Дуглас Престон - Богохульство
Заметив движение занавески на окне, он понял, что Бегей за ним наблюдает. «Интересно, когда до упрямца дойдет, что, пока мы не поговорим, я не сдвинусь с места?» – мелькнуло у него в голове.
Он надеялся, что его мучения закончатся скоро. Песок проникал ему под брюки, набивался в ботинки, просачивался через носки.
Снова хлопнула дверь. Бегей, скрестив руки на груди и шумно ступая, вышел на деревянное крыльцо, окинул Форда крайне недовольным взглядом и спустился по шатким ступеням.
– Терпения вам не занимать. Я таких белых еще не встречал! Что ж, пойдемте в дом. Только отряхнитесь, не то испортите мой новый диван.
Форд стряхнул с одежды пыль, проследовал за хозяином в гостиную и сел на диван.
– Кофе?
– Спасибо, не откажусь.
Бегей удалился и вернулся с чашками, наполненными жидкостью, которая напоминала цветом некрепкий чай. Форд вспомнил, что в целях экономии навахо используют кофейную гущу несколько раз подряд.
– Молоко? Сахар?
– Нет, благодарю.
Бегей насыпал себе в чашку несколько полных ложек сахара и налил до самых краев молока из картонной коробки.
Форд огляделся по сторонам. Диван, обтянутый потертой бархатистой тканью, выглядел далеко не новым. Сам Бегей уселся в сломанное кресло. В углу темнел огромный экран дорогого телевизора – единственной ценной вещи в доме. На стене пестрели семейные фотографии. На большинстве из них были изображены молодые люди в военной форме.
Форд с любопытством взглянул на Бегея. Знахарь оказался совсем не пылким юношей и не морщинистым старцем, а долговязым мужчиной лет за сорок, с аккуратной стрижкой. В отличие от большинства мужчин-навахо, проживавших в городе Рама, Бегей носил не ковбойские сапоги, а старые выцветшие кеды с высоким верхом и отклеивавшимися резиновыми пластинками на носках. О том, что он коренной житель Америки, говорило лишь ожерелье из крупных бирюзовых бусин.
– Итак, чего же вы от меня хотите? – Говорил Бегей спокойным голосом, напоминавшим звучание деревянного духового инструмента, и с неповторимым акцентом навахо, что придавало вес каждому его слову.
Форд кивнул на стену с фотографиями:
– Ваша семья?
– Племянники.
– Служат?
– Да, в армии. Один в Южной Корее. Второй, Лоренцо, побывал в Ираке, а теперь… – Секундная заминка. – Теперь вернулся домой.
– По-видимому, они ваша гордость.
– Да.
Последовало непродолжительное молчание.
– Я слышал, вы готовите демонстрацию против «Изабеллы».
Бегей не ответил.
– Поэтому-то я и приехал. И готов поговорить обо всем, что вас тревожит, – спокойно произнес Форд.
Бегей скрестил руки на груди.
– Не о чем нам разговаривать. Теперь слишком поздно.
– Может, все же попробуем?
Бегей опустил руки на колени и наклонился вперед:
– Никто не удосужился спросить у нас, нужна ли нам эта «Изабелла». Сделку заключили в Уиндоу-Роке, там же оговорили все условия. Теперь они получают денежки, а мы ровным счетом ничего. Нам пообещали, что наши люди смогут устроиться на работу, но вы, ребята, привезли своих строителей. Заявили, что поправятся дела, однако продовольствие возят из Флагстаффа и продуктов ни разу не купили ни у нас в Блю-Гэпе, ни в Раф-Роке. Строите дома в долине Анасази, оскверняете могилы, отняли у нас пастбища, которыми мы до недавних пор пользовались! И ничего не даете взамен. А теперь еще пошли слухи о столкновении атомов и радиации.
Он сложил на коленях крупные руки и с вызовом взглянул на незваного гостя.
Форд кивнул:
– Понимаю.
– Надо думать! Ведь не дурак же! Вам на нас настолько глубоко наплевать, что, готов поспорить, вы, например, даже не знаете, который теперь час. – Бегей вопросительно вскинул брови. – Ну? Сколько сейчас времени?
Форд сразу понял, что сейчас угодит в ловушку, но ответил:
– Девять утра.
– А вот и нет! – победно воскликнул Бегей. – Десять.
– Десять?
– Именно! Мы, навахо, в отличие от прочих жителей этого штата, полгода живем в другой временной зоне. Летом у нас с ними разница в целый час. Да, конечно, все эти часы и минуты пришли к нам вместе с вторжением Bilagaana. Но дело не в этом. Главное в том, что вы, гении, там, наверху, так мало знаете о нас, что даже не удосужились перевести часы.
Форд посмотрел хозяину прямо в глаза.
– Мистер Бегей, если вы согласитесь сотрудничать со мной, чтобы добиться ощутимых перемен к лучшему, обещаю, я сделаю все, что в моих силах. Ваши жалобы вполне обоснованны.
