Джон Гришем - Дело о пеликанах
Уже было двенадцать сорок, время уходить. Еще нужно торопливо пройти четыре квартала до автомобиля, взять другую черную коробочку, затем еще шесть кварталов до «Пассикат синема», который закрывается в половине второго. «Пассикат» был восемнадцатым в списке, он точно не мог вспомнить, каким именно по счету, но был абсолютно уверен, что ровно через три часа двадцать минут грязный кинобизнес в округе Колумбия взлетит на воздух. Предполагалось, что двадцать два заведения из общего числа таких небольших притонов получат сегодня ночью черные коробочки, а в четыре утра они все закроются, опустеют и будут уничтожены. Три, работающие всю ночь, были вычеркнуты из списка, потому что их группа отказывалась от применения насильственных методов.
Он поправил солнцезащитные очки и последний раз взглянул на обивку сиденья рядом с ним. Судя по стаканчикам и воздушной кукурузе на полу, помещение убирали раз в неделю. Никто не заметит выключатель и трубку, едва различимые между рваными нитями. Он осторожно щелкнул выключателем и вышел из «Монроуза».
Глава 10
Эрик Ист никогда не встречался с Президентом и никогда не был в Белом доме. Никогда не видел он и Флетчера Коула, но знал, что тот не понравится ему.
Следом за директором Войлсом и К. О. Льюисом в семь утра в субботу он вошел в Овальный кабинет. Не было ни улыбок, ни рукопожатий. Иста представил Войлс. Президент кивнул из-за стола, но даже не встал. Коул что-то читал.
Двадцать порнозаведений вспыхнули факелами в округе Колумбия и многие еще дымились. Они видели дым над городом через заднее стекло лимузина. В одном из домов под названием «Эйнджелс» сильно обгорел сторож, и он вряд ли выживет.
Час назад они получили сообщение: анонимный посетитель радиостанции приписывает ответственность за все «Подпольной армии», и она обещает устроить подобное же в ознаменование смерти Розенберга.
Президент заговорил первым.
«Он выглядит усталым, — подумал Ист. — Еще так рано для него».
— Во сколько заведений подброшены взрывные устройства?
— В двадцать здесь, — ответил Войлс. — Семнадцать в Балтиморе и примерно пятнадцать в Атланте. Все выглядит так, как если бы атака была тщательно скоординирована, потому что все взрывы произошли ровно в четыре часа утра.
Коул поднял голову от своих бумаг.
— Директор, вы верите, что это «Подпольная армия»?
— На данный момент они единственные, заявляющие об ответственности. Похоже, их работа. Может быть, — Войлс не смотрел на Коула, разговаривая с ним.
— Итак, когда вы начнете аресты? — спросил Президент.
— В тот самый момент, как появится возможная причина, господин Президент. Таков закон, вы понимаете.
— Я понимаю, что эту группу вы больше всего подозреваете в убийствах Розенберга и Дженсена и что вы уверены, что именно ее члены убили федерального судью, участвовавшего в рассмотрении дела в Техасе, и, скорее всего, именно она подложила взрывные устройства как минимум в пятьдесят два порнозаведения прошлой, ночью. Я не понимаю, почему они взрывают и убивают, оставаясь неприкосновенными. Черт побери, директор, мы находимся в осаде.
Шея Войлса покраснела, но он не сказал ни слова. Просто отвел взгляд в сторону, в то время как Президент смотрел на него. К. О. Льюис прочистил горло.
— Господин Президент, позвольте мне. Мы не убеждены в том, что «Подпольная армия» замешана в убийствах Розенберга и Дженсена. На самом деле у нас нет фактов, связывающих их. Они — только одни из дюжины подозреваемых. Как я сказал раньше, убийства хорошо организованы, совершены очень чисто и высоко профессионально. Исключительно профессионально.
Коул шагнул вперед.
— Что вы пытаетесь сказать, мистер Льюис? Что у вас нет никакого представления о том, кто же убил их? И вы, возможно, никогда этого не узнаете?
— Нет, совершенно не об этом я говорю. Мы найдем их, но это займет определенное время.
— Сколько времени? — спросил Президент. Это был понятный, характерный для студента-второкурсника вопрос, не требующий хорошего ответа. Ист сразу невзлюбил Президента, поскольку тот задал его.
— Месяцы, — ответил Льюис.
— Сколько месяцев?
— Много.
Президент закатил глаза и покачал головой, затем с раздражением встал и направился к окну. Он заговорил, глядя в окно:
— Не могу поверить, что нет связи между тем, что случилось прошлой ночью, и убийством судей. Не знаю, возможно, я просто выжил из ума.
