Джон Гришем - Клиент
Мактьюн выудил желтый блокнот из хаоса на своем столе. Сказал, обращаясь к блокноту, а не к Фолтриггу:
– Клиффорд выстрелил по меньшей мере один раз внутри машины. Пуля прошла практически точно через центр бокового стекла, которое треснуло, но не высыпалось. Час назад закончилось вскрытие, и в Клиффорде обнаружено большое количество далмейна, кодеина и перкодана. Плюс высокое содержание алкоголя в крови. Иными словами, как заявили патологоанатомы, он был пьян как свинья. Я хочу сказать, он не только достаточно свихнулся для того, чтобы застрелиться, он еще был пьян и под кайфом, так что тут трудно что-либо определить точно. Он был не в состоянии действовать рационально.
– Понятно, – нетерпеливо кивнул Рой. Уолли Бокс застыл за ним, подобно хорошо выдрессированному терьеру.
Мактьюн не обратил на эти слова никакого внимания.
– Пистолет дешевенький, 38-го калибра, куплен без разрешения в лавке старьевщика здесь, в Мемфисе. Мы допрашивали хозяина, но он отказался говорить без адвоката, так что мы допросим его завтра утром, вернее, уже сегодня утром. Из квитанции ясно, что он заправлялся в Вейдене, штат Миссисипи, приблизительно в полутора часах езды отсюда. Обслуживала его девчонка, которая говорит, что ей кажется, он останавливался около часа дня. Останавливался ли где еще, не знаем. Секретарша сообщила, что из конторы он уехал в девять утра, сказал, что ему надо выполнить поручение клиента. С той поры до нашего звонка она об адвокате ничего не слышала. Получается, что он выехал из Нового Орлеана где-то вскоре после девяти, ехал пять или шесть часов в направлении Мемфиса, однажды только остановился, чтобы заправить машину, потом заехал, чтобы купить пистолет, двинул в лес и застрелился. Может, останавливался пообедать, может, чтобы купить виски, может, еще куча всяких вещей. Мы продолжаем искать.
– Почему Мемфис? – спросил Уолли Бокс. Фолтригг кивнул, явно одобряя вопрос.
– Он здесь родился, – торжественно промолвил Мактьюн, глядя на Фолтригга с таким видом, как будто каждый предпочитает умереть там, где родился. Ответ был не без юмора, но, поскольку Мактьюн при этом сохранил серьезное лицо, Фолтригг юмора не понял. Мактьюн и раньше слышал, что умом тот не блещет.
– По всей вероятности, семья переехала, когда он был еще ребенком, – объяснил он после паузы. – Клиффорд пошел в школу в Раисе и потом в юридический колледж в Тулейне.
– Мы вместе учились в юридическом колледже, – сказал Финк с гордостью.
– Это замечательно. Записка была написана от руки каким-то черным фломастером. Его не нашли ни в машине, ни в его карманах. – Мактьюн взял листок бумаги и протянул его через стол. – Вот. Это оригинал. Поосторожнее с ним. – Уолли Бокс схватил листок и передал его Фолтриггу, который принялся его изучать. Мактьюн потер глаза и продолжил. – Только распоряжения насчет похорон и указания для секретарши. Посмотрите там снизу. Такое впечатление, что он пытался что-то приписать синей шариковой ручкой, но в ручке не было пасты.
Фолтригг поднес записку поближе.
– Тут написано: “Марк, Марк, где”... Дальше не разобрать.
– Верно. Почерк отвратительный, да и паста кончилась, но эксперты того же мнения: “Марк, Марк, где”. Они еще полагают, что, когда Клиффорд это писал, он был пьян. Ручку мы нашли в машине. Дешевенькая. Вне сомнения, та самая. У него нет ни детей, ни племянников, ни братьев, ни других родственников по имени Марк. Сейчас проверяем ближайших друзей, хотя секретарша и сказала, что таковых нет, но до сих пор не нашли никакого Марка.
– И что это значит?
– Есть один вариант. Несколько часов назад, когда Марк Свей ехал вместе с мемфисским полицейским по фамилии Харди в больницу, он обмолвился, что Роми сказал или сделал что-то. По словам секретарши Клиффорда, Роми – сокращенное от Джером. По сути дела, сказала она, многие знакомые называли его Роми, а не Джером. Откуда мальчишке это знать, если не сам Клиффорд ему об этом сказал?
Фолтригг слушал с открытым ртом.
– А вы как думаете?
– Ну, мне думается, мальчишка был в машине до того, как Клиффорд застрелился. Более того, он пробыл там довольно долго, иначе откуда столько отпечатков, и они о чем-то говорили. Затем, в какой-то момент, мальчик вылез из машины. Клиффорд пытается приписать что-то в записке и затем стреляет в себя. Мальчишка напуган. Его младший брат в шоке. Вот и все.
– Зачем мальчишке врать?
– Первое, повторяю, – он напуган. Второе – он еще ребенок. Третье – может, Клиффорд ему что-то сказал такое, чего он не должен был знать.
