Джек Кертис - Слава
Чемоданы Кэйт были пусты, только в одном лежала пара написанных, но неотправленных открыток и директив, закапанных маслом для загара. Одна открытка была адресована Лауре.
* * *"Самое уже не тот, что был раньше. Юпи занимаются виндсерфингом, на набережной постоянно звучит любимая американцами гитара. Немцы лежат нагишом на камнях, словно тюлени. Уезжаю от моря в глубь страны. С приветом, Кэйт".
В сумочках ничего не было, в спортивной сумке – тоже. Ничего не нашлось ни среди книг, ни в кассетнице.
В первый раз Лаура заплакала. Она плакала о Кэйт, но не из-заНее. Она перечитывала открытку, которую так и не получила, и оплакивала свою подругу.
* * *Тротуары были покрыты слоем пыли. Пыль лежала пушистыми комьями в придорожных канавах, улицы стали похожи на заброшенный чердак, полный всевозможного старья и грязи.
На стенах были расклеены плакаты, призывающие экономить воду. Любители писать на стенах тут же дописали: «Принимайте душ вместе с друзьями». Деревья на улицах выглядели так, словно вернулись из длительного изматывающего путешествия.
Дикон позвонил в квартиру Лауры. Ее голос в домофоне звучал хрипло и тихо.
Он нашел ее в комнате Кэйт среди вещей подруги, которые она перебирала последние три часа. Она держала в руке открытку и плакала.
– Этого здесь нет, – сказала она. – Это может быть где угодно, только не здесь.
Дикон отошел от нее, ничего ей не ответив. Лаура смотрела на открытку неподвижным взглядом.
– Я знаю, что права, – я в этом уверена. В понедельник я проверю резервный файл. Где-то... – Ее голос пресекся.
Дикон взял у нее открытку и прочитал ее. От этого горе Лауры только увеличилось; она смотрела на него, и слезы градом катились по ее щекам. Дикон вспомнил, как собирал вещи Мэгги, одну за другой, и почему это заняло у него так много времени. Он снова ощутил боль в ногтях, как тогда, когда вонзил их в крышку упаковочного ящика.
– Не надо, – сказала она ему. – Вы не должны...
Он положил открытку поверх кучи разобранных вещей и обнял плачущую Лауру, почувствовав, что сейчас ей нужно именно это. Так поступил бы на его месте каждый, а он хотел это сделать.
* * *Элейн одевалась для выхода. Полузакрытые деревянные ставни сохраняли прохладу и полумрак в комнате. Платья были разбросаны по кровати и дивану, висели на дверцах большого шкафа. Она задумчиво ходила среди них, разглядывая одни и равнодушно пропуская другие. Наряды были простые, но элегантные и, по-видимому, дорогие. Элейн никогда не позволяла себе небрежности в одежде. Даже в такую жару надеть джинсы и майку было не в ее стиле. Наконец она остановила свой выбор на блузке нежно-абрикосового цвета, надела ее и аккуратно расправила под подбородком воротничок, стоя перед большим зеркалом, слабо отражавшим полуосвещенные предметы. Материя блузки слегка мерцала в сумеречном свете.
– Что мы знаем о ней?
Ему блузка тоже понравилась, и он кивнул в знак одобрения. Потом сказал:
– По правде говоря, очень много.
– А что она знает о нас?
– Ничего. Ничего существенного.
– Ты в этом уверен?
– Да, вполне.
– Она сумеет найти то, что ищет?
– Не знаю. Не думаю.
– Мы подождем. Подождем и увидим.
– Она может быть следующей...
– Нет. Это было бы не слишком умно. К абрикосовой блузке она выбрала длинную, до щиколоток, юбку от Джепа с черно-белым узором.
– Из-за того мужчины?
– Да. Он опасен. Темная лошадка.
– Но мы не могли предвидеть...
– Конечно нет. Это не наша оплошность.
– Мы в безопасности, правда?
– Да. Не волнуйся.
К юбке подошли белые туфли с ремешком, на низком каблуке, чтобы не подчеркивать ее рост.
– Я не знал...
– Что?
– Этого ощущения. Это было прекрасно – я ощущал свою силу, как нечто такое, что было у меня всегда, но я никогда его не использовал. Я видел все предельно отчетливо – все казалось очень ярким и четким. Желтые стены комнаты, зеленые плитки над ванной и под окном. Они слегка мерцали. Стены, плитки, бутылочки с голубыми кристалликами шампуня... они дрожали, цвета переливались и пели, как в горах или на море. Вокруг ее шеи – простая золотая цепочка со звеньями в виде ключиков. На запястье – золотой браслет с бирюзой. Кольцо из червонного золота на левой руке.
– В твоем рассказе это выглядит прекрасно.
– Так это и было. Зеркала и бьющие в глаза краски. Это была пещера сокровищ. Когда я держал ее под водой, моя сила бушевала в комнате.
