Александра Сашнева - Тайные знаки
Марго вытянула ноги и, неторопливо отхлебывая пиво, разглядывала посетителей кафе, прохожих и дома напротив. Движения на улочке почти не было, лишь иногда проезжали отдельные машины, и Марго провожала их взглядом. Машины тоже нравились ей. Среди них не было ни одной плохо покрашеной, ни одной побитой или проржавевшей на крыльях или порогах. Наверное в Париже не разрешали ездить на таких машинах. И это Коше-Марго тоже нравилось.
Нравились ей и чудесные живые деревья в кадках, выставленные по бокам кафе. И веселые посетители кафе ей тоже нравились. Все это ей очень нравилось. И жизнь опять представлялась улыбчивой и безопасной.
Все будет прекрасно, думала она и курила прекрасный сухой «Кэмел» и потягивала отличное вкусное пиво.
Пространство напряглось и выдавило из себя вызывающе алый кабриолет. Пылая, будто «Красные виноградники» Ван Гога, он летел в оранжевых лучах фонарей на фоне густого ночного неба. Прямо как в кино — за рулем дымил сигарой лысый толстяк в черных бандитских очках и черном смокинге, рядом ухмылялся красавчик в полосатом пиджаке, а сзади крутилась гражданка в малиновом парике и ярко-зеленом платье с мехом вокруг шеи. В руке у гражданки был длиннющий мундштук с тонкой сигареткой. Следом за этой машиной вылетела из-за угла вторая — черная «Ауди». Они промелькнули почти мгновенно.
Марго оглянулась. Единственный посетитель кафэ по-прежнему смотрел в одну точку где-то в районе своего ботинка. Бармен протирал стаканы и следил за футболом по ящику. Марго пожала плечами. Ну подумаешь — кабриолет. Это в Питере — КАБРИОЛЕТ! А здесь — так, кабриолет, да и только.
Пиво кончилось, кончилась сигарета. И, почувствовав прохладу, пробравшуюся в рукава куртки, Марго сунула руки в карманы и поднялась из-за столика. Все-таки февраль. Все-таки зима.
Рассчитавшись с барменом, Марго поплелась домой (надо же! уже домой), выбрав из любопытства иную дорогу.
Она снова закурила. В Париже приятно было курить на ходу. Хотя, говорят, на ходу — вреднее.
Шлепки «бульдогов» по асфальту только подчеркивали тишину маленькой улочки, а дым сигареты оттенял свежесть воздуха и приятную сладость буржуазного «загнивания» (помнилось еще что-то такое из совковых времен). Потом Марго вышла на бульвар, и ее напугал черный мотоциклист, взревевший во все небо дисторшн мотора — серебристо-черная стрела пронеслась в густых сумерках мимо Марго, мимо кустарника, подсвеченного фонарями.
В конце бульвара оказалась незнакомая шестиконечная площадь. Марго поняла, что чуть-чуть промазала с поворотом. Она остановилась, обдумывая по какой улице направиться дальше, и в этот момент в одной из улочек раздался грохот пальбы, и на площадь вылетел все тот же алый кабриолет и та же черная «Ауди».
Марго в панике отпрянула в какую-то нишу и прижалась к стене. Грохот пистолетных и револьверных выстрелов, пороховой дым, выхлопные гази и крики — все смешалась в ужасную куролесь. Машины кружили по площади на дикой скорости, визжа паленой резиной. Пижон в полосатом пиджаке выхватил ствол выхватил второй ствол и начал палить по новой в лобовое стекло «Ауди». Из «Ауди» в ответ высовывался толстенький, похожий на Калягина, мужик с маленькими черными усиками и, целясь в водителя кабриолета, аккуратно пулял в зад кабриолету. Гражданка на заднем сидении схватилась за голову, уползла вниз, и изредка высовываясь оттуда, начала выбрасывать в лобовое стекло «Аудюхи» мандарины, которые тут же лопались и брызгали в разные стороны соком.
Марго старалась вжаться в стену как можно глубже.
Внезапно на площадь вылетела еще одна машина — небольшой фургон. Он обогнал «Ауди» и кабриолет. Прошло несколько минут, прежде чем Марго заметила, что в фургоне сидит человек с кинокамерой.
Кран выдвинулся наискось вверх, и кинооператор завис прямо над кабриолетом. Завершив шести- или семидесятый круг, машины унеслись прочь. Грохот выстрелов и вой моторов затерялся в старых кварталах Монмартра…
«Как в Рождественнской сказке?»
Как водится, Репеич (или не Репеич, а Кабан Нарышкин) что-то напутал, и поездка отложилась еще на неделю. Впрочем, это не повредило проекту нисколько. «Роботы» успел еще несколько раз отрепетировать программу. Теперь уже с барабанщиком.
