Хей Купер - Кровавые грехи
— Зачем мы вообще встречаемся? Это опасно, Хантер.
— Коди сказал, что Брук собирается убежать отсюда, и мы должны отговорить ее.
— Убежать отсюда? Куда она пойдет? Она хочет добраться до Техаса сама? Ей всего двенадцать.
— Да, поэтому мы и должны отговорить ее.
Руби молчала до тех пор, пока они не дошли до сарая и не обнаружили, что их друзья уже на месте. Амбар мог вместить трех пони и полдюжины коров за раз, а сейчас в нем стояли лишь несколько маленьких сельскохозяйственных машин, которые не понадобятся до весны.
Пахло машинным маслом и металлом.
«Это место совсем не похоже на амбар», — решила Руби. Но она отбросила эту мысль, как делала всегда, и просто обратилась к Брук:
— Ты сошла с ума?
Напряженное выражение лица подруги было заметно даже в тусклом свете, который исходил от бойскаутского фонарика Коди.
— Руби, ты тоже одна из числа Избранных. Мы не такие как другие девочки — мы знаем, что должно произойти. Что с нами сделают. Не говори мне, что ты не боишься.
— У нас есть щиты, — Руби изо всех сил старалась сделать вид, что она не напугана.
— И как долго эти щиты будут защищать нас? У Сары был щит, и она умерла. Как много здесь было таких?
— Брук…
— Как много? Людей, которые просто ушли — или, по крайней мере, так говорит нам Отец. А людей, которые остались, но сделали это только потому, что они другие. Но они изменились.
— Мы не изменимся.
— Откуда ты можешь знать?
До того, как Руби смогла ответить, впервые заговорил Коди.
— Я знаю, что Брук не сможет добраться до Техаса без помощи, — рассудительно сказал он. — Но я знаю еще кое-что. Что бы ни ждал Отец, оно почти здесь.
В тусклом свете они все посмотрели друг на друга, и никто из них не стал притворяться, что им не страшно. Даже Руби.
* * * *— Она не утонула? — спросил Сойер своего медицинского эксперта.
— Нет. В легких нет воды. Нет никаких признаков огнестрельного ранения, ножевой раны или ударов, нанесенных тупым предметом, которые были бы нанесены до смерти.
— А ее кости?
— То же самое, что и у Эллен Ходжес.
— Но ты не можешь сказать мне, как это произошло.
— Господи, Сойер, даже с моим неуемным воображением я не могу представить, как это могло произойти. Это невероятно. Как можно раздробить кости, не причинив вреда тканям, которые их окружают и коже? Я не знаю. И не верю, что судмедэксперт в Чапел-Хилле поймет.
— Том, от тебя чертовски мало помощи.
— Прости.
— Полагаю, ты не смог установить личность погибшей?
— Я? Нет, не смог. У нее нет татуировок, родимых пятен или других особых примет. Ее рост примерно метр семьдесят, она была скорей всего стройной, около тридцати, брюнетка. Мой отчет у тебя на столе.
Сойер открыл папку и внимательно изучил все документы, лежащие внутри.
— Ты не написал цвет глаз.
Это не был вопрос, потому что он и так знал, каким будет ответ. Знал это с точностью, от которой его начинало тошнить.
— Я не могу сказать, какими они были до смерти. Сейчас ее глаза белые.
Сойер сделал вдох и медленно выдохнул. Он положил руку себе на затылок и осознал, что этим жестом пытается унять дрожь, которую вызывает в нем нечто, находящееся за пределами его понимания.
Он не хотел, чтобы его предположения оказались верными.
— Как и у Эллен Ходжес, — сказал он.
Мейси кивнул.
— И это — еще одна вещь, не имеющая медицинского объяснения, которая сводит меня с ума. Никаких следов использования химических препаратов, никаких признаков травмы, просто нет цвета. Как и то, что произошло с костями — этого просто не может быть.
— У тебя есть какая-нибудь теория?
— О глазах? Нет. За все годы занятия медициной, я не видел ничего подобного. И надеюсь, что не увижу впредь.
— Пусть так и будет. — Сойер нахмурил брови и откинулся на стуле. — Я буду держать… странности этих смертей в секрете, но не знаю, как долго это может продолжаться. Когда все выйдет наружу…
— Когда все выйдет наружу, — перебил его Мейси, — большинство жителей поверят в то, во что веришь ты. Что эти смерти связаны с церковью. Так или иначе.
— Эллен Ходжес была одним из ее членов.
— Да. Но знаем ли мы, что эта женщина тоже была одной из них?
— Если верить им, то никто не пропадал.
— Ты не веришь этому.
