Грег Айлс - Смерть как сон
– Да. Первую Пулитцеровскую премию он ухитрился получить в Миссисипи. А там у нас была только одна война – за гражданские права. Увы, потом ему пришлось работать вдали от дома. Собственно, мы с Джейн его почти и не видели.
– И как в семье мирились с этим?
– Как ни странно, я воспринимала это легче, чем мать и сестра. Несмотря на свой юный возраст, я понимала, что его работа требует длительных отлучек. Даже романтизировала их. Разве можно было сравнить скучную жизнь в Миссисипи с разъездами по всему миру, где столько всего интересного?
– Вы тоже мечтали путешествовать по войнам и зонам военных конфликтов?
– Отец снимал не только боевые действия. Собственно, его военные фотографии мне и не показывали. Лишь повзрослев, я записалась в публичную библиотеку и однажды наткнулась там на один из старых номеров «Лук энд лайф».[15] А дома мама всегда прятала от нас эти снимки.
– А о чем думала ваша мать, когда выходила замуж за человека, которому суждено было провести жизнь в бесконечных командировках?
– Так она и не знала об этом, когда выходила замуж. Отец был молодым красивым южанином, которому все по плечу. Но это оказалось не совсем то, о чем мечтала мама. Отец умел выжить в джунглях с одним лишь перочинным ножиком в кармане. Но он не умел быть примерным семьянином, сидеть безвылазно в четырех стенах в Миссисипи, ходить на службу «с девяти до пяти». У него это не укладывалось в голове…
…Поначалу отец честно пытался сделать маму счастливой и даже перевез в Нью-Йорк, где начинал карьеру. Но ее хватило ненадолго. Когда она была на восьмом месяце, отца послали в Кению. А мама – с шестью долларами в кошельке – отправилась на вокзал «Гранд сентрал» и купила билет до Мемфиса. А оттуда добралась на автобусе до Оксфорда в Миссисипи. Вы знаете, если бы не беременность, отец, может, и не вернулся бы к ней после той выходки. А так… вернулся. И потом возвращался каждый раз. И для меня это было сказочное счастье. Как правило, он приезжал летом. С тех пор я обожаю это время года.
– А что Джейн?
– Джейн – другое дело. Да, мы двойняшки, но смотрели на мир по-разному. С самого детства. Иногда, правда, виной тому были объективные обстоятельства.
– Например?
– Однажды на Джейн напала чужая собака. Ей было всего четыре года. Эта тварь едва не откусила ей руку… – Я на несколько мгновений прикрыла глаза, и перед мысленным взором предстала та картина – настолько явственно, словно это случилось вчера. Ведь я была свидетельницей происшедшего – находилась всего в двух десятках метров от Джейн. Мать, конечно, отогнала пса, но было уже поздно. – Джейн долго лечили, делали уколы… То происшествие наложило свой отпечаток на всю ее последующую жизнь.
– Мать одевала вас одинаково?
– Пыталась. А отец, когда бывал дома, всегда возражал. И я возражала. Отец видел в каждой из нас самостоятельную личность. Во всяком случае, хотел нас так воспитать. Вы знаете, журналисты – и фотографы тут не исключение – всегда единоличники в хорошем смысле этого слова. Думать своей головой – высший закон для них. Отец учил меня этому с младых ногтей. Этому и еще много чему другому.
– Фотографии?
– Как раз нет. Он брал меня с собой на охоту, рыбалку. Рассказывал о звездах, разных растениях – учил отличать полезные и съедобные от вредных и ядовитых. А еще он много рассказывал о дальних странах, обо всех тех местах, где ему довелось побывать. Об их природе, местных обычаях… О том, чего никогда не прочтешь в «Нэшнл джиогрэфик».[16]
– А Джейн он все это рассказывал?
– Пытался поначалу, но сестре было неинтересно. Она пошла в мать. Едва отец заикался о других странах, как они сразу вспоминали, что его вечно не бывает дома, что скоро опять настанет утро, когда они проснутся, а его и след простыл…
– Выходит, вы были его любимицей.
– Да, можно и так сказать. А Джейн была любимицей нашей мамы. Только ума не приложу, какая ей от этого польза. Отец был прирожденным лидером, на которого следовало равняться. Это чувствовалось даже в те дни, когда он отсутствовал. А мать, правду сказать, лишь плелась у него в хвосте. И то без особенного успеха.
– Джейн относилась к отцовским отлучкам так же негативно, как и мать? И чем дальше – тем хуже, не так ли?
– Точно. Мне даже казалось, что она возненавидела отца еще до его исчезновения. Из-за того, что он сделал несчастной нашу мать. И еще из-за нашей бедности.
– Разве ваш отец мало зарабатывал?
