Илья Бушмин - Ничейная земля
– …У Егора ведь и другие дела бывают. Не только сидеть перед компьютером и ждать, когда ты позвонишь. У него своя жизнь.
Поляков почувствовал, как его разбирает злость.
– И что? Что мне прикажешь? Я ведь не требую, чтобы он слал мне открытки каждое воскресенье и звонил с криками «Любимый папочка, как я скучаю!». Правильно? Я просто раз в неделю хочу поболтать с ним. Что в этом особенного?
Женя всем своим видом демонстрировала, насколько Поляков докучает ей своими словами. Это она умела.
– Вы с ним уже два года живете в разных городах. Тебя удивляет, что он привык? Подросткам и детям легче пережить перемены, чем взрослым. Ты сам знаешь об этом. Он привык жить здесь. Без тебя, – Женя не удержалась и повторила: – У него своя жизнь.
– Не я виноват в этом. Или в этом – тоже я?
– Поляков, не начинай.
Это никогда не было историей любви, о которых рассказывают друзьям. Все произошло прозаично. Не было возвышенных чувств, бессонных ночей и прогулок до утра. Поляков познакомился с Женей через знакомую, которой, как думал молодой опер, он приглянулся. На самом деле знакомая выступила сводней для своей одинокой подружки. Через несколько дней он оказался в небольшом кафе нос к носу с Женей, которая тогда была совершенно не похожа на Женю сегодняшнюю. Робкая, краснеющая и не находящая себе место. Что-то в этом образе его зацепило. Они стали встречаться, а потом однажды Женя сообщила, что беременна. Поляков не сиял от счастья, не пил неделю с друзьями и не носил ее на руках. Но, подумав, он понял. Все идет так, как и должно быть. Теперь у него будет семья.
В глубине души Поляков подозревал, что Женя никогда его, в сущности, не любила. И женила на себе просто потому, что ей не хотелось быть одной, а идеальной пассии не оказывалось. По каким-то причинам – она не распространялась о своем прошлом – ей не везло в личной жизни, а часы тикали. Поляков оказался просто подходящим вариантом. Относительно надежным, со стабильной зарплатой. И да, даже не самым страшным.
Поляков знал, что так живут многие семьи. Живут долгие годы, всю жизнь. Его собственные родители были такими же. И, подумав, он отнесся к переменам в своей личной жизни философски.
А вот сына Поляков полюбил всей душой. Это был плоть от плоти и кровь от крови его сын. У него даже была родинка на лопатке – на том же самом месте, где и у него, Полякова. Как печать «Отцовство сомнению не подлежит». С каждым месяцем копошащийся на полу карапуз радовал Полякова все больше. Опер строил планы, мечтал. Бежал домой, когда многие его коллеги решали после работы оттянуться в пивной через дорогу от отдела. И никогда не возражал, если Женя хотела навестить подругу или прошвырнуться по магазинам.
Четыре года назад Полякова поставили перед фактом. Женя уходит. Произошло то, что должно было произойти в ее жизни уже давно. Тогда стало понятно, что походами только к подругам и исключительно по магазинам дело не ограничивалось. Она полюбила человека. Наконец-то она встретила того, к кому тянулась. Правда, была помеха в виде мужа.
Поляков стоически принял этот удар. За годы совместной жизни он, конечно, привязался к Жене, но ее уход из его жизни трагедией для него не являлся. В отличие от ухода малыша Егора, которого Женя забрала с собой.
Два года Поляков был приходящим папой. Забирал сына со школы, по выходным водил в парки или на речку. Все они привыкли жить так, как жили. Конечно, Поляков хотел бы проводить с Егором еще больше времени, но они и так виделись ежедневно. Как нормальные отец и сын.
А потом Женя сообщила, что ее новый спутник жизни получил отличное предложение, от которого нельзя отказываться. И они переезжают в Краснодарский край. Поближе к морю и солнцу. Подальше от Полякова.
– Да, ты права, – поспешил он, зная, что Женя может просто захлопнуть крышку ноутбука, как уже делала не раз. – Извини. Я не хочу ссориться.
– Хорошо.
Когда они развелись, Поляков окончательно убедился, что всегда был никем для бывшей жены. Она была вынуждена готовить, потому что так надо, улыбаться, когда он шутил, соглашаться на секс, когда ночью он обнимал ее. Очевидно, это притворство сидело у нее в печенках. Потому что последние четыре года Женя была не в силах заставить себя даже улыбнуться ему. Она смотрела на Полякова, как на пустое место. Чем он для нее всегда и являлся.
– Передай Егору… Просто передай ему, что я его люблю. Хорошо?
– Поляков, он мальчик. К тому же, подросток уже. Вряд ли он отреагирует на эти слова так, как ты ждешь.
