Александр Варго - Дом в овраге
Живодер. Проклятый ублюдок снова выполз на охоту, Виктор был уверен в этом, хотя и не спешил делиться этим со своим патроном. Васильич ничего не хотел слышать про Живодера и лишь при одном упоминании о маньяке начинал неистово материться и плеваться, хватаясь за сердце.
Зазвонил внутренний телефон, и Виктор снял трубку.
«Легок на помине», – подумал он с досадой, услышав отрывистый голос начальника. Судя по интонации, тот был на грани нервного срыва.
– Боков, какие новости?
– Работаем, Семен Васильевич, – коротко ответил Виктор.
– Вижу я, как ты работаешь, б...дь! – взвился Семен Васильевич. – Три дня прошло, а результат как писька у гнома!
«Интересно, откуда он знает, какого размера половые органы у гномов?» – подумал Виктор, а полковник продолжал горячиться:
– Вы меня в гроб вгоните своим угрозыском, едрен-батон! Ни хера работать не умеете, за вас, что ли, все делать?! Как Малышева не стало, вас как мешком по балде огрели, будто контуженые ходите, зато в день зарплаты у кассы первые выстраиваетесь!
Боков терпеливо ждал, когда начальник выпустит пар и скажет действительно то, по какой причине звонил. Но Семен Васильевич не успокаивался, наоборот, покорность оперуполномоченного почему-то еще больше взбесила его.
– Отработал этого... сбежавшего? Как его, Лепетов?
– Так точно. Первая судимость, бежал с сокамерниками за компанию, в колонии характеризовался положительно, – ровно ответил Виктор, разглядывая копию личного дела Степана Лепетова, единственного заключенного, которого до сих пор не нашли. С фотографии на него смотрело открытое мальчишеское лицо с простодушными глазами.
– Это не он, Семен Васильевич, – сказал он, закрывая дело. – Да и статья у него... не он это.
– Он, не он, едрен-батон, – пробурчал полковник, остывая. На том конце провода было слышно, как он вздохнул, потом произнес совершенно спокойным, даже каким-то растерянным голосом:
– Ты, Витя, не злись на меня. Совсем у меня нервы ни к черту из-за этой Хотиной. Вон в газетах уже такое пишут! Сейчас звонили из прокуратуры, сегодня приезжает группа из Москвы, сам министр на контроле это дело держит, видал, докуда бодяга дошла? Вон оно как.
И тут Виктору стало по-настоящему жаль Васильича. Он уже не ставил под сомнение то, что в свете последних событий его начальника рано или поздно спихнут, в лучшем случае на пенсию, в худшем – за несоответствие занимаемой должности. И, кстати, по его душу тоже наверняка пройдутся, ведь с тех пор, как исчез Малышев, де-факто обязанности начальника розыска исполнял он.
– Что делать-то, Витя? – уныло спросил Семен Васильевич. – Мне им даже доложить-то нечего. Ты был сегодня у девчонки?
– Был. Все так же, без изменений.
Полковник снова вздохнул:
– Зайди ко мне после обеда, ладно, Боков? Покумекаем, как эту бригаду лучше встретить. Надо какой-нибудь ресторанчик организовать, баньку вечером...
– Я зайду, – сухо бросил Боков, кладя трубку. В их городе снимают кожу с человека, исчезла женщина, где-то по лесу бродит сбежавший зэк, а он должен организовывать ресторанчики с баньками? Хрен вам, обойдетесь.
Лиля заговорила ближе к вечеру, и об этом сразу же сообщили Виктору. Когда он приехал, она сидела в кровати, испуганно глядя на опера. Виктор мысленно порадовался, что в глазах Лили появились хоть какие-то проблески жизни. Владимир сидел рядом, не выпуская из своих рук ладошку дочери. Впервые за все время в его запавших глазах засветился робкий лучик надежды.
– Как это произошло? – спросил Виктор у старшей сестры Чернышковой, сухопарой женщины с некрасивым, но добрым и открытым лицом.
– Я в ординаторской была, с ней мои девочки сидели. Они телевизор смотрели, и вдруг Лиля как заверещит! Из коридора было слышно! Я вбегаю, а Лиля по полу катается и ревет как белуга.
– Хм, – Виктор поджал губы. – А что хоть показывали-то? Программа какая была?
Чернышкова наморщила лоб, пытаясь вспомнить.
– Вроде цирк, медведи были. Клоуны там всякие. Потом пришла в себя и давай болтать, «мама», «лес», «шарики» и так далее.
– Ясно, – сказал Виктор. – Вы нас, пожалуйста, оставьте ненадолго.
– Только аккуратнее, она только отошла после успокоительного, – предупредила медсестра.
– Ладно, ладно, – проворчал Виктор, закрывая дверь.
Через час Виктор вышел из кабинета. Лиля, выговорившись, сидела на удивление спокойно, лицо ее даже можно было назвать умиротворенным, лицо человека, выполнившего ответственную работу, она словно выплеснула из себя весь негатив, как прорвавшийся гнойник. Что нельзя было сказать об ее отце – Владимир весь как-то сгорбился, обмяк, подергивающееся лицо покрыто бисеринками пота. После ужасного рассказа Лили он даже подумал, не спятила ли его дочь.