– Как, ты говоришь, ее зовут?
– Кэйт...
– А ту, другую?
– Лаура. Лаура Скотт.
* * *Теперь она оделась полностью, и он встал сзади, чтобы оценить результат.
Зеркало было покрыто дымкой, словно озеро в сумерках. Сверху над ним виднелись игрок на флейте и чудовищно искаженные очертания шилы-на-гиг. Он поправил на ней блузку, слегка распустив ее на талии. Их темные головы почти соприкоснулись, бледные черты заострились, глаза горели голубым огнем. От их дыхания запотело стекло.
Он что-то прошептал ей, и она мягко улыбнулась.
Глава 12
Чарльз Твэйт жил правильной жизнью. Доказательством этого могло служить то, что его никто никогда не называл Чарли. Чаще всего люди автоматически обращались к нему «мистер Твэйт». Ему было около сорока пяти, и казалось, что вся его предыдущая жизнь была прожита ради достижения этого возраста. Обычно люди страстно желают богатства, славы или счастья, а Чарльз Твэйт хотел одного – достичь среднего возраста. Он вообще любил золотую середину; принадлежал к среднему классу и жил в пригороде, как раз посередине между городом и зеленым лесным поясом. Когда его спрашивали: «Как поживаете?» – ответ был всегда один и тот же: «Так, знаете ли, серединка на половинку». Свои политические взгляды он любил называть умеренными. За всю его посредственную жизнь ему ни разу не приходила в голову мысль, что именно посередине дороги[7]он подвергается наибольшему риску попасть под машину.
Речь Чарльза представляла собой набор клише, большинство которых относились к его представлениям о чистоте и порядке. Он часто говорил, что любит порядок, как регистратор в банке. И действительно, порядок был его страстью – для каждой вещи есть свое место, считал он, и она должна там находиться. Это был зануда и всеобщее посмешище.
Лаура знала, что ей не миновать дотошного мистера Твэйта, если она хочет получить резервную ленту с записями работы Кэйт, сделанными за неделю до смерти, поэтому она придумала убедительную причину, чтобы попросить ленту, и выбрала время, когда менеджер закрылся в кабинете с двумя ревизорами из парижского отделения. По легенде Лауры, кое-какие детали с этой ленты требовались именно для этого совещания. В характере Чарльза, помимо всего прочего, были типичные черты армейского сержанта: ему хотелось удостовериться в правильности указаний у своего начальника, но он ни за что не осмелился бы ни прервать совещание, ни задержать материал, затребованный господами из парижского офиса. Оставался риск того, что он вспомнит об этом позднее, но Лаура подумала, что надо решать проблемы по мере их появления.
В целом уловка была придумана замечательно и почти удалась. Чарльз Твэйт покрутил кончики усов. Некоторое время он колебался, в его ли компетенции взять на себя такую ответственность. Потом пробурчал что-то по поводу «беспорядка», встал из-за стола и подошел к стеллажу с лентами.
Мистер Твэйт точно знал, где должна лежать лента. Он мог бы найти ее с завязанными глазами, если бы от него это потребовалось. В его загородном доме тарелки были ранжированы по размеру в сторону убывания, неоплаченные счета лежали в одной стопке, корешки оплаченных – в другой. На поверхности его рабочего стола лежали в геометрически точном порядке записки, почта и другие документы. Графа «Что надо сделать» в его блокноте была неизменно пуста.
Немыслимо, но в маленькой вотчине Чарльза произошел беспорядок. Его корабль дал течь. В бочку меда попала ложка дегтя – для Чарльза возникло затруднительное положение. Пленка пропала. Это был, пожалуй, самый худший день в жизни мистера Твэйта.
– И что же это означает? – спросил Дикон.
Лаура взглянула на него с нескрываемым удивлением.
– А то, что она была украдена.
– Верно, – улыбнулся он. – Думаю, что до этого я дошел бы и самостоятельно.
– Ну конечно!
Из открытого окна веяло прохладным ветерком. Он нес с собой сладковатый запах виноградной лозы, которую сосед посадил с западной стороны квартиры Дикона. Лаура нажала на ингалятор и вдохнула вентолин.
– И кроме того, это означает, что об этом узнает Бакстон.
– Кто такой этот Бакстон?
– Менеджер.
– И что тогда?
– Трудно сказать. До сих пор не случалось ничего подобного. По правде говоря, мне неизвестно, над чем работала Кэйт, но я очень удивилась бы, если бы на пленке оказалось что-нибудь компрометирующее банк. Я допускаю, что некоторые наши программы могут быть немного эффективнее, чем у других, но помимо этого... Хотя, строго говоря, это секретный материал. Вероятно, будет шум – в основном из-за того, что Твэйт перепугался до полусмерти и его чуть не хватил удар. Он был похож на шеф-повара, нашедшего в супе дерьмо.
