Жан-Кристоф Гранже - Багровые реки
— Что это?
Один из офицеров ответил:
— Откуда я знаю, делаем, что приказано… Ищем все книжки, в которых написано про зло, религиозные обряды и прочую муру.
Жуано украдкой взглянул на Ньемана. В ярости от бестолковости «уголовников», он заорал:
— Вам же было велено работать с компьютером! А не листать все книжки подряд!
— Мы их и отобрали на компьютере по названиям и по темам. А теперь ищем в самих книгах все, что сходится с данным убийством.
— А вы просили совета у интернов?
Офицер страдальчески скривился.
— Господи, уж эти философы! Они нас заговорили насмерть! Один стал объяснять, что зло есть буржуазная категория и его надо рассматривать в социальном разрезе и под марксистским углом. Мы его отставили. Другой что-то талдычил о рубеже и его преодолении, о том, что этот рубеж — в нас самих… что наше сознание непрестанно борется с высшим цензором и… В общем, ни черта мы не поняли. Третий разразился речью об абсолюте и поиске невозможного… Этот что-то нудил о мистическом опыте, который может реализоваться как в добре, так и во зле, ибо он воплощен в стремлении. Уф! Нет, лейтенант, нам это дело не по плечу!
Ньеман расхохотался.
— Я тебе говорил, — шепнул он Жуано, — бойся интеллектуалов!
И он обратился к замученному полицейскому:
— Продолжайте поиски. Ищите ключевые слова — «зло», «насилие», «пытки», «ритуалы», и добавьте к ним еще «воду», «глаза» и «чистоту». Справьтесь с компьютером. И найдите нам имена студентов, которые брали эти книги, работали над этими темами, например писали диссертации. Кто сидит за центральным компьютером?
Коренастый парень, поигрывая мускулами под курткой, встал и отозвался:
— Это я, комиссар.
— Что еще вы нашли в файлах Кайлуа?
— Списки попорченных книг, новые заказы и прочее. Списки студентов, работающих в читальном зале, и их места.
— Их места?
— Ну да. Кайлуа должен был их рассаживать вон там, — и лейтенант указал на застекленные кабинки. — Он вносил номера мест в компьютер.
— Вы не нашли его диссертацию?
— Нашел. Толстенный «кирпич» в тысячу страниц, об античности и этой… как ее… — он заглянул в свои корявые записи, — Олимпии. Там говорится о первых Олимпийских играх и священных обрядах вокруг всего этого дела… Так заковыристо написано, мозги сломаешь!
— Сделайте распечатку и прочтите ее.
— Чего?!
Ньеман уточнил с иронией в голосе:
— По диагонали, конечно.
Парень растерянно таращился на него. Комиссар продолжал:
— А что-нибудь еще в этой машине нашлось? Видеоигры, электронные письма?
Полицейский отрицательно мотнул головой. Это не удивило Ньемана. Он был заранее уверен, что Кайлуа жил только книгами. Дисциплинированный библиотекарь, позволявший себе во время работы единственное развлечение — подготовку собственной диссертации. Какие же признания можно было выбивать из такого аскета?
Ньеман обратился к Жуано:
— Пойдем-ка со мной. Расскажешь, что ты выяснил.
Они уединились в закутке между полками. В конце прохода один из полицейских в кепи бестолково листал книгу. Комиссар едва удержался от усмешки.
Лейтенант открыл свой блокнот.
— Я расспросил многих интернов и двух коллег Кайлуа, работавших здесь же, в библиотеке. Реми не слишком любили, но безусловно уважали.
— А почему не любили?
— Да просто так. У меня создалось впечатление, что люди чувствовали себя неловко в его присутствии. Он был крайне скрытен и некоммуникабелен. Не старался сойтись с окружающими. В каком-то смысле, этому способствовала его работа. — И Жуано обвел зал почти испуганным взглядом. — Представьте себе — сидеть в этой библиотеке весь день напролет и молчать!..
— Тебе рассказывали что-нибудь о его отце?
— Вы уже знаете, что он тоже работал библиотекарем? Да, мне о нем говорили. Человек того же типа. Молчаливый, непроницаемый. Наверное, сама атмосфера библиотеки — точь-в-точь исповедальня! — должна давить на психику.
Ньеман прислонился к стеллажу.
— Тебе сказали, что он погиб в горах?
— Конечно. Но тут ничего подозрительного нет. Старика просто накрыло лавиной…
— Я знаю. В общем, ты думаешь, что никто не мог ненавидеть Кайлуа, ни отца, ни сына?
