Татьяна Степанова - Царство Флоры
«Как и Серега Мещерский с Драгоценным, — подумала Катя. — Где их сейчас, бедных, носит? По каким таким Карпатам?»
— А это вот все? — Она оглядела зал.
— Это все наш совместный бизнес. Мы с ним компаньоны.
— Вы флористы?
— Он флорист, талант, мастер. Учился этому ремеслу много лет, постигал. А я что-то вроде коммерческого директора лавочки, администратор, снабженец, переговорщик — ну, все вместе в одном лице, вы понимаете, в целях экономии средств.
— У вас большая фирма?
— Средняя. Основные наши площади за городом, в Воронцове, здесь вот магазин, еще терминал мы арендуем в Домодедове для приема грузов. Персонал нанимаем — рабочих, водителей, продавцов. Замучились — сплошная текучка, с одной проверкой кадров полная заморочка.
— Проверкой кадров?
— Ну да, чтобы не воровали. — Тихомиров усмехнулся. — Андрей этим не занимается, занимаюсь исключительно я, бедный.
— А чем занимается он?
— Основой бизнеса. Он мастер, на нем одном все и держится. Марина Петровых — хороший флорист, но она, если честно, не в счет. Рядовой профессионал, добросовестный, грамотный. Андрей же уникален в своем роде. Да вы наверняка не раз видели по телевизору его работы. Открытие отеля «Ритц-Плаза» видели?
— Нет.
— Он полностью оформлял цветами убранство вестибюля и банкетного зала. А похороны Туркмен-баши?
— Увы, тоже нет.
— Очень красивые были траурные композиции, очень. Вообще, траур его особенно вдохновляет. Ну, а про свадьбу олигарха… того, которому срочно жениться пришлось после скандала с девицами, наверное, и спрашивать не стоит. Фото только в «Форбс» были, кажется…
— Я поняла главное: у вас солидные клиенты.
— У нас всякие клиенты. Цветы — вещь мимолетная, недолговечная. Будешь ждать денежного клиента, а он не явится. А цветочки-лепесточки завянут, сгниют. Одни убытки будут. Так что мы всем клиентам рады. Вот вы… вам ничего тут у нас не приглянулось?
— Ой, все приглянулось. У вас тут действительно настоящее царство Флоры. Очень точное название вы для своей фирмы выбрали.
— Вы приезжайте в Воронцово, на тамошние наши угодья посмотрите, как там Андрей развернулся.
— Скажите, что вы сами думаете о том, что с ним произошло?
— Я думаю, что товарищ мой попал в беду. Только вот что за беда такая, откуда? Как гром среди ясного неба.
— У него есть враги, недоброжелатели?
— Врагов нет. А недоброжелатели — конечно, есть, у всякого талантливого, успешного человека сейчас недоброжелателей и завистников полно.
— Конкуренты?
— И конкурентов навалом. Вы по бульвару по Гоголевскому одному только пройдите, по Остоженке, так штук пять флористических салонов насчитаете. И все есть-пить хотят, все за место под солнцем борются. Прямо сплошная борьба сумо.
— Балмашову кажется, что у него в доме в его отсутствие кто-то был. Вам он об этом говорил?
— Сначала нет. Видно, он и сам не был до конца уверен. Он сказал мне уже после нападения, когда мы утром встретились. Вот тут он мне все и рассказал. А до этого я замечал, что он как-то уж слишком напряжен, весь на взводе, как пружина. Мне и невдомек было. Я ему: чего ты, Андрюха, расслабься, а он… Теперь-то я понимаю.
— Тогда, утром, когда он вам позвонил, вы приехали к нему?
— Нет, мы очень рано встретились на базе в Воронцове, он попросил, чтобы я приехал туда.
— А почему же не к нему домой, ведь нападение было недалеко от дома?
— Там жена его, Флоранс. Я же вам говорю: он не хочет, чтобы она узнала.
— Она так серьезно больна?
— Вы о ней лучше у него самого спросите. Идет? Я в таких вопросах не консультант.
— И все же он зря отказался писать заявление. Кстати, а почему он отказался?
— А что, заявление поможет? Защитит?
— Ну, вот мы же занялись его делом.
— Занялись. Явилась очаровательная девушка, капитан милиции… Я смеюсь, не подумайте, что в укор или в претензию. Я вообще думал, нас пошлют с Андрюхой как можно дальше.
В этот момент у входа мелодично зазвенел колокольчик, и в магазин шумной стайкой впорхнули три молоденькие девицы — вернулись с обеда продавщицы.
— Вот и смена. Вахту сдал, — усмехнулся Тихомиров. — Оксана, проверь по каталогу, нерине поступили? Два заказа по ним на пятницу и субботу.
— Сейчас проверю, Сергей Геннадьевич. — Одна из продавщиц пошла за стойку к компьютеру, другая нырнула в подсобку, третья поднялась по лестнице наверх.
