Микаэль Крефельд - За гранью
– Как зовут собаку? – спросила она.
– Мёффе, – ответил он.
– Эта кличка больше подходит для поросенка.
– Может быть, потому он так себя и ведет?
Она улыбнулась ему сверху, с причала, и он впервые увидел ямочки у нее на щеках. Томас помнил ее голубое платье с развевающимся подолом. Он предложил ей спуститься на борт, но она не соглашалась. Наконец ему все же удалось ее уговорить, и они просидели на палубе до глубокой ночи, попивая вино. Затем она ушла, не оставив ему ни номера телефона, ни адреса. Он даже не знал ее фамилии. После этого он несколько дней тщетно ее разыскивал, расспросил весь район. Эдуардо, Виктория и особенно Йонсон дразнили его, намекая, что он никуда не годится ни как соблазнитель, ни как сыщик. Наконец ему пришлось прекратить поиски, и он потерял уже всякую надежду ее отыскать, как вдруг однажды вечером она снова появилась на пристани. Тут он прежде всего спросил у нее номер телефона, и она его дала. Затем она спустилась на борт, они пили белое вино и целовались до рассвета. Он мысленно вызвал в памяти ее смех, и на этот раз он прозвучал у него за спиной.
Томас медленно обернулся, не вставая с кресла. Она была в том же голубом платье, что и в первую встречу, но лицо стало немного старше, а волосы, распущенные в тот раз до плеч, сейчас были собраны на затылке старинной серебряной заколкой, которую он разыскал для нее у старьевщика со Страндгаде. Томас встал и внимательно на нее посмотрел. Она ласково улыбнулась ему. «Я знаю, что все это алкогольные пары́, я поздно засиделся и ты можешь исчезнуть так же внезапно, как появилась, но все-таки до чего же это замечательно, что ты здесь!» Он сам не знал, произнес ли это вслух или только подумал, но она в ответ улыбнулась, словно услышав. Он замер, не доходя до нее, боясь, что видение скроется, если он протянет руку.
– Ты не представляешь, как же я скучал по тебе, – сказал он.
– Я это чувствую, – ответила она ласково. – Ты плохо выглядишь. Ты здоров?
– Я пропадаю. Я до черта стосковался по тебе. Есть столько всего, в чем я раскаиваюсь, столько всего, чего я не сделал.
– Тебе не в чем раскаиваться.
– Как же не в чем! Мне надо было жить для тебя, не вешать на тебя всякие глупости.
– Ты был замечательный. Лучшего мужа нельзя себе представить.
– Не был я таким. Я так и не предложил тебе руку, хотя прекрасно знал, как важно это для тебя.
– Это не имеет значения. – Она пожала плечами. – Не думай об этом.
– Как не думать! Я вел себя как страшный эгоист.
– Чепуха. У тебя просто голова не включалась с одного оборота.
Она улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.
– Что правда, то правда, – согласился он. – Господи, как много мы не успели сделать!
– А как много все-таки успели! – Она посмотрела на него с озабоченным выражением. – Ты не заслуживаешь того, что творишь над собой.
На миг он отвел глаза, но тут же снова обратил взгляд на нее, испугавшись, как бы вдруг она не исчезла.
– Просто я не могу этого вынести.
– Тот Томас, которого я знала, никогда не говорил такой ерунды. Он никогда не сдавался, всегда боролся, он был предан своей работе и полон чувства справедливости.
– Времена изменились.
– Нет, это не так. У тебя нет причин становиться эгоистом. Ты это отлично знаешь.
Он безнадежно развел руками.
– Для меня все потеряло смысл.
– Ты достоин лучшего.
Он отрицательно покачал головой и почувствовал, как к глазам подступают слезы.
– Я пришел слишком поздно и не успел спасти тебя. Если бы я пришел немного раньше, ты бы не истекла кровью.
– Перестань себя корить!
– Не могу.
– Несчастливое стечение обстоятельств, вот и все.
– Да уж, куда несчастливее, – выдавил он, сдерживая слезы. – Какой-то психопат залез к нам в дом и сбежал, прихватив наручные часы и компьютер, а тебе пришлось заплатить за это жизнью. И я даже не могу найти его. Не могу найти того, кто убил… тебя. Понимаешь, как это невыносимо?
– Да, – тихо сказала она. – Это я хорошо понимаю.
Он вытер слезу и шмыгнул носом:
– Ты случайно не видела, кто это был? Мне бы очень пригодились приметы.
Она только улыбнулась:
– К сожалению, нет, дорогой! – Она обвела взглядом яхту. Услышала музыку и кивнула в сторону каюты, где играл музыкальный центр. – Это ведь, кажется…
– Да. Холл и Оутс.
