Вера Каспери - Беллилия
— Но я все еще вас не понимаю. Что вы хотели найти? Яд?
Слово повисло в воздухе. Однако как только Чарли его произнес, он почувствовал себя гораздо лучше.
— Хочешь сигару? — Доктор протянул Чарли маленький цилиндр, завернутый в фольгу. — Рождественский подарок одного из пациентов. С такой семьей, как у меня, не часто предоставляется возможность курить «Корону Корон». — Доктор замолчал и продолжил свою речь после того, как, разорвав фольгу, сунул в рот сигару, зажег ее и с наслаждением выпустил первые кольца сигарного дыма. — Должен признать, Чарли, что симптомы твоей болезни озадачили меня. Я никак не мог найти причину такого неожиданного приступа. Когда в тот день я вернулся домой и обсудил это со своим старшим сыном — кстати, никто так смело, так нахально не ставит диагноз, как студент-медик, — я решил все-таки не рисковать.
— Но у меня давние нелады с желудком.
Доктор только вздохнул в ответ.
— Пугать своих пациентов так не похоже на вас. Откровенно говоря, я до сих пор не понимаю ваших мотивов.
Доктор тянул с ответом. И наконец заговорил:
— Иногда я думаю, что моя жена впала в старческое слабоумие. Она обожает синематограф, который становится так популярен. Часто тянет меня в город, чтобы посмотреть эти «живые картинки». — Доктор слегка пожал плечами. — Судя по всему, мой разум тоже затронут склерозом и этим безумным видом развлечения.
Чарли поднялся на ноги.
— Почему вы врете мне, доктор?
— Не кричи. У меня со слухом все в порядке.
— Извините. Но я настаиваю, чтобы вы сказали мне правду.
— А разве ты не рад узнать, что все это было лишь старческой фантазией чересчур дотошного медика? Ну, я переусердствовал.
— Если это была лишь фантазия, зачем вы рассказали мне о ней? Я всегда думал, что вы стараетесь не беспокоить пациентов попусту.
— А я считал своим долгом предупредить тебя на случай, если мои опасения хоть в чем-то оправдаются. Ведь если бы опасность действительно существовала, а я бы ничего тебе не сказал, вся ответственность легла бы на меня.
— По-моему, вы не сознаете тяжести обвинения, которое возложили на невинного человека.
— Я никого ни в чем не обвинял.
— Вы намекали, что Беллилия дала мне… — Чарли прочистил горло, — дала яд… — Дальше он ничего произнести не мог.
— Что ты так разволновался? Можно подумать, я только сегодня принес тебе плохую новость. Признаюсь, я почувствовал облегчение, когда выяснил, что мои подозрения не подтвердились, и приношу свои извинения за доставленное тебе беспокойство.
Чарли опустился в кресло. Глаза его увлажнились. Доктор тактично отвернулся и подошел к окну в эркере. Снег уже падал, но пока еще так лениво, что казалось, будто в воздухе летают хлопья белой ваты. Пейзаж наскучил доктору Мейерсу, и он отошел от окна, но, увидев, что к Чарли все еще не вернулось самообладание, направился в угол комнаты, где стояла этажерка с коллекцией безделушек из серебра, слоновой кости, фарфора, эмалированного металла. Доктор Мейерс никогда не мог понять, почему взрослые женщины дорожат подобными игрушками. Одна вещица привлекла его внимание своей бездарностью и никчемностью. Это была скульптурная группа из дрезденского фарфора. Маркиз, в костюме цвета спелой вишни, закрывал своими белыми ручками глаза леди, чья отделанная кружевами юбка заполняла кресло, украшенное золотыми арабесками и розовыми бутонами. Рассматривая это произведение искусства, доктор услышал, как автомобиль Бена подъехал к дому и остановился у дверей. Он поставил парочку на место с некоторым чувством вины, так как знал, что и его собственная жена была бы недовольна нарушением симметрии на ее полках.
Чарли высморкался и сунул носовой платок обратно в карман. Он тоже чувствовал себя виноватым.
Беллилия открыла дверь ключом. Бен задержался в холле, снимая пальто и шляпу, а она поспешила в гостиную, не отряхнув снежинок, все еще блестевших на ее бархатной шляпке и кожаном воротнике пальто. Глаза ее сияли, щеки розовели. Холодными губами она прикоснулась к щекам Чарли.
— Снег такой густой и сильный. Бен решил, что нам лучше вернуться пораньше, пока дорогу совсем не занесло. Получилась великолепная прогулка, Чарли. Снег только начинал падать, а на небе уже появилось серо-синее необычное облако, как из свинца. Как я люблю твой Коннектикут!
— Его Коннектикут, — фыркнул доктор.
При виде хорошенького личика Беллилии и вспомнив, что все его страхи оказались смешными глупостями, Чарли снова испытал душевный подъем и с удовольствием громко высморкался. Беллилия заметила контраст его воскового лица с покрасневшими ноздрями и глазами.