И правильно, потому что ни один нормальный басист в «Роботы» идти не хотел. А Эдик и правда — гитару в руки никогда не брал. Хотя Митяй не соврал, личико у парня было хоть куда: злые губы на добром лице с распахнутыми настеж огромными глазами, и два шрама, аккуратненькие беленькие полосочки (на шее и на лбу). Они нисколько не портили лицо новичка, даже наоборот — такие парни нравятся всем — и девкам и не девкам. Танцоры сразу закружили вокруг новенького, но тот был скользок, как угрь. Обещал всем, а потом все забывали, о чем шла речь.
На прощанье Стрельцова набуздырялась на безнике у Дана в «Манхеттене». Заработала последнюю пару сотен и набуздырялась. Так что в аэропорт она ехала никакая.
Все сели парочками, а Катьке досталось место на отшибе. Почти у самого дабла. Тем лучше — тайком от Репеича она смахнула с телеги стюардессы рюмку коньяка, и сладенько проспала половину полета.
А когда Стрельцова проснулась, она поняла, что внизу — рай.
Взлетели они в Шереметьево из плотного облака облачности, а прямо над Европой, над маленькой смешной Европой сияло ясное детское солнышко с рисунка. И оно ласкало золотистыми лучиками палисадничек Европы. Аккуратненький красивый палисадничек, расчерченный по линеечке на зеленые лоскуты, розовые, песочные и коричневые полоски. Между этими полосками изредка были красивые ровные дороги, мостики через речки, белые домики с красными крышами — детская заводная железная дорога из Германии.
Была такая у одного одноклассника Катеньки Стрельцовой. Его папа был военным, и до Саратовской дырени служил несколько лет в тогдашнем ГДРе. Оттуда и привез сынуле подарочек.
Стрельцова смотрела в иллюминатор и не верила, что так — может быть на самом деле.
— Привет! — сказал Эдик и подсел к Катьке. — Ты была в Париже?
— Не-е… — протянула Катька и растерянно улыбаясь оглянулась на басиста. — А ты?
— А я был.
— И там всегда так?
— Да.
— Как в рожественской сказке? — не могла никак прийти в себя певица.
— М-м-м… да! Пожалуй, так, — сказал Эдик и вытащил из кармана справочник для туриста. — Давай посмотрим, куда мы пойдем сначала!
Он распахнул карту.
Узлы событий
Изредка сверяясь с картой, Марго брела по какой-то длинной улице, потом по виадуку, под которым расходился веер железнодорожных путей, потом по мостику через канал. На той стороне навстречу ей попалась масса мужчин одетых в черные пальто, черные плоские шляпы и с кудрявыми завитками по бокам смурных лиц. Марго остановилась, пораженная зрелищем, и не сразу догадалась, что это просто еврейские мужчины идут из Синагоги, которая, должно быть, где-то тут рядом. Впрочем, ее растерянность можно было понять — такое количество продвинутых евреев она видела впервые в жизни.
Миновав черную толпу, Марго проследовала в небольшую улочку, где в очередной раз оскандалилась — из ворот выезжал красивый черный «Линкольн» с затененными чистенькими стеклами. Коша как нормальная русская идиотка шарахнулась в сторону, но водитель, еле видимый за дымкой стекол, заулыбался и знаками всячески настаивал, чтобы девушка двигалась первой. А дымка стекла делала улыбку водилы похожей на сфуматто времени, которое изменяет цвет лака, покрывающего старинную живопись. Марго торопливо перебежала перед огромным плоским капотом, и «Линкольн» с нежным фырчанием скрылся за поворотом улочки. Еще около сотни метров Коша передвигалась по тротуару в безсознательном состоянии, сгорая от стыда за свою колхозность и страдая от недоступности того мира, которую только подчеркнула приятная улыбка хозяина «Линкольн».
Кошу мучила одна вещь. Аурелия объявила ей с утра о том, что вечером у нее вечерина по поводу дня Рождения, и следовало же что-то подарить француженке.
Ау, конечно, хотела бы стать обладательницей одной из начатых работ Марго. Именно на это она и намекала, когда вечером мило объявила о вечеринке. Но именно этот вариант ни в коей мере не мог устроить Кошу. Двадцать работ в месяц, которые надо сделать для Жака и так нелегкая задача! Восемь часов в день на четырех костях — не каждый выдержит. Поэтому ясно, что Марго пыталась увернуться от выполнения желания Ау.
Если бы были деньги, можно было бы купить какую-нибудь дребедень типа альбома по искусству Древнего Египта. При страстной любви Аурелии к этой теме, альбом вполне заменил бы желанный ею холст.
Но альбом стоил неимоверных денег. Таких у Марго не было.