– А кто вы такой? Ученый?
– Я антрополог.
Бегей внезапно притих. Потом откинулся на спинку кресла и, сотрясаясь всем телом, рассмеялся:
– Антрополог! По-вашему, мы что-то вроде первобытнообщинного племени, так? Умора, честное слово! – Он оборвал смех. – А я, к вашему сведению, такой же американец, как и вы. Мои родственники бесстрашно сражаются за спокойствие нашей страны. Мне очень не по душе, ребята, то, что вы явились на нашу столовую гору, соорудили тут агрегат, который всех только пугает, наобещали с три короба, но благополучно забыли о своих обещаниях. А теперь еще и антрополога прислали! Будто мы дикари с кольцами в носах.
– Меня направили сюда лишь только потому, что я бывал в городе Рама. У меня к вам предложение: поедемте со мной на экскурсию. Поближе познакомитесь с проектом «Изабелла», побеседуете с руководителем, Грегори Хазелиусом, и с остальными членами команды, посмотрите, чем мы там занимаемся.
Бегей покачал головой:
– Раньше надо было проводить экскурсии. – Он помолчал и нехотя спросил: – А что это вы там исследуете? Об этом вашем проекте рассказывают престранные вещи.
– Мы изучаем Большой Взрыв.
– Это что?
– Теория о том, что тринадцать миллиардов лет назад Вселенная возникла в результате взрыва. И с тех пор разрастается.
– Иными словами, вы суете свои носы в дела Создателя?
– Для того он и наделил нас мозгами.
– Может, вы вообще не верите, что появление Вселенной – дело его рук?
– Я католик, мистер Бегей. С моей точки зрения, именно ему было угодно, чтобы произошел Большой Взрыв.
Бегей вздохнул:
– В общем, я уже сказал: говорильней мы сыты по горло. В пятницу мы приедем на столовую гору, так и передайте своей команде. А теперь, уж извините, у меня важные дела.
* * *Форд подъехал на Бэлью к Полуночной тропе. Теперь он знал, что коню известно, как становиться на поразительно узкие уступы и в каких местах следует соблюдать предельную осторожность. Не было смысла взбираться наверх пешком – можно было не спрыгивать с мудрого коня.
Часом позднее они поднялись наверх, и Бэлью, который мечтал скорее вернуться в конюшню, перешел на рысь. Испуганный Форд вцепился в луку седла, радуясь, что вокруг никого нет и никто не видит его растерянную физиономию. Около часа дня впереди показался Накай-Рок и невысокие холмы, окружавшие долину. В тополиной роще Форд услышал громкий смех и заметил Волконского, размашисто шагавшего от «Изабеллы» к домикам. Его длинные жирные космы трепал ветер. Программист выглядел взбешенным, но в то же время скалил зубы, надрывно хохоча точно сумасшедший.
Форд остановил Бэлью, спрыгнул на землю и поставил коня так, что тот преградил собою путь Волконскому.
– Привет.
– Прошу прощения, – проворчал программист, пытаясь обогнуть Бэлью.
– Хороший денек, не находишь? – как ни в чем не бывало спросил Форд.
Волконский резко затормозил и уставился на него, содрогаясь от яростного веселья:
– Спрашивать, хороший ли день? Я отвечаю: просто потрясающий.
– Что-то случилось? – поинтересовался Форд.
– Тебе какой дело, мистер антрополог? – Волконский запрокинул голову и оголил темные от курения зубы в неестественно счастливой улыбке.
Форд приблизился к нему на расстояние вытянутой руки.
– А выглядишь ты так, будто для тебя этот день один из худших.
Волконский наигранно положил руку на плечо Форду и наклонился вперед. Форда окутало мерзкое табачно-перегарное облако.
– Раньше я переживать. А теперь все хорошо. – Волконский подался назад и вновь разразился диким хохотом. На его небритой шее заходил ходуном кадык.
Сзади послышались шаги. Волконский резко выпрямился.
– А-а, Петр, – сказал, приблизившись, Уордлоу. – И Уайман Форд. Доброго здоровья. – Он произнес последние слова учтивым голосом, но со странной иронией.
Волконский вытаращил глаза.
– Ты из Бункера, Петр? – Казалось, вопрос Уордлоу таит в себе некую угрозу.
Волконский снова оскалился как ненормальный, но его взгляд изменился. Наполнился тревогой. Или же страхом?..
– Судя по записи в журнале, ты пробыл там всю ночь, Петр, – продолжал Уордлоу. – Я всерьез за тебя волнуюсь. Надеюсь, ты сейчас же отправишься спать.
Волконский, не ответив ни слова, обошел коня и продолжил путь.
Уордлоу повернулся к Форду и спросил таким тоном, будто не произошло ничего из ряда вон выходящего:
