Дарья Донцова - Игра в жмурики
– Яцек… – сказала я в задумчивости, – Яцек!
– Да, – подтвердила Анриетта, – так его Ренальдо звал. А что?
– Да знаю я одного Яцека, – медленно проговорила я. – Знаю.
Глава 12
Несмотря на мои протесты, Анриетта решила отвезти меня домой.
– Не спорь с ней, – усмехнулась Франсуаза. – Она только что права получила, вот ей и хочется все время ездить!
Я стала собираться. Женщины с неодобрением смотрели на меня.
– И кто это тебя так стриг? – возмутилась Анриетта. – Все волосы в разные стороны, завивка какая-то дурацкая… Ну-ка, пойдем на кухню.
Она посадила меня на табурет и принялась за работу.
– Ну смотри! – сказала Анриетта через некоторое время.
Я глянула в зеркало и увидела хорошенькую девочку почти с мальчишеской стрижкой.
– Ой! – вырвалось у меня.
– Вот и ой, – рассмеялась Франсуаза. – А если ты еще подкрасишь глаза…
– Мне бы твою фигуру, – завистливо вздохнула Анриетта. – Ладно, поехали.
Мы втиснулись в старенький дребезжащий “Рено” и порулили. Уже смеркалось, и я впервые подумала о своих домашних. Что-то они поделывают?
Когда одышливый “Рено” остановился у дверей, Маня бросила на него удивленный взгляд и потом заорала не своим голосом:
– Мамочка!
Я не успела захлопнуть дверцу машины, как меня начали целовать, а в колени тыкались собаки, кошки…
Выскочила Софи:
– Мадам, как вы напугали нас. Когда вы исчезли из больницы, комиссар поставил на ноги всю полицию Франции.
– По-моему, полицию всех стран ЕС, – усмехнулась Маня. – Он решил, что тебя похитили, и хотел перекрыть порты, почту, телеграф, телефон…
– Почта, телеграф и телефон – это не из этой оперы, – сказала я.
– Сейчас велю сварить бульон, – прощебетала Софи.
Я почувствовала, что меня опять тошнит.
– Нет, только не бульон, ненавижу воду с жиром.
– Ну ладно. Мы попросим Луи сделать геркулесовую кашу.
Они увели меня в дом и после короткого сопротивления запихнули в кровать. Только тогда я вспомнила про Анриетгу.
– Пригласите человека в дом.
– А она сразу уехала, – сказала Маша. – Откуда ты ее знаешь?
– Это долгая история. Если придет комиссар Перье, отдайте ему папку, которая лежит у меня в сумке.
Утром голова у меня уже не болела. Поэтому, когда в десять утра явился комиссар Перье, я была в полной боевой готовности.
– О мадам, – начал он с порога, – ну как вы могли, как вы могли!..
– Простите, господин комиссар, это вышло совершенно случайно. Посмотрела на себя в зеркало и пошла в парикмахерскую!
– Где почти полдня просидели в очереди, – подхватил комиссар. – Вот что, Даша, – если позволите, я буду вас так называть, – вот что: или вы перестанете изображать из себя мисс Марпл, или я арестую вас за то, что вы препятствуете следствию.
Я возмутилась до глубины души:
– Мисс Марпл была пожилой дамой! Комиссар хмыкнул:
– Вы неисправимы. Ну так вот, я сажаю вас под домашний арест. Вы должны лежать в кровати, читать дамские романы, смотреть сериалы…
– Вообще-то я хотела съездить к господам Ярузельским…
Комиссар подозрительно взглянул на меня:
– Ярузельские? Ладно, но только как приедете – сразу в постель и никаких прогулок. Пожалуйста, Даша, не считайте себя умнее французской полиции. И потом, в этой истории уже есть два трупа. Вам что, хочется стать третьим?
Нет, мне не хотелось становиться трупом, тем более третьим, и я пообещала вести себя благоразумно.
Удовлетворенный комиссар Перье уехал на работу, а я порылась в необъятном шкафу и надела белые брюки, оранжевую кофту и белый с мандариновыми обшлагами пиджак. Потом причесалась и, вспомнив Франсуазу, покрасила глаза.
Когда я спустилась в столовую, эффект превзошел все ожидания. Маня чуть не подавилась йогуртом, а тактичная Софи осведомилась:
– Вы хорошо себя чувствуете, мадам?
– Превосходно, – бодро ответила я. – Что вы примолкли? Или я так хороша, что у вас пропал дар речи?
– Если мадам позволит, – завела Софи, – я бы посоветовала накинуть в дорогу косынку – можно простудить голову, которую вам зачем-то всю побрили…
– И темные очки, – проворчала Маня, – а то нас будут останавливать на дорогах. Увидят мать и решат, что мы сбежали из сумасшедшего дома. Мам, ну зачем ты намазюкала глаза? Жуткий у тебя вид получился, правда, Софи?
Я вздохнула. Ну почему все мои попытки приукрасить себя всегда заканчиваются одинаково?
