Джошуа Спэньол - Изолятор
На лице парня отразилось странное, непроницаемое выражение. Для умственно отсталого Дуглас оказался необыкновенно хитрым. Он, разумеется, знал, что «тормозит». Но еще важнее то, что он прекрасно понимал, что люди считают его недоумком, и умело этим пользовался.
Я решил спустить ему эту ложь и направился к двери. Однако, прежде чем уйти, обернулся.
– Да, еще одно. Когда занимаетесь сексом, непременно пользуйтесь кондомом. – Я чувствовал себя бесполезным медицинским воззванием, приклеенным на стекло городского автобуса. – Нас волнует, что те женщины, с которыми вы это делали, заболели, и болезнь передается – заражает – именно через секс. Понимаете, о чем идет речь?
– Да.
– Ну, так повторите то, что я только что сказал.
– Секс может убить.
Ай молодец, Дуглас! Я спросил:
– Вы будете пользоваться кондомом, когда снова займетесь сексом? Можете сделать это для меня?
Дуглас Бьюкенен кивнул.
– Спасибо, Дуглас. Вы мне очень помогли.
Я с немалым трудом изобразил улыбку.
19
Выходя из «Балтиморского рая» (вернее было бы назвать его адом), я остановился возле справочного стола. И можете себе представить, женщина все еще болтала по телефону. Я постучал по столу, чем добился желаемого результата: она прекратила разговор и рассердилась.
– Жильцам разрешено иметь сотовые телефоны? – поинтересовался я.
– В вестибюле, как раз за вашей спиной, телефон-автомат, – с ненавистью в голосе ответила она.
Я оглянулся. И правда, на стене висел телефон.
– Я спросил не об этом.
Мегера оторвалась от телефонной трубки и порылась в ящике стола. Наконец извлекла из его недр потрепанную пачку ксерокопий различных документов. Полистала, отыскивая то, что нужно, и начала читать:
– Никому из жильцов не разрешается иметь персональные средства связи (пейджеры, сотовые телефоны) в течение всего срока проживания в «Балтиморском рае». – Она посмотрела на меня. – Это предусмотрено для того, чтобы они не имели возможности покупать наркотики.
Я поначалу не понял, почему они не могут покупать наркотики, используя для этого телефон-автомат, и едва не высказал свое недоумение вслух. Но, присмотревшись внимательнее к аппарату, тут же получил ответ: в трубке были вырваны и микрофон, и наушник, и из обоих ее концов, словно кишки, торчали провода.
Я повернулся к дежурной.
– Не могли бы вы проводить меня в кухню и в подвал?
– Зачем?
– Необходимо проверить крысоловки.
Особа взглянула на часы, а потом на меня, профессиональным взглядом посылая назойливого посетителя как можно дальше.
– Подождите здесь. Сейчас придет доктор Джефферсон. Он хочет с вами поговорить.
Она снова сняла со своего телефона трубку и начала набирать номер.
Я принял это действие за разрешающий знак.
Прошел мимо стола и направился по небольшому коридорчику туда, где, как я предполагал, должна находиться кухня.
– Эй! – раздался за спиной знакомый голос. – Эй, вам нельзя туда ходить!
Справа я увидел грязную столовую: на столах все еще стояли тарелки с остатками завтрака.
– Если не остановитесь, вам не поздоровится! – кричала охранница. И в этом отношении она была совершенно права, поскольку, вполне возможно, болезнь гнездилась именно здесь. Я услышал за спиной торопливые шаги. – Как вас зовут?
Ну, если она не запомнила моего имени, то помогать ей в этом я вовсе не собирался.
– Доктор Фонгу! – рявкнул я в ответ. Потом вытащил сотовый и начал набирать номер доктора Ферлаха. – Где ловушки? – спросил я.
Ферлах примерно объяснил, где их поставил – всего десять штук. Я быстро набросал схему кухни, в которой сейчас стоял, а также кладовки и подвала, мне неизвестных. Две кухарки лениво делали сандвичи, в то время как радио громогласно вещало что-то по-испански.
– Мне кажется, ситуация здесь накаляется, – сообщил я Ферлаху.
Тот рассмеялся:
– Лучше пусть это кажется вам, чем мне. Послушайте, сделайте все, что сможете, и убирайтесь оттуда подобру-поздорову. Когда я там был, Джефферсон пригласил парочку своих сотрудников, чтобы те помогли мне найти выход. Довольно неприятные ребята, могут заметно осложнить жизнь. Потому-то я там так долго и проторчал.
Я посмотрел вокруг. Да, действительно, место оказалось потрясающе грязным, однако куч гниющего мусора заметно не было, из дренажной решетки в полу не сочились помои. Ничего из ряда вон выходящего не наблюдалось.
