Джеймс Роллинс - Алтарь Эдема
— Если моя grand-m?re была хорошей кухаркой, то мой grand-p?re[14] был кем-то вроде врача. У него имелась масса всяких домашних способов лечения. Вываляться в перечной траве, чтобы прошли боли. Если у вас лихорадка — спите под кроватью. Он делал бальзам из давленных светляков, смешанных с чистым пшеничным спиртом, и уверял, что это лечит ревматизм.
Джек подул на жука, и тот полетел, снова ярко засветившись в воздухе.
— Я до сих пор помню, как он в нижнем белье бродит по дому, а колени и плечи у него светятся от этой мази.
У нее вырвался добродушный смешок.
— Ваш брат когда-то рассказывал об этом. Говорил, что один раз до смерти испугался.
— Я помню. Grand-p?re умер, когда Тому было всего шесть. Он был слишком маленький — ничего еще толком не понимал. Когда мы видели болотный огонь в дельте, я ему говорил, что это дух grand-p?re пришел за ним. Он ужасно пугался всякий раз.
Лорна улыбнулась: воспоминания обоих, оттолкнувшись от Тома, нанизались друг на друга. Тишина снова обволокла их. В обществе Джека эта проблема неизменно возникала. О чем бы они ни говорили — перед ними обязательно появлялись призраки прошлого.
В этот момент тишина могла бы сокрушить их, разъединить, но Джек не позволил этого и остался сидеть. Между ними жило столько недосказанного, оставленного на долгие годы необъясненным. Голос его перешел на шепот, но она все равно слышала в нем боль.
— Я должен спросить… вы когда-нибудь жалели о вашем решении?
Лорна напряглась. Она никогда не обсуждала ни с кем этот вопрос, по крайней мере, напрямую. Но если кто и заслуживал честного ответа, то в первую очередь — Джек. Ей стало труднее дышать. В памяти воскресла та минута в ванной — она смотрит на полоску теста на беременность. Как и всегда, прошлое было всего в полушаге от нее.
— Если бы я могла, я бы вернула все назад. И не только ради Тома. И дня не проходит, чтобы я не думала об этом. — Ее рука прижалась к животу. — Мне следовало быть сильнее.
Джек помолчал секунду, явно взвешивая, сколько и что сказать.
— Вы с Томом были совсем детьми.
— Мне было пятнадцать. — Она чуть покачала головой. — Достаточно, чтобы понимать. До и после.
Однажды после танцев они с Томом занялись любовью в сарае в саду. Они были глупыми и влюбленными, хотя встречались уже целый год. Оба на тот момент являлись девственниками, соитие вышло болезненным, неумелым и сопровождалось множеством заблуждений.
Например, насчет того, что с первого раза забеременеть нельзя.
После того как не пришли очередные месячные, а потом беременность была подтверждена тестом, с этим конкретным заблуждением она рассталась. Полновесная реальность, требующая настоящей ответственности, непосильным грузом легла на плечи подростков. Они никому ничего не сказали — хранили свою ужасную тайну. В течение следующего месяца она скупила в соседней аптеке все комплекты для проверки на беременность и каждую ночь коленопреклоненно молилась.
Что им оставалось делать?
Она не была готова рожать, становиться матерью. Том пребывал в ужасе — боялся реакции родителей. Ее тоже воспитывали в католических традициях, первое причастие она принимала в соборе Сент-Луиса. Никакого выхода она не видела, в особенности если родители узнают правду.
Том внес предложение. В соседнем приходе имелась акушерка, которая делала подпольные аборты, причем не какая-нибудь доморощенная умелица, а получившая подготовку в Центре планирования деторождения. Там она приобрела необходимый опыт, а на черном рынке — кое-какие инструменты и лекарственные средства, после чего открыла что-то вроде частной клиники в старом доме в дельте. Бизнес у нее процветал: она обслуживала не только перепуганных подростков, но и неверных жен, жертв изнасилований и всех прочих, кому требовалась конфиденциальность. А таких в южной Луизиане пруд пруди. Здесь действовал неписаный закон: пока ты о чем-то не говоришь, этого вроде и не существует.
В конечном счете в этом-то и состояла истинная сила дельты. В ее темных водах можно навечно похоронить любые тайны.
Но было бы заблуждением думать, что эти тайны и в самом деле умирали. Кому-то все же приходилось жить с ними. И то, что, казалось бы, исчезло навсегда, вдруг всплывало на поверхность.
