Диана Гразиунас - Истребление хищников
Что же делать?
Боль на этот раз не такая сильная. Это точно, что она сбегает сверху вниз, ударяет тебя по бокам, довольно крепко кусает за зад, и ты даже пальцем не можешь пошевелить. Но в конце концов боль отступает. Она снижает напряжение до почти сносного уровня. А потом возвращается память.
Ты вспомнил тот несчастный случай. Ты все еще лежишь на дне шахты лифта. Нет, тебя наверняка уже спасли.
Попробуй пошевелиться. Ты сразу узнаешь, что под тобой: кровать или искореженный металл. Может быть, тебе удастся проникнуть сквозь эту черную вуаль, которая, как облако, заслонила твой взор, но ты можешь чувствовать. Ты можешь... ты... ты...
Нет, ты ничего не можешь, ни видеть, ни двигаться, ни чувствовать!
Паника!
Ты парализован! Не можешь шевельнуть пальцем. Не можешь поднять веки. Тело словно замкнуто в клетке. Оно абсолютно ничего не чувствует.
Помнишь книжку, которую когда-то читал в колледже? «Джонни взял винтовку»[2]. О боже! Она была про солдата первой мировой войны, которому полностью изуродовало лицо. Изувеченный парень проводит остаток своей жизни в ужасающих галлюцинациях. Может, это станет также и твоей судьбой? Нет. Я отказываюсь верить в это. Это не для меня.
С тех пор медицинская наука шагнула далеко вперед. Эти проклятые медики могут держать тебя в таком состоянии еще лет пятьдесят или шестьдесят. И ты будешь лежать, заключенный в оболочку собственного тела, балансируя между жизнью и смертью.
Ты спрячешься в страхе и ненависти. Крик не сорвется с твоих губ, но отзовется гулким эхом снова и снова в черной пустоте нескольких тысячелетий.
Такая возможность грозит и тебе. Но мы, человеческие существа, исключительно живучи и можем приспосабливаться к жизни в самых трудных условиях. Особенно если нет другого выбора. В конце концов, тебе вряд ли удастся покончить жизнь самоубийством, если ты не можешь пальцем шевельнуть. Как набросить веревку на шею?
Истерика пройдет. Ты будешь лежать один в пустоте, беспомощный и одинокий.
Но не долго. Голоса возвращаются. Слава богу! По крайней мере, одиночеству приходит конец. Совершенно невозможно сказать, сколько времени потребуется, чтобы сосредоточиться на одном голосе. Они обычно приходят не одни, наводняют тебя хаотическими посланиями, после чего наступает сенсорная перегрузка. Но мало-помалу ты медленно учишься справляться с этим. Ты учишь себя защищаться от нежелательных посланий. Ты усилием воли заставляешь их стихнуть. Ты теперь знаешь, что можешь быть окружен дюжиной голосов, но ты уже в состоянии слушать только один голос. С него ты берешь отсчет, и тогда остальные голоса угасают в твоем сознании.
До сих пор какая-то часть твоего мозга все-таки работала, ведь у тебя были зрительные и другие ощущения, соответствующие голосам, хоть тебе и кажется, что это галлюцинации. Но ведь это не так! Время подтверждает их реальность. Голоса на самом деле существуют, как и многое другое, что ты ощущаешь. Для этого имеется очень хорошее объяснение. Шерлок Холмс однажды сказал доктору Уотсону, что после того как исключишь все невозможное, оставшееся, каким бы невероятным оно ни было, и есть правда.
Так оно и есть. Дэвид Вандемарк, твоя правда — это телепатия. Ты читаешь мысли!
Именно так ты узнал о своих ранениях. Твой дух парит высоко. Из мыслей посещающих тебя докторов и медсестер ты узнаешь, что нет оснований верить в то, что ты парализован, ты просто находишься в коме и пробыл без сознания две недели. С тобой все в порядке. Превосходное дыхание, нормальный пульс. Все ожидают, что сознание может вернуться к тебе в любой момент.
Единственное проявление страха, который ты читаешь в их мыслях — это тот безумный демон, который называется повреждением мозга. Тебе бы хотелось поговорить с этими врачами и сестрами, сказать им, что твой мозг прекрасно работает. И серое вещество в порядке. Вот все остальное не действует, это верно.
Ты также получаешь более точное ощущение времени, понимаешь, что пришел следующий день и что восстанавливается мост над пропастью, отделявшей тело от мозга. Ты начинаешь ощущать хрустящие простыни и мягкий матрац. Медленно возвращается контроль над собой. Полдня уходит на то, чтобы шевельнуть пальцем ноги или руки. Это трудно. Требуется очень сильная концентрация внимания. Когда появляются голоса, они слишком выбивают тебя из колеи, чтобы ты мог продемонстрировать свои успехи. Поэтому заинтересованные голоса ни разу не заподозрили, что ты начинаешь быстро поправляться, хотя и продолжаешь находиться в коматозном состоянии. Только ты один знаешь, что темнота постепенно рассеивается.
