Дэвид Пис - 1974: Сезон в аду
— Полицейские?
— Они звонили пару часов назад.
— Они звонили сюда?
— Они нашли в машине твой адрес и имя.
— Мой адрес и имя?
Ее била дрожь.
— Я так беспокоилась за тебя, Эдди, чуть с ума не сошла. — Она куталась в халат и терла локоть.
— Прости.
— Где ты был все это время? — закричала она. Я не помнил, когда она последний раз повышала голос.
— Прости. — Я шагнул к ней, чтобы обнять. На кухне засвистел чайник.
Я пошел на кухню и выключил электроплиту. Вернулся в комнату с двумя кружками чая.
— Давай, тебе от этого полегчает.
— Это тот парень, который был у нас сегодня утром, да?
— Угу.
— Такой славный.
— Угу.
Часть вторая
ШЕПОТ ТРАВЫ
Глава четвертая
— Тормоза отказали. Он въехал прямо в зад этому фургону. Бац! — Джилман треснул кулаком о ладонь.
— По-моему, в фургоне везли оконное стекло, — прошептал новичок, сидевший рядом с Томом.
— Ага. Я слышал, ему одним осколком голову отрезало к чертовой матери, — сказал еще один новенький, сидевший сзади нас.
Мы — хором:
— Твою мать!
16 декабря 1974 года.
Полицейское отделение Уэйкфилда, Вуд-стрит.
Дела как обычно:
Мертвый приятель и мертвая девочка.
Я посмотрел на отцовские часы; это был самый плохой, самый дождливый, самый мерзкий понедельник на свете.
Было почти десять.
Мы встретились в Парфеноне, в самом начале Уэстгейта, выпили кофе, съели по тосту и смотрели на запотевающие стекла и проливной дождь.
Говорили о Барри.
В девять тридцать мы побежали под дождем, укрывая головы газетами-конкурентами, в направлении полицейского отделения на Вуд-стрит, в ожидании третьего раунда.
Джилман, Том и я; на два ряда дальше, и нам на все насрать. Национальная пресса впереди. Знакомые лица из прошлой жизни здороваются прохладно. А я положил на них. И того не стоит, кстати сказать.
— И какого хера он делал в Морли? — снова подал голос Джилман, качая головой.
— Ты же знаешь Барри. Наверное, искал Счастливчика Лукана, — улыбнулся Том из Брэдфорда.
Сильный удар по плечу.
— Бухой в стельку, насколько я слышал.
Все обернулись. Джек, мать его, Уайтхед сидел прямо сзади меня.
— Отвали, — промямлил я не оборачиваясь.
— И тебе доброе утро, Акула Пера. — Перегар ударил мне сзади в шею.
— Привет, Джек, — сказал Том из Брэдфорда.
— Вы сегодня с утра такие дифирамбы пропустили. Когда Билл закончил, весь офис прослезился. Так трогательно.
Том:
— Правда? Это же…
Джек Уайтхед наклонился вперед, к моему уху, но не понизил голоса:
— И тебе, Акула Пера, два раза не пришлось бы ездить.
Я, глядя прямо перед собой:
— Что?
— Мистер Хадден хочет видеть свою Акулу Пера на базе. Типа пронто, то есть срочно, и тому подобное.
Я чувствовал, что Джек улыбается за моей спиной, эта улыбка буравила мой затылок. Я встал, не глядя на Джилмана и Тома.
— Пойду позвоню ему.
— Давай-давай. Да, кстати, Акула Пера…
Я обернулся, посмотрел сверху вниз на сидящего Джека.
— Тебя полиция разыскивает.
— Что?
— Ты же пил с Барри, как я слышал.
— Отстань от меня.
— Ты — ключевой свидетель. И сколько вы выпили?
— Отвали.
— Ну да. — Джек оглядел битком набитый зал, подмигивая. — Похоже, ты оказался в нужном месте в нужное время. Хоть раз в жизни.
Я оттолкнул с дороги Тома, как можно быстрее пробираясь в конец ряда.
— Кстати, Акула Пера…
Я не хотел оборачиваться. Я не хотел снова увидеть эту похабную ухмылку. Я не хотел говорить «Что?».
— Поздравляю.
— Что? — снова сказал я, застряв между стульями и ногами журналистов.
— То, что Господь берет одной рукой, он дает другой.
Я был единственным человеком в зале, кроме техников и полицейских, который стоял; я один говорил «Что?».
— Маленькие ножки шагают по дорожке и все такое?
— Что ты несешь, мать твою?
Весь зал переводил взгляд с меня на Джека и обратно.
Джек закинул руки за голову и изобразил для публики свой самый эффектный хохот:
— Ой, неужели я раскусил Акулу Пера!
Весь зал улыбался вместе с Джеком.