Войлс с ухмылкой бросил быстрый взгляд на Льюиса. Шизофреник, неуверенный, неинформированный, глупый, не общающийся ни с кем. Войлс мог придумать еще много других эпитетов.
Президент продолжал, по-прежнему обращаясь к окну:
— Я просто становлюсь нервным, когда убийцы свободно разгуливают здесь повсюду и раздаются взрывы. Кто может обвинить меня? У нас не убивали президента уже более тридцати лет.
— О, мне кажется, вам ничего не грозит, господин Президент, — произнес Войлс с чувством удовлетворения. — Служба безопасности контролирует положение.
— Отлично. Тогда почему я чувствую себя так, как будто нахожусь в Бейруте? — Он почти бормотал в окно.
Коул почувствовал неловкость и схватил толстую докладную записку. Протянул ее Войлсу, заговорив тоном профессора, читающего лекцию.
— Это краткий список возможных кандидатов в Верховный суд. Здесь восемь фамилий с биографией каждого. Подготовлено судом. Мы начали с двадцати фамилий, затем Президент, Главный прокурор Хортон и я урезали до восьми. Никто из них даже не представляет себе, что его кандидатура рассматривается.
Войлс по-прежнему смотрел в сторону. Президент медленно возвратился к столу и взял свой экземпляр докладной записки. Коул продолжал.
— Кандидатуры некоторых спорны, и, если они в конце концов выдвинуты, нам придется выдержать бой, добиваясь их утверждения сенатом. Мы предпочли бы не начинать войну сейчас. Это должно сохраняться в тайне.
Войлс неожиданно повернулся и посмотрел на Коула.
— Вы идиот, Коул! Мы делали такое раньше, и я могу заверить вас, что, как только мы начинаем проверять этих людей, кот выскакивает из мешка. Вы хотите тщательного скрытого расследования и вместе с тем рассчитываете, что каждый, с кем мы будем вступать в контакт, смолчит. Так не пойдет, сынок.
Коул подошел к Войлсу ближе. Его глаза метали молнии.
— Вы должны немного повертеть своим задом, чтобы гарантировать, что эти имена не попадут в газеты, пока их не назначат на должность. Вы сделаете это, директор. Вы остановите утечку информации и не дадите ей попасть в газеты. Понятно?
Войлс уже был на ногах, тыча пальцем в Коула.
— Послушай, осел, ты хочешь проверить их? Тогда делай это сам. Не надо отдавать мне целую кучу распоряжений, как бойскауту.
Льюис уже стоял между ними. И Президент встал за столом. В течение секунды или двух полное молчание. Коул положил свой экземпляр докладной записки на стол и сделал несколько шагов, глядя в сторону. Теперь Президент взял на себя роль примирителя.
— Сядьте, Дентон. Сядьте.
Войлс вернулся на свое место, по-прежнему глядя на Коула. Президент улыбнулся Льюису, и все сели.
— Мы все в большом напряжении, — с теплотой в голосе произнес Президент.
Льюис спокойно сказал:
— Мы проведем тщательную проверку по вашим фамилиям, господин Президент, и это будет сделано в строжайшем секрете. Однако вы знаете, что мы не можем контролировать каждого, с кем ведем разговор.
— Да, мистер Льюис, я это знаю. Но я хочу исключительной осторожности. Эти люди молоды и будут кроить и перекраивать Конституцию еще долго после того, как я умру. Они стойкие консерваторы, и пресса съест их заживо. У них не должно быть тайн, тщательно скрываемых от посторонних. Ни наркотиков, ни незаконных детей, ни действий радикально настроенных студентов, ни разводов. Понимаете? Никаких сюрпризов.
— Да, господин Президент. Но мы не можем гарантировать полной секретности в нашем расследовании.
— Просто пытайтесь, хорошо?
— Да, сэр.
Льюис протянул докладную записку Эрику Исту.
— Это все? — спросил Войлс.
Президент посмотрел на Коула, который стоял у окна, ни на кого не обращая внимания.
— Да, Дентон, это все. Мне бы хотелось, чтобы проверка по этим именам была проведена в течение десяти дней. Я хочу быстрого продвижения в этом вопросе.
Войлс встал.
— Вы получите докладную через десять дней.
* * *Каллахан находился в раздражении, когда постучал в дверь квартиры Дарби. Он был в смятении, и многое приходило ему в голову, многое, что он хотел бы высказать. Но он знал: нежели объявлять войну, а этого он хотел бы меньше всего, лучше выпустить немного пара. Она избегала его четыре дня, потому что играла в детектива и забаррикадировалась в библиотеке юридической школы. Она пропускала занятия, отказывалась отвечать на его звонки и вообще пренебрегала им в решающий момент. Но он знал, что, когда она откроет дверь, он будет улыбаться и забудет о том, что его игнорировали.
