Татьяна Полозова - Город постоянной темноты
Как назло, я уснул очень быстро и уже испугался, что проспал встречу с Дедом и Саймоном, но посмотрев в окно, понял, что ночь была в самом разгаре, а, значит, можно было не спешить. Три часа — самое удачное время для преступления — все крепко спят, и ты уйдешь незамеченным.
Я вышел из барака и быстро прошел к корпусу для персонала. В комнате Деда, окна которой выходили во внутренний двор, свет не горел и это меня огорчило: все знали, что если он спит добудиться практически нереально. Все равно, попытка не пытка.
Я не стал стучать и сразу открыл дверь в спальню Деда. Из угла, где стояла кровать доходил очень тусклый свет, которого с улицы видно не было. Под этим огоньком, сидели, скорчившись на кровати, Дед и Саймон.
— Вы?! — Удивленно воскликнул я, но Джастин приложил руку ко рту и позвал меня.
Я сел рядом, внимательно рассматривая Деда. На его лице не было обычного беспокойства, наоборот, он был достаточно спокоен и даже безмятежен.
— Мистер Бут рассказывает мне как раз о том, как попал сюда и что с ним произошло. — Шепотом пояснил мне Саймон.
Дед улыбнулся мне и подвинулся на кровати. Я неуверенно сел.
— Я плохо помню. Все говорят, что я глупый и у меня пустая голова, поэтому в ней ничего не держится. Я, наверное, был очень маленьким, когда родители отдали меня сюда. Они просто не справлялись со мной. Я был плохим сыном, и им пришлось меня отдать.
Лицо Деда скривилось, и я думал, что он сейчас заплачет, но он резко выдохнул и продолжил.
— Мистер Хейвс был очень добр и принял меня. Я не помню, что было раньше.
Я сощурился: как в такой горе силы может копиться столько добра? Он действительно любил все здесь: Хейвса, Оуэнса, тюрьму, вонючие обеды и ребят, которые издевались над ним.
— Грегори, скажи, с какого времени ты помнишь себя? — Ласково спросил Саймон.
Дед нахмурился, вспоминая.
— Много лет. Я был уже большим. Я проснулся в лазарете у миссис Франк. Она смотрела на меня и плакала. Я не знал почему и спросил. А она только заплакала еще сильнее и убежала. Наверное, я стал ей противен и она боялась меня.
Саймон протянул руку и провел пальцем по шраму на шее Деда.
— Откуда у тебя это?
Грегори склонил голову стыдливо.
— Директор Хейвс сказал, что меня побили местные мальчишки, поэтому я ничего не помню. Они порезали мне горло, и я потерял много крови. Поэтому у меня плохо с памятью. Если бы не директор, я бы умер.
Я злорадно прошипел. Конечно! Директор Хейвс — святой! Он спаситель, заступник и моральный идеал, а мы просто мусор. Меня раздражала такая наивность Деда, но поделать было ничего нельзя.
Саймон погладил его по коленям и Дед резко встрепенулся. Он откинулся назад и чуть не ударился головой о спинку кровати.
— Грегори! — Испугался Саймон. — Я не хотел ничего плохого! Что с тобой?! Я напугал тебя?
Парень замотал головой и сжался в комок. Теперь он был похож на луковицу на большом подносе. Как настолько большой человек может сжаться так сильно.
— Нет, нет, нет, нет, нет, — бормотал он.
— Я обидел тебя? — Жалобно простонал Саймон. Я понимал его — не хватало еще, чтобы Дед закрылся от нас. Тогда мы точно ничего не разнюхаем.
— Нет, нет, нет. — Мотал головой парень. — Я просто не люблю, когда меня так трогают.
Саймон странно посмотрел на меня, будто в словах Деда прочитал нечто сокрытое, будто между строк там был истинный смысл всего.
— Грегори? Ты должен нам помочь. Ты должен достать свое дело и кабинета директора.
— Достать? — Наивно хлопая глазами, переспросил он.
Саймон кивнул. Дед отвернулся и закрыл руками голову. Кажется, он согласился.
25
В моем сознании произошла какая-то вспышка, внезапно заболела голова и я согнулся в приступе невыразимой боли. Перед глазами мелькнули Саймон, Дед, комната, где мы сидели, кровать, потолок, люстра…
Я не видел себя, но знал, что нахожусь уже в другом месте. Это была светлая чистая комната, пахнущая хлоркой и цветами. Противное сочетание, скажу я вам. Это был кабинет, и я сидел за столом, повернувшись лицом к окну. В комнату вошел старый человек с потертым коричневым чемоданом.
— Мистер Рипли, — учтивым, грубоватым голосом, обратился ко мне этот человек. — Я принес, что Вы просили.
Я повернулся на кресле и увидел свои руки — они были обожженными и сморщенными, словно, мне было больше, чем тому старику передо мной. Я дотронулся до лица и ощутил грубость кожи на скулах.
