Дэн Браун - Утраченный символ
Сато приподняла брови.
— Тут я с вами не соглашусь.
Лэнгдон помедлил. В самом деле, для многих верующих такие люди-боги существовали, и самый известный из них — Иисус.
— Надо признать, немало образованных людей верит в чудотворную мудрость, но я не из их числа.
— А Питер Соломон? — спросила Сато, покосившись на отрезанную руку. Лэнгдон этого сделать не смог.
— Соломоны всегда питали страсть ко всему древнему и таинственному.
— Это значит «да»?
— Уверяю вас, даже если Питер Соломон верит в существование Мистерий древности, он вряд ли считает, что к ним ведет некий древний портал. В отличие от своего похитителя Питер знает толк в метафорах и символизме.
Сато кивнула.
— По-вашему, портал — это метафора.
— Конечно, — ответил Лэнгдон. — И очень распространенная — волшебный портал, сквозь который необходимо пройти, чтобы стать просвещенным. Порталы, двери, ворота обычно символизируют ритуал посвящения. Искать такой портал на Земле — все равно что пытаться найти райские врата.
Сато на секунду задумалась.
— Однако похититель мистера Соломона уверен, что вы можете открыть реально существующий портал.
Лэнгдон вздохнул:
— Он допустил обычную для фанатиков ошибку — перепутал метафору с реальностью.
Точно так же начинающие алхимики напрасно бились над превращением свинца в золото, не понимая, что это метафора открытия истинных человеческих возможностей: серый, невежественный разум превращается в просветленный.
Сато указала на руку.
— Если преступник хочет, чтобы вы открыли портал, почему он просто не скажет вам, где его найти? К чему весь этот театр? Зачем татуированная рука?
Лэнгдон и сам задавался этим вопросом, и ответ был удручающий.
— По-видимому, похититель высокообразован, хотя и неуравновешен психически. Рука мистерий — священное приглашение, которое необходимо вручать в священном месте.
Сато прищурилась.
— Это Ротонда Капитолия, профессор, а не какое-нибудь святилище.
— Вообще-то, мэм, — сказал Лэнгдон, — историки бы с вами не согласились.
В эту минуту Триш Данн сидела перед мерцающей плазменной стеной и заканчивала работу над «пауком», вводя в строку поиска пять ключевых фраз.
«Пустая трата времени».
Без особого оптимизма она запустила «паука» и начала интернет-рыбалку. В поисках точного совпадения ключевые фразы с головокружительной скоростью сравнивались с текстами по всему миру.
Триш, разумеется, было интересно, зачем все это нужно, однако она уже привыкла к тому, что Соломоны никогда ничего не объясняли.
Глава 20
Роберт Лэнгдон с тревогой взглянул на наручные часы: 19:58. На сей раз улыбчивая мордочка Микки-Мауса не слишком-то его ободрила.
«Надо найти Питера. Мы теряем время».
Сато на минутку отлучилась поговорить по телефону, но вскоре вернулась.
— Профессор, я вас задерживаю?
— Нет, мэм, — ответил Лэнгдон, пряча часы под манжету. — Просто я очень волнуюсь за Питера.
— Понимаю. Уверяю вас, лучший способ его спасти — помочь мне понять образ мыслей его похитителя.
Как раз в этом Лэнгдон сомневался, но было ясно, что директор СБ ЦРУ отпустит его, только получив все необходимые сведения.
— Минуту назад вы заявили, что Ротонда — святилище, которое имеет отношение к Мистериям древности…
— Да, мэм.
— Объясните, что вы имеете в виду.
Лэнгдон понял, что должен тщательно отбирать слова и экономить время. Он целыми семестрами читал лекции о мистическом символизме в архитектуре Вашингтона — один только Капитолий насчитывал несметное количество мистических отсылок.
«У Америки есть тайное прошлое».
Всякий раз, когда Лэнгдон рассказывал студентам об американском символизме, их ставило в тупик то, что истинные цели отцов-основателей не имели ничего общего с намерениями современных политиков.
«Судьба, которую прочили Америке, потеряна для истории».
Первоначально столицу этой страны назвали Римом, реку — Тибром, а на ее берегу возвели город храмов и пантеонов, украшенный изображениями великих богов и богинь — Аполлона, Минервы, Венеры, Гелиоса, Вулкана, Юпитера. В центре города, как во многих античных городах, основатели установили египетский обелиск — вечную дань уважения древним. Он был выше даже каирского и александрийского и поднимался в небо на пятьсот пятьдесят пять футов (больше чем на тридцать этажей) — хваля и прославляя полубога, чье имя позже стало названием столицы.
Вашингтон.
