Александр Юриков - Все каюты проданы
– Да, история убедительная, – вынуждена была признать Светлана.
– Ну а вторая тебе даже ближе по сюжету. Черт нас дернул принять предложение выступить в гостинице «Рэдиссон-Славянская». Славянской она никогда не была, ее контролировала чеченская мафия. А может, они и сейчас ее держат под «крышей» – я не знаю. Творили они там черт те что, даже, помню, писали, что совладельца гостиницы с американской стороны убили в подземном переходе рядом. Он отказался подписать какую-то бумагу, нужную им. Нам это было по фигу, пригласили, гонорар хороший. Отработали мы как положено, топчемся на задворках, и тут опять заявляется компания. Персонажи другие, типаж тот же. А сейчас, говорят, продолжение банкета – девочки поедут с нами. К тому времени уже была охрана. Жизнь научила! Ребята встали с двух сторон, у них разрешение на оружие, все дела. Не хватало нам еще перестрелки, как за кулисами «Юбилейного». – Зюник тяжело вздохнул, вспоминать это все ему было неприятно.
– Я достал из борсетки нужную визитку – постоянно с собой носил, прямо как талисман. Показываю ее одному из кавказских мордоворотов, говорю: «Посмотри. Хочешь, чтобы я сейчас ему позвонил?»
Их на понт, конечно, не возьмешь. Он заявляет, мол, звони давай, посмотрим, кто тебе ответит. У меня, дескать, таких визиток целая сотня. В результате я не сомневался, главное, чтоб не занято было. Набрал номер, поздоровался, объяснять начал. Дескать мы сейчас в «Рэдиссоне», выступили нормально, но от нас еще чего-то хотят. Ситуация сложная. Мне велят дать трубу кому надо. Я телефон отдаю. Они послушали – сначала один, потом другой. Телефон отдали, извинились сквозь зубы и смылись. Через пять минут один поганец вернулся, принес пару бутылок шампанского.
– Вы его выпили? – поинтересовалась Светлана.
Леня не понял, как на нее повлияли эти рассказы, но выглядела она спокойной, если не умиротворенной.
– Конечно, выжрали тут же, стресс сняли. С паршивой овцы, сама понимаешь, хоть шерсти клок.
– Да, овцы и в самом деле паршивые, – задумчиво протянула певица. – Ладно, Леня, пойду мыкать свое женское одиночество. Оставил ты меня без спутника. Тут акустика, кстати, неплохая. По крайней мере, когда репетировали, без зрителей. Сам сходи послушай, я кое-что новое приготовила.
«Как-то слишком я на нее навалился, – подумал Зюник. – Впрочем, говорил правду, ничего не придумал. Надо порыться в памяти, поискать что-нибудь позитивное, связанное с кавказцами. Пусть, если хочет, покуролесит немножко с темноволосым парнем. А русых на ее век хватит и в России».
Вообще Светлана не любила по жизни три вещи. На кухне – молоко. Отравили, наверное, в детстве. Почему-то этот напиток ассоциировался у нее с густой, жирной пенкой, похожей на гусеницу. Теперь ее, конечно, молоком никто не пичкал, но даже близкие по консистенции коктейли вроде пина колады вызывали отторжение. Она знала, что он такой белый за счет кокосового ликера, но смотреть на него не могла.
В музыке Свету выворачивало наизнанку от голимой попсы. Прежде всего от песен, которые пытались сочинять сами исполнители. Этим грешили больше молодые, начинающие. Сразу после того как их в первый раз показывали по телику, они решали для себя, что звездный час пришел. Надо удовлетворить собственные амбиции. Тут же на бумагу ложилась слюнявая размазня с рифмами «твой – мой», «вчера – навсегда». Потом бойкие ремесленники за продюсерские деньги делали более-менее профессиональную аранжировку, и незрелый плод падал прямо в уши поклонникам.
В общении она терпеть не могла людей с непонятным или чуждым ей менталитетом. Предпочитала адекватных, незамороченных, чего-то достигших собственными усилиями, но не впавших от позитивного результата в эйфорию.
С теми, кто ей не нравился или не был понятен, Света вела себя жестко. Она не то чтобы соблюдала дистанцию, а просто воздвигала Великую китайскую стену между собой и ненужным ей персонажем, совсем не прощала наглости, быкования.
Из-за этого, правда, группа «Простые правила» потеряла парочку спонсоров. Они отстегивали приличные бабки, но очень уж рьяно пытались встать с ней на короткую ногу. Девушка отшила их далеко и надолго.
К так называемым лицам кавказской национальности она относилась настороженно. Света частенько наблюдала их в клубах. Свои исламские ограничения они оставляли за дверью, хорошо поддавали там и вели себя как хозяева жизни.