— О, дорогой, что тебе наговорил доктор?
— Боюсь, что он заразился от меня насморком, — заметил доктор Мейерс. Чтобы придать достоверность своему извинению, он вытащил носовой платок и сделал вид, что тоже сморкается. — Пожалуй, мне лучше уехать до снегопада и сугробов.
— Я хочу знать, что вы сказали Чарли.
Посмотрев через плечо Беллилии на Чарли, доктор улыбнулся ему.
— Он сам сообщит вам хорошие новости.
— Хорошие новости? — раздался голос Бена, входившего в комнату. — Что за хорошие новости?
— Пусть Чарли вам все расскажет, — ответил доктор, пренебрежительно взглянув на Бена Чейни. После чего пожелал всем счастливого Нового года и ушел.
— Что это было? — потребовала ответа Беллилия.
— Теперь, когда все уже кончилось, — начал Чарли, — я могу тебе сказать: у него были некоторые подозрения…
— Что за подозрения?
— Очень глупые, сумасшедшие. Но он уже успел прийти в себя и обнаружил, что для его подозрений не было никаких оснований.
— А какие у него были подозрения?
Чарли пожал плечами:
— Не знаю, как это называется, но он попросил меня на всякий случай приготовиться к шоку. А сейчас признался, что все его страхи были беспочвенными.
Бен стоял рядом, расставив ноги и держа руки за спиной. Он не двигался, но в нем чувствовалось внутреннее напряжение: губы были крепко сжаты, а пристальный, изучающий взгляд был направлен на Чарли.
— Я так счастлива, мой дорогой.
— У нас все в порядке. Я выздоровел и готов вернуться к нормальной жизни. Послезавтра выхожу на работу.
Чарли оглянулся вокруг и увидел комнату такой, какой она стала после того, как они с Беллилией закончили переделку всего интерьера дома. Не было даже рождественских венков и ленточек, ничего, что напоминало бы ему о праздничных бедах и прочих пакостях. «Кресло любви» стояло на своем месте в эркере.
Снег падал сплошной стеной, к тому же поднялся ветер. Пышное снежное одеяло полностью закрыло землю — не осталось ни одного темного пятнышка. Сгущались сумерки, но занавески на окнах все еще были раздвинуты. Беллилия включила свет и увидела, что доктор Мейерс успел нарушить порядок на ее полках, и первым делом принялась за его восстановление.
— Я получил телеграмму от моего друга из Сент-Пола, — сообщил Бен. — Бураны на Среднем Западе, по-видимому, прекратились, и он наконец-то приедет сюда. Скоро вы познакомитесь с Кином Барретом.
Фарфоровая фигурка выскользнула из рук Беллилии. Дрезденская любовная парочка лежала на полу разбитая на кусочки. Голова маркиза в белом парике закатилась в угол, фарфоровые кружева с юбки его возлюбленной превратились в мелкие осколки.
Лицо Беллилии побелело, а руки она держала так, словно в них еще находилась статуэтка.
— Белли, дорогая, не расстраивайся. — Чарли обнял ее. — Эта вещица ничего не стоит, и только сейчас я тебе признаюсь, что всегда считал ее отвратительной.
Она опустила дрожащие руки, и в свете лампы на ее пальцах засверкали кольца. Глаза стали пустыми, с лица исчезло всякое выражение, будто было стерто. К тому же она явно не слышала, что говорил ей Чарли. Он довел ее до дивана, сел рядом и обнял за талию.
Вскоре они с Беном возобновили типично мужской разговор: сравнивали достоинства и недостатки своих автомобилей, качество их моторов, обсуждали и те новшества, которые придумали производители автомашин. Беллилия сидела рядом с мужем совершенно спокойно, в полной прострации, и вряд ли улавливала не только тему разговора, но и вообще чьи-то голоса. Наконец Бен встал и сказал, что ему пора уезжать. Чарли предложил ему остаться и поужинать вместе с ними. Беллилия не присоединилась к приглашению.
Еще долго после ухода Бена его голос эхом отдавался в ушах Чарли и звучал громче, чем грохот и завывания штормового ветра. Бен произнес самую обычную для того дня фразу: «Счастливого Нового года», но Чарли не мог забыть и выбросить из головы мрачный тон, каким это было сказано.
Пока Беллилия готовила легкий ужин, Чарли сидел в кухне и с удовольствием наблюдал за ней. Она все делала с каким-то азартом и профессиональным мастерством. Кухня больше, чем любая другая комната в доме, была ее собственностью. И в буквальном смысле сверкала. Пол был покрыт черно-белым линолеумом, полки и шкафчики выкрашены светло-серой блестящей краской, а все ручки, сделанные из белого фаянса, были привезены из Голландии. Белые занавески Мэри накрахмалила так, как крахмалят нижние юбки к воскресенью.