– Не знаю. Но мне известно, что некоторые наши лучшие фотографы во Вьетнаме пахали буквально за гроши. И еще я помню, что отец не баловал нас крупными денежными переводами. Зато любил дарить роскошные подарки. Только не подумайте, что я его оправдываю. Я вовсе не хочу сказать, что мой отец был идеальным родителем. Просто он всегда был мне ближе, чем мама.
– Ваша мать работала?
– Одно время. Была официанткой, потом подрабатывала в прачечной, ну и так далее в том же роде. А когда начала пить, то и этого не стало.
– А зачем ваш отец женился на вашей матери?
– Честно говоря, я думаю, это было условие, которое она поставила, когда он захотел с ней близости.
Ленц улыбнулся:
– Как же, как же, хорошо помню те времена. Ваша матушка была красива?
– Очень. И это испортило всю их последующую жизнь. Мама была очень красивой женщиной и производила впечатление таинственной принцессы. Но в действительности таковой не являлась. Это все ее эльзасская кровь… Снаружи – воплощение неземной тайны, а внутри – приземленность и сугубая практичность. Такой была моя мама. Верный муж, удобный дом и тихие семейные ужины каждый вечер – вот все, чего она ждала от жизни.
– И Джейн росла такой же?
– Один в один. Сужу на примере ее собственной жизни. Только в отличие от матери, которой «не повезло» с нашим отцом, Джейн более чем повезло с мужем. Он именно такой, каким всегда хотела видеть мама нашего отца.
Ленц некоторое время молчал, а потом поднял вверх указательный палец.
– Минуту назад вы упомянули, что ваш отец «исчез». А как же быть с бытующим мнением, что он погиб во Вьетнаме?
– В Камбодже, если точнее. Ну что сказать? Я это мнение никогда не разделяла и ни разу за все прошедшие годы не почувствовала сердцем, что отца больше нет. К тому же, если верить слухам, некоторые бывшие коллеги видели отца в разных местах уже после его официального исчезновения. Я и сама его искала, вбухала в это кучу денег.
– Хорошо, но что же тогда с ним случилось, по-вашему? Если предположить, что ему удалось выжить, выходит, он просто решил не возвращаться в Штаты. А значит, бросил вас всех.
– Я этого не исключаю.
– Вы полагаете, он был способен на такое?
Я провела рукой по волосам, незаметно надавив пальцами на затылок.
– Мне сложно гадать… Повзрослев, я много думала над тем, мог ли он там завести другую женщину. И приходила к выводу, что да, мог. Кто знает, возможно, во Вьетнаме или где-нибудь еще у него уже давно есть новая семья. Мы ведь с вами знаем, что многие американские солдаты так поступали. А чем фотографы хуже?
Я уловила блеск в серых глазах Ленца.
– И вы могли бы простить ему это, если бы оказались правы в своих предположениях?
«Главный вопрос всей моей жизни».
– Я много лет занималась тем же, что и отец, – разъезжала по миру и увековечивала на пленку военные действия. И я знаю, что платить за это приходится одиночеством, которое подчас становится невыносимым. Представьте себе: вы отрезаны от всего мира, у вас нет не то что дружеского окружения, а порой вообще никого на много миль вокруг, кто бы говорил с вами на одном языке. Каждый день вы просыпаетесь и засыпаете в таких условиях, что и врагу не пожелаешь. Это даже не одиночество, это грань отчаяния.
– Но во Вьетнаме ведь все было по-другому. Куда ни плюнь, везде американцы.
– Отец работал не только и не столько во Вьетнаме. И вообще, знаете, я сейчас не собираюсь гадать, можно или нельзя его прощать. Когда я узнаю, что он выжил, тогда и буду думать над этим.
– Вы сказали, что ни разу за все эти годы не почувствовали сердцем, что он погиб. А как было с Джейн? Что вы ощущали в отношении ее?
– Меня посетило предчувствие ее гибели за двенадцать часов до того, как я узнала о похищении.
– Значит, правду говорят про близнецов, что между ними на протяжении всей жизни существует некая незримая связь?
– Несмотря на все наши различия – да, такая связь была. И довольно сильная.
– Верю. Вы весьма откровенны со мной, Джордан, я это высоко ценю. Полагаю, мы с вами сэкономим время, если вы сами расскажете мне, как, при каких обстоятельствах и почему вы в итоге пошли по жизни разными дорогами.
– Не совсем понимаю, какое это имеет отношение к делу.
Внешне мягкая и приветливая улыбка Ленца оказалась не более чем ширмой. Я осознала это только сейчас, поймав мгновенный холодный и внимательный взгляд. Как у инквизитора. Я ничего не имела против Ленца. Такая у него работа…