Ее напрягало их отношение к женщинам. Конечно, она понимала, что в клубах собирается и тем более общается с денежными мешками далеко не самый цвет нации. Но подчеркнутое хамство, восприятие женщины как вещи, причем не слишком дорогой, а просто нужной в данный момент, коробило девушку. Кроме того, у стойки бара и в клубном закулисье ей удалось услышать пару историй от тех милых дурочек, которые после тусовок принимали приглашение кавказских джентльменов продолжить знакомство.
А потом произошла история в кафе-баре «Пироги», после которой эти парни вообще стали нежелательными гостями в нормальных, уважающих себя клубах. Интересное местечко, где по задумке хозяев соединились кафе, книжный магазин и библиотека. Книги можно было купить. Света кое-что находила там о любимых музыкантах. Второй вариант – взять чашечку кофе и читать, читать, читать.
Атмосфера домашняя. Люди празднуют дни рождения, маленькие творческие победы. Знакомятся, немного флиртуют. Все так, как будто бы вы пришли в гости, если не к близким друзьям, то к хорошо знакомым людям.
Как там оказалась компания чеченцев, что они искали в этом заведении – непонятно. Рядом с ними сидели несколько молодых ребят и девушек. Детали Свете рассказал знакомый, работавший в этом кафе. Подошел кто-то еще, им не хватило стула. Придвинули свободный от стола, который занимала чеченская компания.
Любой посетитель кафе и бровью не повел бы. Понадобится еще один стул – его принесет официант.
Но гордые сыны чеченского народа подняли скандал. Ор, оскорбления, угрозы. Ребята, «захватившие» стул, тоже не смолчали.
Чем это закончилось бы в нормальной русской среде? В крайнем случае вышли бы за дверь, чтобы доказать что-то кулаками.
А эти отморозки начали стрелять. Прямо в людей, стоящих и сидящих в метре от них. В упор. Парень, которому пуля попала в шею, скончался на месте. Его девушку отвезли в больницу в состоянии, как говорят медики, средней тяжести.
Отморозка вычислили. Это был двадцативосьмилетний уроженец города Грозного с романтическим именем Амирхан. Или с фамилией Амирханов – что-то в этом роде. Он оказался сыном какой-то тамошней шишки. Что парень делал в Москве – непонятно. Жрал спиртное, стрелял из травматики. Но его, конечно, и след простыл. А попробуй-ка достать на таком расстоянии гордого сына Чечни!
Какое-то время Света по-детски искала корни этой агрессивности в комплексе «младшего брата». Его долго обижали, практически чморили. Вот вам результат.
Потом Светлана увлеклась группой Louna. Российская альтернативная команда с женским вокалом во многом напоминала ей их собственную команду.
Пятеро музыкантов – вокалистка Лу и басист Вит из Traktor Bowling, пара гитаристов и улетный барабанщик Пилот – замутили гремучую смесь из альтернативного рока, панк-рока и пост-гранжа. Максимальный драйв и мощный звуковой напор в сочетании с остротой текстов.
В группе «Простые правила» каждый солист выступал от себя, от собственного «я». Трофимов нес свои мысли и идеи. Света, как уж могла, добавляла каплю романтики в суровые будни.
А вот Louna сразу обозначила свое творчество как концептуальное. «Радикально изменить положение вещей в альтернативной музыкальной среде». Эти слова стали их лозунгом. В выражениях группа не стеснялась. В песне «Кто, если не мы?» они прямо говорили о том, что творилось вокруг и кто должен за это отвечать.
Ярость грызет нутро,
Страх превращает нас в рабов.
Снова война в метро,
Око за око, кровь за кровь.
Разобщены, глухонемы
Дети одной большой страны.
Кто виноват, если не мы?
Но еще больше ее зацепила баллада «Сожженная заживо». Там и музыка была по кайфу. А слова, как будто выложенные из булыжников, застревали в памяти и уже не улетучивались.
Встань на заре, ты видишь,
как новою кровью алеет Восток?
Сколько еще им нужно пролить этой крови
и ради чего?
В каждом окне и в каждом движении глаз
они видят порок.
Но нет ничего, что может быть хуже,
чем вера, сожженная заживо.
Посмотри в их глаза, почувствуй,
как собственный разум летит под откос.
Видишь, как их с рождения учат
смотреть сквозь кривое стекло?
Сводит с ума проросший корнями
внутри первобытный психоз…
Только скажи, ведь если все это –
их вера, то что тогда зло?
И кто даст ответ, когда же откроет глаза
их всевидящий бог?
Сколько же их, что ищут спасенье души
за бессмыслицей слов?
Сто тысяч лет бредет по Земле, как в бреду,
человеческий род.
Тонет во лжи и молит прощенья
в огне ритуальных костров…
Я и огонь.
Агония…
Свете сразу захотелось написать что-то настолько же сильное, не уступающее по эмоциональному заряду. С ней всегда так бывало. Если что-то попадало ей в душу, прямо в сердце, то она немедленно включала фантазию и начинала работать.