— Нет. Хотя неважно, верю я этому или нет — пока ты не дашь мне что-то, какое-либо доказательство, которое свяжет эту женщину с церковью.
— Хотел бы я это сделать. Прости.
— Черт побери.
Мейси нахмурился.
— На тебя до сих пор давит семья Эллен Ходжес?
Соейр протянул руку и постучал по кипе сообщений, написанных в его блокноте.
— Из этих двенадцати сообщений, десять от ее отца. И это только за сегодня.
— Но они не приедут в Грейс?
— Я уверен, что смог отговорить его.
— А что по поводу их внучки?
— Думаю, они купились на историю церкви, — сказал он, пожав плечами. — Кинли Ходжес забрал с собой Венди и покинул церковь, Резиденцию и Грейс. Насколько я знаю, он связывался с ними, и перестал настаивать на обыске Резиденции.
— Я слегка удивлен, что судья вообще выписал тебе ордер на ее обыск.
— Потому что он — член церкви? Возможно, он сделал это именно по этой причине. Не хотел открыто показывать, что защищает церковь или Сэмюеля.
— Да, вероятно ты прав. — Мейси пожал плечами. — Это так же дает им шанс публично очистить доброе имя церкви. Ты не нашел Ходжесов или их дочь, не нашел никаких доказательств того, что Эллен была там убита, и все были более чем готовы помочь.
— О, да, — ответил Сойер. — Они были готовы помочь, даже чересчур. Как всегда.
— Знаешь, скорей всего они готовы сотрудничать, потому что им нечего скрывать.
— Верь в это, если хочешь, Том.
— Просто я не могу понять причину, — практически извиняющимся тоном произнес Мейси. — Зачем убивать этих женщин? Что церковь или Сэмюель приобретут от этого?
— Я не знаю, — прямо ответил Сойер. — И это сводит меня с ума. Потому что все мои инстинкты говорят — ответы в Резиденции. Я просто не знаю где именно их искать. И не уверен, что узнаю их, даже если найду.
* * * *Для Сэмюеля медитация после службы была даже важней медитации до — помимо того, что он становился сосредоточенным и спокойным, ему необходимо было время, чтобы сконцентрироваться и оценить свое состояние. И, конечно же, Господь требовал от него этого самоанализа.
Всегда было сложно вспоминать детские годы, но он делал это снова и снова, потому что так хотел Бог.
Вновь переживал насилие и боль, будто это случилось только что. И всегда временная потеря памяти, которую он никак не мог преодолеть; потерянное время, за которые и произошли те ужасные вещи. Он никогда не хотел верить, что это именно он в ответе за них.
Но Бог настаивал.
Ты в ответе за то, что произошло. Ты знаешь, что ты сделал. Ты знаешь, что случилось. Ты знаешь, что ты наказал их.
От моего имени. Ты наказал их с помощью моей силы.
Ты был моим правосудием.
Ты был моим мечом.
Он принял это, потому что так сказал Господь. Но неважно сколько раз он пытался, он так и не мог вспомнить, что именно тогда случилось.
После того как Сэмюель повернулся спиной к горящему мотелю и ушел из этого ужасного места, его жизнь вступила в новую, но порой столь же мучительную фазу. Он должен был двигаться — ребенок без присмотра со стороны взрослых привлекал внимание, а уж если он будет оставаться на одном месте слишком долго, из-за этого точно возникнут проблемы. Более того, он вскоре обнаружил, что путешествие автостопом опасно, и несколько раз он с трудом смог убежать от хищных водителей грузовиков и добрых самаритян, которые интересовались, почему маленький мальчик путешествует в одиночку.
Позже он понял, что Господь, очевидно, наблюдал за ним все эти годы, но тогда он не видел ничего особо выдающегося в своей способности позаботиться о себе. Он практически всю жизнь сам заботился о себе. Если бы он зависел от матери в таких вещах как еда и одежда, то куда чаще был бы голоден и ходил в обносках.
Он продолжал двигаться.
У него не было другой цели кроме как Выживание, и оставался на одном месте лишь до того момента, как его инстинкты или какое-то событие не говорило ему: «Время уйти пришло». Деньги, которые казались целым состоянием, скоро закончились, хотя он и был очень аккуратен. Он брался за дневную работу то тут, то там, умело убеждая владельца магазина или фермера, что его мать больна, маленькому ребенку требуются подгузники, а отец оставил их одних.
Со временем он наловчился отыскивать более доверчивых, или как многие бы сказали, более сострадательных людей. И получал то, что ему требовалось, то, что было необходимо для жизни. Несмотря на то, что эта жизнь была тяжелой и одинокой.