Какая же ты сука, подумал Поляков.
– Просто передай. И привет мужу.
Женя пожала плечами. Поляков открыл рот, чтобы сказать главное. «Я хочу, чтобы Егор помнил – у него есть отец, который всегда будет на его стороне и всегда поможет ему в трудную минуту». Но ничего сказать он не успел. Женя бросила «Ладно» и отключилась. Экран диалогового окна снова погас, став черным, а в его центре грустно и уныло запрыгал рисунок брошенной телефонной трубки.
Настроение испортилось окончательно. И Поляков, накинув куртку, побрел домой. Мечтая лишь об одном – зайти в круглосуточный магазин около его хрущевки и купить пива.
Женя была счастлива. Наверное, это хорошо. Поляков надеялся, что Егор тоже счастлив. Когда-нибудь он поймет.
Сам Поляков тоже был счастлив. Это было давно. Он радовался каждому дню, а его сердце пело, когда он видел Ее.
А потом Ее изнасиловали, задушили и выкололи ей глаза. Лишив чудовищным образом жизни не только Валю, но и навсегда вырвав клок души у самого Полякова.
В тот самый день 18 лет назад.
И когда он сел с бутылкой пива в погруженной во мрак кухне, закурил и уставился на покрытое каплями бесконечно ноющего дождя, все мысли Полякова вернулись к поселку, простиравшемуся за окном. К Яме.
3
– Ну как ты, мам?
– Нормально, Катюш, – кряхтя и усаживаясь за стол, отмахнулась мать. – Живы будем, не помрем.
Одна из тех бессмысленных фраз, применимых практически к любой жизненной ситуации, которыми пожилые люди так любят характеризовать все происходящее. Катя улыбнулась матери, выкладывая на стол продукты.
– Я вот тебе кефир купила. И ряженку. Ты жаловалась, что у тебя с кишками проблемы опять…
– Как твой Костя там?
Катя была рада. Мать помнила. Значит, сегодня был хороший день. Продолжая выкладывать на стол любимые продукты матери – колбаса, сыр, сметана, масло – Катя отозвалась:
– Все хорошо. Обживаюсь потихоньку. Непривычно конечно… – она улыбнулась: – Особенно по ночам. Просыпаюсь – а никто не ходит по коридорам, не шаркает тапочками и не ворчит.
Мама, кажется, и вовсе ее не услышала, пробубнив:
– Дай бог вам счастья, дочка. Главное чтобы счастливы были. И здоровье. Здоровье это самое главное.
Еще один набор дежурных фраз. Иногда они раздражали Катю. В остальное время она понимала, что так устроен человеческий мозг. С каждым прожитым годом все больше нейронных связей отмирает, постепенно делая человека ходячим набором одних и тех же штампов и воспоминаний. Это и есть угасание. Но Кате было больно наблюдать это. Мама была единственным ее близким человеком, оставшимся в живых.
– Все будет хорошо, – пообещала Катя. – Ты-то как?
– А что я? – снова отмахнулась мама, разглаживая морщинистыми руками подол домашнего халата. – Как обычно. Да ты не переживай так. И не нужно ко мне каждые два дня приезжать. У тебя же работа. Да и Костя. Кому понравится, если ты каждый вечер будешь ко мне шастать? Ты с ним должна быть. Раз уж решили жить вместе.
Катя и сама это знала. Но она боялась за маму. С каждым месяцем ее приступы все учащались. На прошлой неделе, когда Катя перевезла от нее все свои вещи и, таким образом, окончательно переехала к Косте, встал вопрос, как быть дальше. И Катя, зная нрав мамы, пошла на хитрость.
– Как там тетя Зина? – как бы между прочим поинтересовалась Катя. – Заходит?
Мама оживилась:
– Ой, Катюш, знаешь, заходит. Каждый день. Молодец такая! Как в магазин собирается, звонит, спрашивает, не надо ли мне чего-нибудь. Каждый вечер заходит проведать. Если все нормально, то мы вместе на лавочку идем. Там, под козырьком, сухо. А если у меня давление, то Зина и померяет, и лекарство поможет выпить… Молодец какая! Кто бы мог подумать?
Еще бы она была не молодцом. Неделю назад Катя договорилась, что будет отстегивать соседке по пять тысяч рублей каждый месяц. Все, что от той требуется – каждый вечер проверять маму и помогать ей по мере сил. И да – никогда не говорить маме, что это сделка, а не личная инициатива сердобольной соседки.
– А давай я чай сварю. Будешь чай? Наш, с молоком? Хочешь?
Катя с улыбкой кивнула, наблюдая, как довольная мама – как тепло и приятно было видеть ее такой! – с кряхтением поднялась с табуретки и, шаркая тапочками, засуетилась перед газовой плитой.