Джек увидел отражение боли в напряженной позе женщины, скорбь, исказившую ее лицо. Не следовало ему начинать этот разговор. Не его это дело — допрашивать, забивать кол в ее сердце. Что касается этой истории, то у него тоже есть свой крест. Может быть, поэтому-то он и здесь — чтобы найти какой-то способ простить самого себя.
— Том ни слова не сказал о беременности, — бросил Джек в тишину. — Даже мне. А у нас была одна спальня на двоих, и я чувствовал: что-то у него не так. Он стал таким мрачным и тихим, бродил по дому, словно ждал, что его кто-нибудь шарахнет по голове. И только в ту ночь он выпил и стал рассказывать сквозь рыдания… Наверное, хотел получить искупление грехов от старшего брата.
Лорна повернулась к нему — она ничего об этом не знала.
— И что он сказал?
Джек потер щетину на подбородке; звук получился слишком громкий, и он уронил руку на колени.
— Вы в то время были у акушерки. А он ждал вас и, пока суд да дело, отправился в какой-то захудалый бар и нагрузился там самогоном.
Она смотрела на него, ожидая продолжения, а он знал, что дальнейшая часть истории ей хорошо знакома.
— Я его толком не мог понять. Вы от него забеременели. Это, по крайней мере, было ясно.
— Ну, это была не только его вина.
— Но чувство вины снедало Тома. Он был уверен, что погубил вашу жизнь и теперь вы возненавидите его. Но больше всего его угнетало, что он уговорил вас отправиться к этой акушерке. Ему казалось, что это неверное решение, но исправить уже ничего было нельзя.
Она мельком взглянула на него:
— Я знала, что он перепуган… как и я сама. Но не представляла, что он так мучается. Он скрывал это от меня.
— Это все кейджнские заморочки. Joie de vivre.[15] Печаль нужно скрывать, в особенности если ты мужчина. Наверно, поэтому Том и напился. Не мог терпеть без какой-нибудь анестезии.
Она нахмурилась.
— Когда я вернулась и увидела, что он едва стоит на ногах, я ужасно рассердилась. Мне было больно, меня шатало от всех этих лекарств, а он — на тебе, напился. Я на него накричала, наговорила всякого. Мы собирались после этого поехать в отель. Все было спланировано, мои родители думали, что я осталась ночевать у подружки. Но когда я нашла его в таком состоянии, то поняла, что придется нам провести ночь в кузове пикапа — дождаться, когда он протрезвеет.
У нее перехватило голос, и Джек знал почему.
— Но Том пил не в одиночестве.
— Да.
В это время Джек мчался через весь приход на своем мотоцикле. После пьяного звонка брата он знал, что Том явно не в состоянии вести машину и ему нужна помощь.
Лорна заставила себя смирить волнение, отодвинув воспоминания подальше.
— Когда они пришли, Том уже вырубился там, в кузове. Они стащили меня с кушетки, уложили на землю — я и глазом моргнуть не успела. Я сопротивлялась, но они держали меня. Они стянули мои джинсы до колен, разорвали рубашку.
— Лорна, не надо, хватит.
— Я их не могла остановить. — Она, казалось, не слышала его. — Я до сих пор помню вонючее дыхание этого пьяного недоноска. Его смех. Его руки на мне. Мне нужно было быть осторожнее. — Голос ее сорвался, по телу пробежала дрожь.
— Они хищники, — сказал Джек, надеясь пригасить ее чувство вины. — Они, вероятно, постоянно околачивались у этой подпольной клиники. Женщины, которые оттуда выходили, становились их легкой добычей. Кто бы стал сообщать в полицию? Ведь не женщина, которая делала аборт в подпольной клинике. Молчание жертв было практически гарантировано. Эти сволочи, наверно, подпоили Тома дешевым самогоном, чтобы он не вмешался. А вы остались одна и без защиты.
— Но я не осталась одна. — Она повернулась к нему, ее глаза сверкнули в темноте.
Джек успел вовремя — затормозил так резко, что заблокированные колеса пронесли его еще на несколько метров. Увидев их у самого леса, он бросился на них, однако даже жажда крови не заглушила в нем понимания, как следует действовать. Трое против одного — значит, надо преподать им урок, отделать одного с такой жестокостью, чтобы устрашить двух других. Он стащил этого мерзавца с Лорны, заломил руку так, что хрустнула кость и парень закричал. А потом Джек, совершенно озверев, ударил насильника ногой — сломал нос, челюсть, выбил несколько зубов.
У него хватило здравого смысла крикнуть Лорне, чтобы она садилась за руль и сваливала отсюда, — как знать, сколько тут еще таких же, не привлекут ли звуки драки их дружков.
Во время потасовки Лорна медлила у двери пикапа, и он решил, что страх парализовал ее.
