном из верхних окон дрогнула занавеска, но по небу бежали облака, и я вполне мог обмануться.