– «Every Time You Go Away»? – На щеках у нее снова проступили ямочки. – В первый раз мы слушали эту песню у Йонсона. Ты сказал, что это…
– Лучшая песня из всех, какие когда-либо были написаны.
Она рассмеялась:
– И ты ставил ее раз шесть или семь подряд, а то и больше, чтобы еще потанцевать. Йонсон прямо выходил из себя.
– И не перестает до сих пор.
Она взглянула на него влюбленными глазами:
– Может, пригласишь меня?
– А ты не исчезнешь?
– Нет!
Он сделал шаг, подошел к ней и взял за талию, прижал ее к груди. Он чувствовал тепло ее тела. Слышал легкое дыхание, щекочущее его шею. Плавно покачиваясь под музыку, они танцевали. Он вдыхал ванильный запах ее волос.
– Этот миг вместе с тобой никогда не повторится, – шепнула она. – Но тебе нужно жить дальше, Томас.
Он тихонько шикнул на нее.
– Рано или поздно тебе придется отпустить меня. Ты должен снова выправить свою жизнь.
– Не представляю себе, как я это сделаю.
– Ты обязан сделать это ради нас обоих.
– Я знаю, – тихо сказал он.
Она нежно поцеловала его в губы, прежде чем высвободиться из его объятий.
– Береги себя, дорогой!
Он хотел что-то сказать – что-то, что могло бы ее удержать, – и отчаянно искал нужные слова, но так и не нашел и только молча проводил ее взглядом, когда она повернулась и пошла к набережной. Она вытерла ладони о платье и посмотрела на него с улыбкой. Затем помахала рукой и исчезла. В тот же миг смолкла музыка, на яхте погасло электричество. И он снова очутился один в темноте у себя на корме.
18
Эрик стоял рядом с отцом у стола и внимательно наблюдал за его работой над маленькой белой полярной совой. Эти птицы сравнительно редко встречались в здешних краях. Вероятно, она залетела сюда в поисках пары и в Окерсберге попалась на прицел охотнику. Бертиль на пробу расправил одно крыло, приноравливаясь закрепить его под нужным углом.
– Вот так будет естественно? – спросил он.
Эрик прищурился:
– Я бы не стал задирать его так высоко. – Он взял левое крыло и показал, на сколько бы поднял его. – Примерно так, тогда больше похоже, что она парит в воздухе.
Бертиль одобрительно кивнул:
– Ты прав, так она выглядит более величаво.
– Кроме того, так лучше видны нижние опушенные перья.
– Ты, Эрик, быстро учишься.
– Бертиль! – послышался сверху из кухни голос Лены.
Открыв дверь на лестницу, ведущую в подвал, она оттуда окликала мужа. Не дождавшись ответа, позвала снова.
Бережно положив на стол крыло, Бертиль тяжко вздохнул:
– Ну что там?
– Иди сюда скорей! – крикнула Лена, не вдаваясь в объяснения.
Эрик вместе с отцом пошел наверх. Войдя в кухню, они увидели маму за кухонным столом у окна, выходившего на подъездную дорожку.
– Что там такое? – спросил Бертиль, вытирая руки о кожаный фартук.
Лена быстро обернулась и выпустила в потолок струю сигаретного дыма:
– Что он там делает в нашем саду? – Она снова отвернулась к окну.
За окном стоял большой грузовик, одной парой колес он заехал на заснеженную лужайку перед домом.
Вид у машины был довольно потрепанный: зеленое покрытие местами облупилось, и под ним проступали ржавые пятна. На дверце желтыми буквами было написано «Монсон. Лесоповал», под надписью значился телефонный номер. Мотор грузовика не был выключен и рычал на холостом ходу, от этого звука звенели расставленные на подоконнике стеклянные безделушки.
– Кто это еще, Бертиль?
– Понятия не имею.
Тут открылась дверца со стороны пассажирского сиденья. Из кабинки вывалилось несколько пустых бутылок из-под пива и закатилось в сугроб. Затем оттуда, сияя улыбками, вылезли три охотника, одетые в почти одинаковые термокостюмы. Тот, что вышел первым, потянулся, расправляя плечи, и повернул голову к парадному входу.
– Никак это Юхан? – спросил Эрик.
– Точно он, – удивленно отозвался Бертиль.
– Юхан? – повторила Лена и уголком рта выпустила струю дыма.
Вышедших на крыльцо Бертиля и Эрика охотники встретили радостными криками. Все трое еле держались на ногах. Эрик узнал обоих спутников Юхана. Это были Сёбринг и Улафссон – товарищи отца по охоте. Эрик знал, что один из них – представитель семейства, владевшего сталеплавильным заводом, а второй, как и папа, банкир, – только не мог сразу вспомнить, кто где работает. У всех троих щеки были покрыты отросшей щетиной, под глазами красовались черные круги после бессонных ночей; похоже было, что встреча затянулась и они пьют уже не первый день.