— Опять вспоминал? — Спросил меня старик. — Тебе было плохо с утра. Тебя поймали на улице. Секретарь сказала, что ты весь день сам не свой. С тобой все хорошо?
Я никак не мог понять, о чем он говорит. И вообще не понимал кто он такой.
— Джек? — Он знает мое имя, а я даже лица его не помню. — С тобой все в порядке? — Повторил он.
Я чувствовал себя странно, у меня кружилась голова, будто я вертелся на своем кресле несколько минут в одну сторону.
— Кто Вы? — Спросил я.
Старик посмотрел на меня, но даже не удивился моему вопросу. Скорее разочаровался. Будто он так ждал обратной реакции, но снова получил обухом по голове.
— Я принес документы. Ты просил.
Он вытащил из портфеля затертую папку с промасленными бумажками и протянул ее мне.
Я открыл папку. Мои фото, фото моих друзей, Марти, Люка, администрации. Описания, сделанные кривым почерком, детским и неровным.
— Ты помнишь? — Спросил этот мужчина, через несколько минут.
Я видел слова, но не мог разобрать ничего из написанного. Странное ощущение. Будто ты в вакуумном пузыре. Звуки глохнут, все вокруг в дымке, и люди странно смотрят на тебя, как на экспонат в музее. Я тряхнул головой и снова спросил:
— Кто Вы?
Но не успел старик мне ответить, как я повалился на бок и услышал только его глухой голос, зовущий меня:
— Джек! Джек! Джек!
26
Робин МакКларенс пришел в редакцию совсем рано, когда Честера еще не было на месте. Секретарь услужливо налила ему кофе и попросила подождать, но, кажется, что каждая минута ожидания давалась ему с таким трудом, что он даже забывал, как дышать. Знаете, такое странное чувство, когда жжет в груди, а ты открываешь рот, как рыба, выброшенная на берег и выпучиваешь глаза, расставляешь руки, будто хочешь воздух ухватить. Робин, конечно, руками не размахивал, но выглядел не лучше высохшей стерляди.
Когда Честер, наконец, появился, из Робина разве что пар не шел.
— Ну, Слава Богу! Быстрее, мне очень нужно с тобой поговорить. — Он, фактически, затащил мужчину в его же кабинет и захлопнул дверь, не дав секретарю и слова сказать.
— Робин, да какого хрена ты делаешь? — Завалившись на диван, завопил редактор.
— Что с Саймоном? Еще кто-то умер? Как он? — Схватив его за грудки торопливо трындычал Роб.
Честер спокойно отвел его руки от своего воротника и сел поудобнее.
— С чего ты взял, что еще кто-то умер?
— Он звонил. Саймон сказал, что убили еще кого-то. Вернее, парень сам перерезал себе горло.
Лицо Честера даже не дрогнуло.
— Так и есть. — Согласился он. — Но твой Саймон в порядке. Как булочка в кондитерской.
Робин поморщился метафоре.
— Хочешь сказать, скоро сожрут?
Честер нервно рассмеялся.
— Ты что-то узнал? — Спросил он.
Робин сел на кофейный столик и поставил локти на колени.
— Я хочу поехать туда.
— Ты с ума сошел?! — Честер вскочил на ноги и почти что упал на Робина. — Как ты туда поедешь? Тебе не хватило одиннадцати лет в этом аду?
— Хватило и хватит еще на несколько жизней, но я не собираюсь толкать туда еще и Саймона.
Редактор раздраженно сжал кулаки и обошел Робина. Он достал из шкафчика бутылку виски, налил немного в два стакана и протянул один Робину.
— Ты не поедешь туда и ты это знаешь. — Твердо сказал он. — Никто больше туда не поедет. Саймон не маленький и не воспитанник. Они ничего с ним не сделают.
Робин недоверчиво фыркнул.
— Им плевать. Они не остановятся сейчас, когда почти все грозит вылиться на поверхность.
Честер поморщился.
— Ну, не убьют же они твоего Саймона! — Хлопнул он в ладоши. — Они не настолько глупы. Если они думают, что он ревизор, то его смерть только навлечет на них дополнительные проблемы. Если верят, что он учитель, то резона расправиться с ним нет вообще.
— А тот мальчик, который помогает Джасту? Как он? — Кажется, Роб, наконец, стал успокаиваться. Он подошел к окну и оперся на подоконник.
— Ему нужно помочь выбраться оттуда.
Робин кивнул.
— Само собой. Но он… ему можно доверять?
Честер пожал плечами.
— Даже если и нет, то выбора у нас тоже нет.
Лицо Робина как-то странно изменилось: стало сосредоточенным, даже напуганным. Он, будто, вспомнил нечто далекое и настолько болезненное, что и спустя много лет, это воспоминание резало его по старым ранам.