— Твоя девушка, Данстон…
— Данфорд, — невольно поправил я.
— Неважно, — сказал Джек.
— В чем дело?
— Сказала Стефани, что ее с утра тошнит. И что придется, видимо, к этому привыкать.
— Да ты шутишь, мать твою, — сказал Том из Брэдфорда. Джилман уставился в пол, качая головой.
Я стоял посреди зала, я — Эдвард Данфорд, Красная Рожа Северной Англии, а они все — и национальные, и местные — смотрели на меня.
— Ну и? — выдавил я.
— Надеюсь, ты женишься на ней, как порядочный парень?
— Порядочный? Да что ты, мать твою, знаешь о порядочности?
— Спокойно, спокойно.
— Пошел ты на хер. — Я начал пробираться вдоль ряда. Чтобы добраться до выхода, понадобилась вечность. Джеку хватило времени, чтобы еще раз меня поддеть.
— Ну и молодежь пошла, я прямо не знаю.
Весь зал ухмылялся и посмеивался вместе с ним.
— Я думаю, миссис Уайтхаус [18] права.
Весь зал хихикал вместе с Джеком.
— Вот оно, мать его, либеральное общество. А я лично согласен с Китом Джозефом.[19] Всех стерилизовать — и дело с концом!
Зал хохотал в открытую.
Сто лет спустя я добрался до конца ряда и вышел в проход. Джек Уайтхед крикнул мне вслед:
— Не забудь записаться!
Зал взорвался.
Я растолкал подмигивавших полицейских и подначивавших техников и прошел в самый конец зала.
Мне хотелось свернуться калачиком и умереть.
Я услышал стук.
Зал замер.
Боковая дверь в начале зала с грохотом закрылась.
Я обернулся.
В зал вошел начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман и еще два человека.
Я повернул свое пунцовое лицо, чтобы еще раз взглянуть.
Олдман постарел еще на сто лет.
— Спасибо, что пришли, господа. Мы постараемся быть краткими, поскольку вы все прекрасно понимаете, что мы предпочли бы находиться сейчас в другом месте. Господин, сидящий справа от меня, — доктор Куттс, патологоанатом из Министерства внутренних дел, который проводил вскрытие. Слева от меня — старший полицейский инспектор Ноубл, который вместе со мной будет вести поиски преступника всех преступников — убийцы маленькой Клер Кемплей.
Старший полицейский инспектор Ноубл смотрел прямо на меня.
Я знал, что за этим последует, я уже был сыт этим по горло.
Я повернулся и вышел через двойные двери.
— Говорят, Барри был пьян?
Дождь заливал внутрь телефонной будки, у моих ног собиралась лужа. Я смотрел через грязное стекло на противоположную сторону дороги, на желтые огни полицейского отделения на Вуд-стрит.
Зычный голос Хаддена на другом конце провода:
— Да, так говорит полиция.
Я рылся в карманах.
— Джек тоже так говорит.
Я стоял в луже, ботинки мои промокали. Я пытался жонглировать спичечным коробком, сигаретой и телефонной трубкой.
— Когда ты вернешься в офис?
Я закурил.
— Сегодня после обеда.
Пауза, затем:
— Мне надо с тобой поговорить.
— Разумеется.
Длинная пауза, затем наконец:
— Что вчера произошло, Эдди?
— Я встречался с Энид Шеард. У нее есть ключ от дома Голдторпов, больше ничего.
Хадден, дальше, чем в десяти милях от меня:
— Правда?
— Да. Мне нужны фотографии. Вы не могли бы попросить Ричарда или Нормана встретиться со мной прямо там?
— Когда?
Я посмотрел на отцовские часы.
— Около двенадцати. Может быть, они бы и деньги привезли?
— Сколько?
Я уставился в конец Вуд-стрит, за здание полиции, туда, где черные тучи превращали утро в вечер.
Я глубоко вдохнул, в груди кольнуло.
— Эта жадная сука просит двести.
Тишина.
Затем:
— Эдди, что вчера произошло?
— А что?
— Миссис Доусон? Как все было?
— Я ее не видел.
Хадден, со злобой в голосе:
— Но я же тебя специально попросил…
— Я сидел в машине.
— Но я же просил…
— Я знаю, но Барри решил, что она будет нервничать, если я войду. — Я уронил сигарету под ноги, в лужу, и почти поверил сам себе.
Хадден на другом конце провода, подозрительно:
— Правда?
Сигарета зашипела в грязной воде.
— Ну да.
— Во сколько ты вернешься?
— Где-то между двумя и тремя.
— Я должен с тобой поговорить.
— Да, я знаю.
Я повесил трубку.
Я смотрел, как Джилли, Том и вся остальная свора выбегали из здания полиции, натянув пиджаки на головы, торопясь к своим машинам и офисам с теплым желтым светом.