Виктор прикрыл за собой дверь и стал набирать номер начальника.
– Семен Васильевич? Это Боков. Девочка все рассказала.
– И что?! – едва сдерживаясь от крика, спросил полковник.
– Плохие новости. Хотина, скорее всего, мертва, – вполголоса, чтобы его не слышал Владимир, сказал Виктор. – Но чтобы убедиться в этом, нужно ехать туда, где ее подобрал дальнобойщик, и снова искать в лесу. Я выезжаю.
– Постой, – сказал устало Семен Васильевич. – Они... из Москвы уже приехали. Рестораны отменяются. Они поедут с тобой. Важняк из генералки, два муровца и эксперт-криминалист. Я дам команду, чтобы вам приготовили машину.
– Хорошо, я еду.
Полковник положил трубку, а Виктор зашел в палату.
– Владимир, – позвал он, и на него глянуло измученное, вмиг постаревшее лицо мужчины. – Лиля должна поехать с нами. Без нее мы можем потерять время, – как можно мягче сказал он.
– Я поеду с вами, – кашляющим голосом выговорил Владимир.
Виктор не посмел ему возразить. Да и кто бы в положении этого несчастного мужика поступил бы иначе?!
Они быстро нашли полянку.
Лиля на удивление практически безошибочно указала место, куда три дня назад свернула с дороги их «Тойота». По мере того, как они углублялись в лес, девочке становилось хуже. Она то начинала всхлипывать, то закатывала глаза, задыхаясь, отчего ее приходилось чуть ли не нести на руках, то заходилась в захлебывающемся крике. Ричи, служебная овчарка, принюхиваясь, бежала рядом с кинологом, навострив уши. Владимир убито молчал, тлеющий огонек надежды в глазах незаметно погас, бескровные губы что-то беззвучно шептали.
Тихо шелестела листва, птицы щебетали свои песни, но все привычные и знакомые звуки леса были какие-то осторожные, робкие, не в полную силу, лес словно замер в ожидании чего-то нехорошего.
Когда из-за кустов показалась «Тойота», Гончаров, следователь из Генеральной прокуратуры, приказал, чтобы Боков оставался с девочкой и ее отцом. В руках муровцев появились пистолеты. Ричи рвалась с поводка, безостановочно лая.
– Я пойду с ними, – сказал Владимир, не отрывая глаз от «Тойоты». – И ни одна сволочь меня не остановит.
Боков пожал плечами. Владимир – гражданское лицо и не обязан подчиняться подобным приказам, так что он волен делать все, что заблагорассудится, а для Виктора начальник здесь был Гончаров, и поэтому он беспрекословно остался с Лилей.
– Сейчас папа вернется, мы его вместе подождем, хорошо? – ласково сказал Виктор, присев на корточки перед девочкой. Сердце милиционера защемило от жалости, он подумал о том, что психика этой несчастной малышки искалечена на всю жизнь, пусть даже ее мать каким-то чудом останется жива. Но он не верил в это чудо, так как слишком долго проработал в розыске.
Худшие опасения оправдались. Сначала они услышали безумный крик Владимира. Виктор прижал к себе Лилю, боясь, что она захочет побежать к отцу, но девочка и не думала ничего такого делать, она лишь доверчиво прижалась к оперативнику, прерывисто дыша. Владимир продолжал выть, Гончаров что-то раздраженно кричал подчиненным, что-то вроде «уберите его отсюда!», отчаянно лаяла Ричи, Лиля начала всхлипывать, пуская слюни. Виктор чувствовал, как колотится детское сердечко, как от слюны Лили намокает его рубашка, и, слушая безумную какофонию, доносившуюся с полянки, он впервые на полном серьезе подумал о смене профессии.
Вечером, точнее ночью, он напился. Он смотрел невидящим взглядом какой-то глупый сериал, не слыша и не видя, что происходит на экране, и осушал стопку за стопкой. Оперативник хотел забыться, даже не забыться, а вырубиться, отключиться, стереть свою память, чтобы было как по старому доброму принципу «tabulа rasa[1] Но ничего не выходило. Он никогда не считал себя сентиментальным, благо работа в органах внутренних дел действует как клизма, вымывая все эти эмоциональные сопли вместе с дерьмом, но у него до сих пор в жилах стыла кровь от того, что ему сегодня довелось увидеть.
Он не знал лично Анну Хотину, но как-то видел передачу, когда она завоевала первое место на конкурсе красоты. И все его естество категорически отказывалось верить, что та красивая, полная сил девушка с сияющей улыбкой и шикарными волосами и есть вот это самое существо с клочьями седых, обгоревших волос, нанизанное на кол. Немудрено, что Лиля не разговаривала эти три дня. И уж совсем неудивительно, что Владимира, мужа Анны, прямо с полянки увезли в психиатрическую клинику. Он вцепился в труп своей жены словно клещ, и чтобы его оттащить, понадобилось три милиционера.