Пришел следующий день. Медсестра пришла проверить состояние твоего здоровья. Она считывает показания приборов, а ты «считываешь» их из ее мозга, перехватываешь пугающие тебя мысли, которые переплетаются в ее мозгу.
Сегодня медсестра начала день с радиосообщения. Она перестает чистить зубы, чтобы послушать, что говорит диктор. Она не верит своим собственным ушам. Ужасно. Бедняга...
Во время завтрака в больничном кафетерии медсестра читает о том же самом на третьей странице газеты «Детройт Фри Пресс». Здесь фотографии Кристины, Дженифер и его самого. Медсестра удивляется тому, каким жестоким может быть мир.
В больничных покоях медсестра разговаривает со своими коллегами. Если этот Вандемарк когда-нибудь проснется, как он воспримет новость о том, что у него больше нет семьи? Как жаль его.
Новости вернули Дэвиду сознание. Медсестра заметила одинокую слезинку, катящуюся по его щеке. Щеки его были мокрыми от слез, когда он снова пришел в себя. Комната переполнена врачами и медсестрами. Неожиданно все эти люди начинают возбужденно говорить. Вандемарку слышны не только их голоса, он еще и понимает, о чем они думают.
— Чудеса! Да! Чудеса! После более чем двух недель комы к Дэвиду Вандемарку вернулось сознание!
В комнату сбегаются все, кто заинтересован в его выздоровлении. Но их присутствие и переполнявшие их эмоции чуть не «утопили» его снова, заставив позабыть все, чему он научился, чтобы контролировать свои телепатические способности. Голоса гремят раскатами грома у него в голове, заглушая в нем все. Все, кроме боли.
— Крис! Дженни! Нет! О Боже! Прекратите! Это невыносимо!
Дэвид Вандемарк предпринял невероятные усилия, чтобы снова вернуться к действительности, и все для того лишь, чтобы узнать, что вся его жизнь разрушена каким-то безумным извергом-мясником.
Медперсонал продолжал взволнованно болтать не умолкая, но Дэвид был еще не настолько здоров, чтобы выдержать этот натиск. Он натянул на голову простыню, закрыв свое пепельно-серое, залитое слезами лицо, и заплакал. Медсестра тут же выгнала всех из комнаты и побежала за сильнодействующим успокоительным. Возвратившись, она подумала снова: «Бедняжка... Как жаль его».
Дэвид даже не заметил, что все ушли. Он уже провалился в забытье. Ушло, безвозвратно пропало все, что он любил. Все, что осталось, являло собой успокаивающую пустоту. Он торопился, спешил к ней, надеясь, что она положит конец боли и страданиям. И это произошло. Дэвида Вандемарка больше не стало.
* * *Уиллард Макдональд вспомнил про свою сигарету, когда она уже вся истлела и начала обжигать ему пальцы. Он затянулся в последний раз и погасил ее о маленькую металлическую пепельницу, укрепленную на стенке купе. Он поднялся на ноги и стал одеваться, думая об умершем Дэвиде. Вандемарк, несмотря на весь свой интеллект, был недостаточно силен, чтобы выдержать свое странное новое существование. Поэтому он и выбрал смерть. В буквальном смысле выбрал.
Но Мать-Природа не терпит пустоты и потратила немало времени и усилий, чтобы снова вернуть Дэвида Вандемарка к жизни. У нее, очевидно, имелись веские причины для этого, иначе все ее старания были бы напрасны. Поэтому, когда Дэвид решил уйти в небытие, добрая матушка-природа спасла этот обломок потерпевших крушение эмоций и оживила его. Ее план состоял в том, чтобы сделать из этого кусочка единое целое. И это ей прекрасно удалось. По крайней мере, так все представлялось Уилларду. С этой мыслью он вышел из спального вагона.
Уиллард расстроился, обнаружив, что вагон-ресторан закрыт на ночь, и вынужден был утолить голод двумя безвкусными бутербродами с сыром, приготовленными в микроволновой печи, и имбирным пивом из закусочной. Он нашел пару пустых сидений в одном из пассажирских вагонов и устроился там.
Жуя безвкусную железнодорожную пищу, которая совсем не была похожа на еду, он снова мысленно вернулся к моменту своего возвращения к жизни, к своему воскрешению. Это были просто ошеломляющие воспоминания. Он сам толком не мог разобраться в том, что произошло. Это оказалось чем-то вроде смены караула. Уиллард был не вполне уверен, когда именно в течение тех двух хаотичных дней он принял жизнь от Дэвида. Все, что он помнил, это слезы, душераздирающие эмоции и то, как он прятался под простынями. Были ли это последние моменты жизни Дэвида или его собственные «родовые травмы»? Разве кто может сказать?