– Херб, мне кажется, что после твоего ухода они здесь занимались уборкой.
– Этого и следовало ожидать. – Он помолчал. – Придется просить помощи в суде: пусть вам дадут разрешение на экстренное посещение этого заведения в любое время суток.
– Вот это правильно. Решение судьи на них подействует.
– Вы им скажите. Они сразу отстанут. Вчера, во всяком случае, сработало.
– Если будут очень уж докучать, я их заведение на клочки порву. Полномочия позволяют.
– Ладно, действуйте. Только палку не перегибайте. Этот парень имеет влиятельных друзей.
– Надо идти, – произнес я вместо прощания и отключил телефон.
В кухне я не обнаружил ни одного грызуна, хотя в углу и заметил мышиные следы, которые, очевидно, пропустила швабра. Внимательно проверив прилепленные Ферлахом кусочки серой ленты, я заметил, что на трех ловушках они порваны. Так что грызуны здесь были – сомневаться не приходилось. А какие болезни они разносили – это пока еще не известно.
Я снова положил приманку и направился в кладовку.
Набор хранившихся там продуктов оказался типичным для подобных заведений: несколько пыльных бутылок масла, наверное, уже начинающего портиться, мука, овсянка и так далее, все в том же духе. Снова мышиный помет. А в ловушках опять пусто. На одной порвана лента.
Я пошел в подвал. Вернее, хотел пойти, но это мне не удалось, потому что дверь была заперта. Пришлось окликнуть кухарок.
– У вас есть ключи?
Обе оказались чистой воды латиноамериканками. Не хотели понимать по-английски. Только переглянулись между собой. Я повторил вопрос по-испански. Это немного растопило лед, но ни одна даже не шевельнулась. Это вынудило меня довести до их сведения, что я доктор и имею официальное разрешение на осмотр. Показал удостоверение Центра контроля.
– Necisitan abrir la puerta, – произнес я. – Вы должны открыть дверь.
Вновь лишь испуганные взгляды. Я уже собрался было применить крайнюю меру и припугнуть санитарной инспекцией, но тут одна из женщин достала из кармана фартука связку ключей и отперла дверь.
– Muchas gracias, – поблагодарил я, включил свет и начал спускаться по ступенькам.
Здесь убирать и не пытались. Знаменитые авгиевы конюшни, которые пришлось чистить Геркулесу, показались бы по сравнению с этим подвалом образцом антисептики. Пространство годами забивали всевозможной рухлядью. Здесь присутствовало буквально все: свернутые в рулоны старые ковры, сломанные стулья и столы. В углу лежало несколько порванных мешков риса, содержимое которых высыпалось на пол. Добравшись до середины этого хаоса, я понял, насколько беспомощны и жалки мои изобразительные способности. Попытался немного исправить свой чертеж и продолжил путь по тускло освещенному, сырому и захламленному пространству, стараясь найти помеченные крестиками ловушки Ферлаха.
Одну из них я нашел за свалкой каких-то ржавых труб. Пустую. Двинулся дальше вдоль сырой стены, мимо развалившихся старых картонных коробок. Из одной торчали грязные тряпки, из другой – порванные картинки и фотографии. Личные вещи жильцов? Тогда почему же они не наверху, в комнатах? Возможно, потому, что жильцов пытались лишить последней связи с собственной личностью. Наверное, это входит в понятие «терапии».
Впереди раздался шум: еще одна ловушка, и в ней кругами бегает здоровенная крыса. Я поднял ловушку и поставил ее на сломанный стол в центре подвала. Потом быстро нашел и другие клетки, в одной из которых также обнаружился представитель класса грызунов.
Как раз в этот миг на лестнице раздались шаги.
На нижней ступеньке стоял доктор Рэндал Джефферсон, а рядом с ним еще один человек, которого лучше всего можно описать словом «верзила». Джефферсон был чернокожий, его громила – белый. Я знал доктора лишь понаслышке – известный в городе психиатр и бизнесмен. Судя по костюму ценой в полторы тысячи долларов, преуспевающий психиатр и бизнесмен. Совсем недавно выяснилось, что город платит ему по триста долларов в день – за заботу об умственно отсталых гражданах. Очевидно, подразумевалось, что забота включает в себя приличное жилище и питание, а также, что исключительно важно, доступное профессиональное обучение и психотерапию. Интересно, какая именно терапия применялась к человеку, который ел собственную рубашку? Я посмотрел на туфли доктора Джефферсона – они стоили, наверное, столько же, сколько я зарабатывал за целую неделю. Так-так. Посчитаем: в «Балтиморском рае» тридцать пять жильцов. За каждого в день по триста долларов…