— И вот, пожалуйста, Екатерине Сергеевне организуйте что-нибудь оригинальное. — Тихомиров улыбнулся Кате.
— Зачем, спасибо, не надо.
— Вы что, цветы не любите?
— Очень люблю.
— Тогда в чем дело? Вы время потратили, жалобы наши проверяя. Пять минут подождите. Вам сейчас все в лучшем виде организуем, дома любоваться станете, нас вспоминать. Марин! — крикнул он зычно. — Спустись, пожалуйста, сюда!
Стук каблучков наверху.
— Такой экземпляр нравится? — Тихомиров кивнул на плазменную панель, демонстрирующую белый цветок.
— Очень.
— Королевский гиацинт. Уже не сезон, но у нас парочка есть.
Каблучки — вниз по лестнице. Катя увидела на ступеньках ту, которую звали Мариной. В джинсах, в черной футболке, в очках, делающих ее похожей на учительницу начальных классов, с легким оливковым загаром на скуластом лице. Она быстро спустилась, излучая приветливость и вежливое внимание к новой клиентке (видимо, так она восприняла Катю).
— Что-нибудь оригинальное, — Тихомиров подмигнул ей, — с гиацинтом.
— Одну минуту, может быть, вот так? — Марина улыбнулась Кате, как улыбалась до этого сотням других клиентов.
«Что мне делать? Я погибаю…» Неужели это она говорила так там, наверху? Откуда что в этом царстве берется и куда что девается с повелительным звоном колокольчика над дверью?
— С гиацинтом желаете? У нас есть, Оксана, принесите из холодильной камеры розовый… нет, белый, лучше белый. — Флорист Марина окинула Катю быстрым оценивающим взглядом. Взяла с полки маленькую изящную корзинку, укрепила внутри ее формочку с шипастой насадкой для цветов. — Две зеленые лилии и что-нибудь такое сюда еще блям-блям… какое-нибудь контрастное пятно… Одну минуту. — Она метнулась в глубь зала.
Катя последовала за ней. Стена зеленого бамбука, подсолнухи в бочке, гобелен. Она подошла к нему почти вплотную.
— Какая красивая вещь, — похвалила она. — Кажется, Никола Пуссен, да?
— Да, это по его картине сделано «Царство Флоры», — ответила Марина. — У нас почти все о ней спрашивают — кто изображен, что означает?
— Вот это Нарцисс, а это… это нимфа Эхо? — Катя указала на пару в самом центре гобелена, возле каменного кувшина с водой. Ей приятно было блеснуть эрудицией и перед этой девицей, и перед Тихомировым, который что-то разглядывал в компьютере. Пусть не думают, что капитаны милиции — какие-то там сундуки с ржавыми замками, затесанные тыковкой. — Не повезло бедной нимфе с таким бойфрендом. Это сама богиня Флора. Танцует себе, ей и горя нет. В небе конями управляет, конечно же, бог Аполлон — Гелиос. Бог Солнца. А вот это кто же? — Она указала на ту, которая, запрокинув голову, смотрела на солнечного возницу снизу с земли с тоской и жадностью, с грустью сердечной.
— Кифия-Подсолнух, — ответила Марина. Занятая составлением композиции, она не оборачивалась на гобелен, отвечая чисто машинально. Видно было, что объяснения давно уже навязли у нее в зубах. — Она всегда смотрит только на него одного, и видит только его, и любит только его. Без него она умирает, вянет. Они все умирают в конце концов, превращаются в цветы. Это «Метаморфозы» Овидия. Пуссен сделал точную иллюстрацию к ним.
Катя смотрела на картину. Танцующая Флора, залитая солнцем цветочная поляна. Шпалеры диких роз. Нарцисс, зачахший от любви к собственному отражению в воде; нимфа Эхо, безответно влюбленная в него; Кифия-Подсолнух, опять-таки влюбившаяся в самый недоступный объект желания — в солнечного бога… Любовь, любовь, любовь, шмель, жужжащий в стеклянном плену окна. Но почему же тогда… Зачем на цветах столько крови набрызгано? И этот вот… этот кричащий от ярости и боли… этот ужасный воин в шлеме с перьями, который вот-вот покончит с собой в этом цветочном раю, напоровшись на собственный меч, воткнутый рукояткой в мягкий дерн?
Катя протянула руку и коснулась вытканного лезвия. Потом дотронулась до груди воина. Полдюйма, не более, вот сейчас это произойдет, он разрежет себе сердце острием.
— Это Аякс, тот, что из Трои, — сказала Марина.
— А это гвоздика… кровь его превращается в гвоздики? — Палец Кати скользнул вниз. К ногам воина Аякса падала гвоздика. — Почему же он хочет убить себя?
— Они что-то там не поделили на Троянской войне. И его предали, обманули. А он не смог этого перенести и зарезался. Гвоздика с тех пор самый мужской, воинский цветок. Заметили, ее всегда на 23 февраля мужикам дарят?