Ближе к обеду наконец двинулись в путь. Я за рулем. Маня уютно устроилась на заднем сиденье. Рядом лежали подарки. Ехали быстро. Было жарко, солнце пекло так, как будто мы пребывали не во Франции, а в Сахаре.
Дом Ярузельских появился неожиданно. Выглядел он довольно странно: от центральной части с белыми колоннами отходили два крыла. Выгнутое полукругом здание стояло в глубине довольно большого двора. Что-то мне все это напоминало.
– Мам, смотри, до чего ж их дом похож на старое здание Союза писателей на улице Воровского, – заметила Маня.
Она была права. Только дом этот был похож одновременно на многие русские усадьбы XIX века – странный стиль для Франции. Молоденькая горничная, бесконечно приседая, проводила нас в гостиную, Мы остановились на пороге. Громадная комната была декорирована в стиле “русская клюква”. Ситцевые занавески до полу, в углу иконы, почему-то украшенные украинскими рушниками, всюду настелены белые, вязанные крючком салфеточки. На большом деревянном столе посреди белой скатерти пыхтел громадный блестящий самовар.
– Апофигей, – прошептала сзади меня Маня.
– Ку-ку, – подтвердили часы на стене, – ку-ку. Сухонькая блондинка, сидевшая у телевизора, ласково улыбнулась.
– Меня зовут Галина Владимировна, – представилась она по-русски.
В ее речи почти не было акцента.
– Я – Даша, а это Маня.
– Уж наслышана о вас.
– Как вы чудесно говорите по-русски, – сказала Маня.
– Барышня, – строго сказала Галина Владимировна, – было бы странно, если бы я говорила по-китайски. Я же русская и притом читаю наши газеты, наши книги и, конечно, вот это. – Она щелкнула пультом, и заработавший телевизор наполнил комнату голосом Киркорова. – У меня ловится наша первая программа.
– Поглядите-ка, – изумилась Маня.
– Что такое? – спросила я.
– Да ты посмотри: у Фили-то глаза голубые, а ведь всегда были карие. Как же это он так?
– А что тут особенного? – сказала Галина Владимировна. – Я думаю, он просто надел цветные контактные линзы. Привлекает таким образом к себе внимание. Пойдемте лучше, я покажу вам дом.
В моей голове что-то щелкнуло, и части головоломки разом встали на свои места. Я поняла все!
– Мать, тебе плохо? – спросила Маня.
– Нет, нет, я просто думаю.
– Когда ты думаешь, у тебя делается просто зверское лицо!
Ну что можно ответить на подобное замечание!
– Давайте, пока не приехала Жаклин, я покажу вам дом, – еще раз предложила Галина Владимировна.
Оказалось, что дом был построен мужем Галины Владимировны по ее проекту. Одно крыло, состоящее из спальни, гостиной, кабинета, ванной комнаты и гардеробной, принадлежит Галине Владимировне; другое крыло, чуть побольше – четыре спальни, кабинет, гостиная, ванные комнаты, – отдано остальным; разделяет крылья центральная часть. Там расположены столовая, библиотека, гостиная, две спальни для гостей, кухня…
– Я не буду показывать вам половину Жаклин, она приедет и сама проведет вас по комнатам. Вот это мой кабинет, – гордо проговорила старушка.
В большой комнате с тремя окнами царил тот же псевдорусский стиль: ситец, рушники, иконы, в стеклянных шкафах большая коллекция гжели.
– Барыня, – раздался чей-то тонкий голос с сильным акцентом, – барыня, обед когда подавать?
Я повернулась и замерла от удивления. На пороге комнаты стояла высокая молодая девушка в красном сарафане. На голове у нее красовался вышитый фальшивым жемчугом кокошник.
– Подавайте, Настенька, прямо сейчас. Вы ведь, наверное, проголодались? – обратилась к нам старуха.
Настенька поклонилась, а когда она, уходя, повернулась к нам спиной, мы увидели длинную, толщиной в руку косу.
– Апофигей, – снова прошептала Маня, у меня же просто отнялся язык.
Галина Владимировна истолковала наше изумление по-своему.
– Да, – гордо сказала она, – я сумела сохранить в доме истинно русские традиции и привила Жаклин любовь к земле ее предков. Моя прислуга говорит по-русски. Кто лучше, кто хуже, но языком владеют все!
– Как это вам удалось? – искренне удивилась Маня.
– Шорох купюр приятен всем. Я пообещала солидное жалованье и небольшую ренту после моей смерти тем, кто согласится выучить азы русского, наденет национальную одежду и сделает соответствующую прическу. Причем меня совершенно не интересует, настоящая ли коса у Насти или нет. Это ее секрет. Кстати, имена я им тоже дала другие.
Подготовленные этой тирадой, мы почти не удивились, увидев в столовой молодого человека в косоворотке, плисовых штанах и сапогах. Стол был уставлен салатами, мисками с квашеной капустой, солеными огурцами и моченой брусникой.