— Комиссар, убитый ходил за книгами в хранилище, заполнял карточки и рассаживал студентов в читальном зале. Кто же станет мстить ему за это и с какой стати? Не мог же его убить студент, которому он по ошибке выдал не ту книгу!
— О'кей. А что у нас по линии альпинизма?
Жуано полистал свой блокнотик.
— Кайлуа был непревзойденным альпинистом и ходоком. В последнюю субботу его видели несколько человек; они сказали, что он уходил на двухтысячник. Пешком и без снаряжения.
— Попутчики у него были?
— Никогда. Даже его жена не ходила с ним. Кайлуа был, что называется, одинокий волк. На грани аутизма.
Ньеман, в свою очередь, поделился с Жуано информацией:
— Я опять ходил к реке. И обнаружил следы ледовых крюков в скале. Думаю, убийца прибег к технике скалолазания, чтобы поднять тело.
Жуано потемнел от огорчения.
— Черт, я же туда лазил и не…
— Отверстия находятся внутри впадины. Убийца закрепил в ней блок и спустился вниз, создав противовес трупу.
— Черт возьми!
Жуано колебался между разочарованием и восхищением. Ньеман улыбнулся.
— Это не моя заслуга, мне помог мой свидетель, Фанни Ферейра. Настоящая «профи». — И он подмигнул Жуано. — Классная девка!.. Жуано, я хочу, чтобы ты порасспросил людей в этом направлении. Составь полный список известных альпинистов и всех, кто имеет доступ к спортивному снаряжению.
— Да у нас таких здесь тысячи!
— Расспроси своих коллег. Барна, к примеру. Кто знает, может, здесь нам повезет больше. И вот еще что: займись-ка глазами.
— Глазами?
— Ты слышал, что сказал док? Убийца вынул у Кайлуа глаз, и проделал это очень аккуратно. Я понятия не имею, что за этим кроется. Может, это фетишизм. Может, патологическое стремление к чистоте. Может, эти глаза напоминали убийце сцену, увиденную когда-нибудь жертвой. А может, он боялся, что взгляд жертвы будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Черт его знает! Все это крайне сложно, а я терпеть не могу эту психологическую хренотень. Но я хочу, чтобы ты прочесал город и собрал все, имеющее отношение к глазам.
— Например?
— Например, поинтересуйся, не было ли в этом городе или в самом университете каких-либо событий, связанных с органами зрения. Проверь все происшествия последних лет, зафиксированные в полиции и описанные в местных газетах. Драки, в которых кто-нибудь был ранен. Или, может, кто-то измывался над животными. Я не знаю точно, ищи сам. Не забудь еще разведать, нет ли в вашем районе случаев слепоты или других глазных болезней.
— И вы думаете, это даст результаты?
— Ничего я не думаю, — вздохнул Ньеман. — Надо искать!
Полицейский в конце прохода изредка кидал на них боязливые взгляды. Наконец он бросил книги и скрылся. Ньеман тихо продолжал:
— Еще мне нужно точно знать, как Кайлуа провел свои последние недели. С кем встречался, с кем говорил. Составь список его телефонных разговоров в библиотеке и дома. И всех писем, которые он получал. Не исключено, что Кайлуа знал своего убийцу. Может, даже назначил ему встречу там, наверху.
— А разговор с его женой ничего не дал?
Ньеман не ответил. Жуано поспешно добавил:
— Она не очень-то любезна.
И он спрятал свой блокнот. Лицо его снова порозовело.
— Даже не знаю, как вам сказать… Это изуродованное тело, этот психованный убийца, который бродит где-то тут…
— Ну и что?
— Похоже, за то время, что я работаю с вами, я узнал много нового.
Ньеман листал книгу, взятую с полки, — «Топография и рельеф департамента Изер». Он сунул ее в руки лейтенанту и сказал:
— Ладно, а теперь моли Бога, чтобы Он помог тебе так же много узнать об убийце.
13
«Вид сверху. Тело лежит на боку в скрюченной позе. Мускулы, резко выступающие под кожей, напоминают туго натянутые веревки. Раны имеют черный или темно-фиолетовый цвет, мягкие ткани — белесый или голубоватый оттенок».
Вернувшись на свое рабочее место, в университетскую аудиторию, Ньеман разглядывал снимки тела Реми Кайлуа.
«Лицо в фас. Веки слегка приподняты над пустыми черными глазницами».
Не снимая плаща, он сидел и думал о мучениях убитого. Об ужасе, так нежданно поселившемся в этом безмятежном крае. Полицейский боялся признаться себе самому, что ожидает и худшего. Может быть, других убийств. Или того, что это преступление останется безнаказанным, а время и страх сотрут его из памяти людей.
Лучше забыть, чем помнить такое.