Теперь, несколько веков спустя, несмотря на отделение церкви от государства, Ротонда пестрила античными религиозными символами. Ее украшало больше дюжины изображений разных богов — в римском Пантеоне и того меньше. Конечно, в 609 году последний стал христианским храмом, но этот пантеон никто и никогда не переосвящал. Следы его истинной истории оставались у всех на виду.
— Как вам наверняка известно, — сказал Лэнгдон, — Ротонда выстроена по образу и подобию одной из самых почитаемых мистических святынь — храма Весты.
— Вы о весталках? — Сато не верилось, что римские хранительницы очага имеют какое-то отношение к американскому Капитолию.
— Храм Весты в Риме был круглым, с отверстием в полу, где непорочные жрицы постоянно поддерживали священный огонь.
Сато пожала плечами:
— Ротонда тоже круглая, но никакой дыры в полу я не вижу.
— Верно, однако долгие годы в самом центре зала было отверстие — именно там, где стоит рука Питера. Сейчас еще можно разглядеть следы ограждения — его установили, чтобы посетители не проваливались в дыру.
— Что? — Сато присмотрелась к полу. — Первый раз слышу.
— Похоже, он прав. — Андерсон указал на выпуклые металлические бляшки в полу, расположенные по кругу, на месте прежних столбов. — Я даже не подозревал, что это такое.
«Вы не одиноки», — подумал Лэнгдон и представил, как тысячи людей, включая известных конгрессменов, каждый день ходят по Ротонде и даже не догадываются, что в былые времена они упали бы под пол — в Крипту Капитолия.
— Дыру заделали, но долгое время посетители могли заглянуть в нее и увидеть костер, горевший внизу.
— Костер? В Капитолии? — удивилась Сато.
— Ну, скорее, факел — вечный огонь, превращавший этот зал в современный храм Весты. В Капитолии была даже весталка — федеральная служащая, именуемая Хранителем Крипты, которая благополучно поддерживала огонь в течение пятидесяти лет, пока — по милости политиков, религиозных деятелей и из-за дыма, якобы наносившего ущерб зданию, — от этого не отказались.
И Андерсон, и Сато не на шутку удивились.
Сегодня единственным напоминанием о священном пламени служила четырехконечная звезда, вмурованная в пол этажом ниже — символ американского вечного огня, однажды пролившего свет знаний на все четыре стороны Нового Света.
— Так вы считаете, что похититель Питера Соломона это знал? — спросила Сато.
— Конечно. И не только это. По всей Ротонде размещены символы, отражающие веру в Мистерии древности.
— Тайная мудрость… — с неприкрытым сарказмом проговорила Сато. — Знания, дарующие человеку божественные способности.
— Да, мэм.
— Не очень-то они соотносятся с христианскими устоями Соединенных Штатов.
— Возможно… Однако это правда. Превращение человека в бога называется «апофеозом». Известно ли вам, что эта тема — превращение человека в бога — ключевой элемент системы символов Ротонды?
— Апофеоз? — всполошился Андерсон, словно услышал что-то знакомое.
«Он тут работает. Он знает», — подумал Лэнгдон и кивнул.
— Да, «апофеоз» дословно переводится как «обожествление». Слово происходит от древнегреческого «apo» — «становиться» и «theos» — «бог».
— «Апофеоз» означает «становиться богом»? — изумленно проронил Андерсон. — Я понятия не имел.
— Я что-то упускаю? — вмешалась Сато.
— Мэм, — сказал Лэнгдон, — самая большая картина в этом здании называется «Апофеоз Вашингтона». На ней изображено превращение Джорджа Вашингтона в бога.
Сато недоверчиво скривилась.
— Не видела я здесь такой картины.
— Еще как видели! — Лэнгдон поднял указательный палец. — Она прямо у вас над головой.
Глава 21
В 1865 году итальянский художник Константино Брумиди закончил «Апофеоз Вашингтона» — фреску площадью четыре тысячи шестьсот шестьдесят четыре квадратных фута на своде капитолийской Ротонды.
Брумиди, прозванный «Микеланджело Капитолия», притязал на Ротонду так же, как Микеланджело притязал на Сикстинскую капеллу: расписав самое обширное полотно зала — то есть его потолок. Как и Микеланджело, многие свои работы Брумиди создал в Ватикане. Однако в 1852-м художник эмигрировал в Америку, предпочтя крупнейшей мировой святыне святыню новую: американский Капитолий, который теперь весь украшен образцами его творчества — от тромплея в коридорах Брумиди до карнизов на потолке в покоях вице-президента. Однако величайшим шедевром живописца принято считать огромную фреску на своде Ротонды.