Доклад Мактьюна был предельно точным, и после драматической последней фразы в комнате воцарилась тишина. Фолтригг замер. Бокс и Финк с открытыми ртами уставились на письменный стол.
Поскольку его босс временно растерялся. Бокс агрессивно выдвинулся вперед и задал глупый вопрос:
– Почему вы так думаете?
Терпение Мактьюна в отношении прокуроров США и их приспешников истощилось двадцать лет назад. Он их много повидал за это время, научился играть в их игры и использовать в своих целях их тщеславие. Он звал, что лучший способ от них отвязаться – просто ответить.
– Из-за записки, отпечатков и вранья. Бедный парень не знает, что делать.
– Вы с мальчишкой говорили? – Фолтригг положил записку на стол и откашлялся.
– Нет. Я был в больнице два часа назад, но его не видел. С ним говорил полицейский, сержант Харди.
– А собираетесь?
– Да, через несколько часов. Думаю, в девять мы с Труманном поедем в больницу и поговорим с мальчиком и, возможно, с его матерью. Я бы также хотел побеседовать с младшим братом, но тут все зависит от врача.
– Я бы тоже хотел при этом присутствовать. – Все знали, что Фолтригг скажет именно это. Мактьюн покачал головой.
– Неудачная мысль. Мы сами разберемся. – Голос был резким и не оставлял сомнения, кто тут старший. Тут был Мемфис, не Новый Орлеан.
– Что насчет лечащего врача? Вы с ним говорили?
– Нет еще. Сделаем это утром. Сомневаюсь, что он нам в чем-то поможет.
– Как вы думаете, дети могут рассказать доктору? – с невинным видом спросил Финн.
Повернувшись к Труманну, Мактьюн закатил глаза, как бы желая сказать: “Ну что за полудурков ты сюда привез?”
– Я не могу ответить на этот вопрос, сэр. Я не знаю, что видели дети. Я не знаю, как зовут врача. Я не знаю, говорил ли он с детьми. Я не знаю, скажут ли ему дети что-нибудь.
Фолтригг, нахмурившись, посмотрел на Финка, который неловко поежился. Мактьюн взглянул на часы и встал.
– Уже поздно, джентльмены. Наши люди закончат обследовать машину к полудню, и тогда мы снова встретимся.
– Мы должны знать все, что знает Марк Свей, – сказал Рой, не собираясь вставать. – Он был в машине, и Клиффорд с ним говорил.
– Я знаю.
– Да, мистер Мактьюн, но есть кое-что, чего вы не знаете. Клиффорд знал, где находится труп, и он рассказал об этом.
– Есть много вещей, которых я не знаю, мистер Фолтригг, потому что дело ведется в Новом Орлеане, а я работаю в Мемфисе, как вы сами понимаете. Я не желаю ничего больше знать о бедном мистере Бойетте и бедном мистере Клиффорде. У меня здесь своих трупов по самую задницу. Уже почти час ночи, а я все еще у себя в офисе, разговариваю с вами, отвечаю на вопросы и занимаюсь не своим делом. И я буду заниматься этим делом до полудня завтрашнего дня, а затем пусть его забирает мой приятель Ларри Труманн. С меня хватит.
– Если, разумеется, вам не позвонят из Вашингтона.
– Да, разумеется, если мне не позвонят из Вашингтона. Тогда я буду делать все, что прикажет мне мистер Войлз.
– Я разговариваю с мистером Войлзом каждую неделю.
– С чем вас и поздравляю.
– По его словам, в ФБР делу Бойетта придают первостепенное значение.
– Я слышал.
– И я уверен, мистер Войлз по достоинству оценит ваши усилия.
– Сомневаюсь.
Рой медленно встал и воззрился на Мактьюна.
– Нам совершенно необходимо знать все, что знает Марк Свей. Поняли?
Мактьюн посмотрел ему прямо в глаза и ничего не ответил.
Глава 8
Карей несколько раз за ночь подходила к Марку, а в восемь утра принесла ему апельсиновый сок. Мальчик был один в маленькой гостиной, и она осторожно разбудила его.
Несмотря на все свои многочисленные проблемы, Марк безнадежно влюбился в эту красивую медсестру. Он пил сок и не отводил взгляда от ее сверкающих карих глаз. Она похлопала по одеялу, прикрывавшему ему ноги.
– Сколько вам лет? – спросил он. Карен широко улыбнулась.
– Двадцать четыре. На тринадцать лет старше тебя. Почему ты спрашиваешь?
– Да так. Вы замужем?
– Нет. – Она осторожно сняла с него одеяло и принялась складывать его. – Тебе было удобно на диване?
Марк встал и потянулся.
– Лучше, чем та постель, на которой спит мама. Вы всю ночь работали?
– С восьми до восьми. У нас смены по суткам, четыре раза в неделю. Пойдем со мной. Доктор Гринуэй в палате Рикки и хотел бы с тобой поговорить. – Она взяла его за Руку, что было очень приятно, и они вместе двинулись к палате Рикки. Потом Карен ушла, закрыв за собой дверь.
