Александр Варго - Пуповина
Заметив, что Дима смотрит на него, Павлик показал ему язык и засмеялся.
Дима вздохнул.
Его взор случайно переместился на картонную саблю, болтавшуюся на его бедре. Жаль, что она не железная, как, например, у Д´Артантьяна (Вера как-то рассказывала ему про этого храброго мушкетера). Тогда бы он подкараулил где-нибудь этого Павлика и проткнул бы шпагой его толстое пузо. Нет, за это могут забрать в тюрьму. Лучше врезать ему стулом по башке, чтобы у него искры из глаз полетели (по правде говоря, Дима не был свидетелем подобного явления, но слышал об этом неоднократно).
Впрочем, нет, это все только мечты. Папа и мама Паши не дадут ему этого сделать. Вдобавок, Павлик со своим папой еще отлупят самого Диму, и даже его папа (будь он здесь) вряд ли смог бы помочь ему. У их семей слишком разные весовые категории, в свои семь лет Дима уже прекрасно понимал это. Как ни горько это осознавать.
(…ты трус. И слабак. Как и твой папа…)
Дима до боли сжал челюсти, стараясь переключить мысли на что-нибудь другое.
Ира.
Лето. Тепло. Вот о чем он будет думать.
Ира ведь звала его в гости!
Он снова посмотрел на гостей и вдруг увидел, как между рядами, спотыкаясь, осторожно пробирается бабушка Иры. Родители с равнодушным спокойствием игнорировали ее бормочущие извинения, когда она случайно наступала кому-то на ногу, очевидно, воспринимая бедно одетую старуху как вынужденную необходимость.
Пожилая женщина трясущейся рукой надела очки и внимательно уставилась в зал.
Диме стало жалко ее.
Она была похожа на старое деревце, у которого перерубили все корни. Высушенная, сморщенная, поблекшая и бесцветная, как старая сонная моль, на фоне нарядных гостей она смотрелась так же органично, как в элитном салоне штор выглядели бы ободранные, заляпанные жиром кухонные занавески.
К этому времени Елена Борисовна указала им на стулья, расставленные по периметру зала, и они расселись. Тетя Женя стала играть на пианино, и на середину по очереди стали выходить дети, читая стихи про сад и первый класс. Дима быстро прогнал в памяти свое четверостишие. Вроде ничего не забыл. Самое главное – не испугаться.
«Нет» – поправил он сам себя. – «Самое главное – не заикаться».
Он вспомнил, что раньше заикался очень часто, когда ему было около двух-трех лет. Потом все прошло, но смутные воспоминания о заикании почему-то прочно увязывались со сказкой «Гуси-Лебеди». Наверное, именно поэтому сегодня он снова начал заикаться, как только Павлик рассказал свою глупую историю про Бабу-ягу.
Дима нервно вытер об колени вспотевшие ладони.
Он не должен заикаться. И он не будет заикаться. Он расскажет стихотворение лучше всех, и все ему будут хлопать. Может быть, даже папа придет, когда будет его очередь выступать…
– Ой, кто это тут у нас? – воскликнула Елена Борисовна.
Дети с любопытством закрутили головами. Дима вытянул шею, чтобы рассмотреть, о ком идет речь, и тут же сел на место.
(ты же знал… воспитательницы говорили, как будет проходить праздник и кто будет в нем участвовать)
Да, он знал. И все остальные знали.
Но все равно, когда в актовый зал проковыляла Баба-яга, Диме вдруг как никогда захотелось закрыть глаза и не открывать их до тех пор, пока она не исчезнет.
– Ты что? – шепотом спросила Ира.
– Ничего.
Дима попытался улыбнуться, но вместо этого его лицо исказилось в болезненной гримасе.
– Кто это у меня тут собрался? – скрипучим голосом проговорила Баба-яга. Она трясла лохматой головой, медленно обходя замерших детей, и принюхивалась, шмыгая длинным крючковатым носом.
– А это, Баба-яга, наши детки, наши юные выпускники. Мы к школе готовимся, – ответила Елена Борисовна. – Правда, ребята?
– Да-а-а, – нестройным гулом прокатилось в ответ.
– К школе? – изумилась Баба-яга. – А что это такое, «школа»?
Кто-то из мальчиков вышел в центр и начал с выражением читать стихотворение про школу, но Дима почти не слышал слов. Не отрываясь, он смотрел на Бабу-ягу.
Кто это? Мария Сергеевна? Или их няня, тетя Даша? А может, это уборщица? Неулыбчивая, тихая тетенька с раскосыми глазами, кажется, ее зовут Лейла…
Определить это было проблематично, так как на женщине, изображавшей Бабу-ягу, была маска. Хрипло-скрипучий голос тоже значительно затруднял опознание.
– Ты боишься, Дима? – все тем же тихим голосом спросила Ира. Некоторое время мальчик тупо смотрел куда-то в сторону, словно его сознание находилось совершенно в другом месте, оставив на детском стульчике только физическую оболочку в виде худенького тела Димы Алексеева. Потом он медленно повернул голову:
– Нет. Это же Ма… Мария С… Сергеевна?
– Наверное, – неуверенно протянула девочка. – А почему ты заикаешься?
– Потому что я р…… раньше много б… болел, – с трудом проговорил Дима.
(потому что ты трус)
(Гуси-Лебеди)
«Они были похожи на птеродактилей» – всплыли в памяти слова из сказки Паши.
– Бабы-яги не бывает. И подземных троллей тоже. И Кощея Бессмертного, это все сказки. Разве тебе папа с мамой не говорили? – поинтересовалась Ира. Ее красивые глаза с пушистыми ресницами внимательно смотрели на мальчика.
– У м… меня только папа. Мама…
Елена Борисовна шикнула на них, и дети замолчали.
– Она ненастоящая, – едва слышно сказала Ира, когда Елена Борисовна отвернулась. – Это переодетая тетя.
«Да знаю я» – хотел с досадой ответить Дима, но решил промолчать.
Все он знал. Все-таки ему семь лет.
И все же…
– А теперь, детишки, я проверю, как вы готовились к школе, – прокряхтела Баба-яга. Она начала бродить вдоль сидевших детей и каждый раз, когда край ее разлохмаченной юбки из мешковины касался ноги Димы, внутри у него все сжималось, и ему как никогда в жизни хотелось стать невидимым.
– Ну, начнем. Сколько пальцев у вас на руках?
– Десять, – выкрикнул Максим Погорелов.
– Правильно. А на руках и ноге? – прищурилась Баба-яга.
– Двадцать!
– А вот и нет, – захихикала старуха, неуклюже приплясывая.
– Пятнадцать, – негромко сказала Ира. Родители зааплодировали, бабушка Иры улыбнулась, смахнув слезу.
Баба-яга хлопнула в ладоши:
– Верно! А на одной руке и двух ногах?
– Тринадцать! – проорал Паша, и лицо его расплылось в идиотской улыбке. Дети рассмеялись.
– А вот и нет! – повернулась к Павлику Баба-яга. – Ты ошибся!
– Я не ошибся, – все так же глупо улыбаясь, ответил Паша и ткнул пальцем в сторону Димы. Тот сидел ровно, словно к его спине была привязана палка, взгляд застывший. – У него тринадцать пальцев. Такой родился. И еще один палец между ног висит. Самый маленький.
– Павел! – процедила Елена Борисовна. Женщина сохраняла спокойствие, но ее глаза метали молнии. Кто-то из родителей прыснул и тут же замолчал. Отец Паши осуждающе покачал головой, но выражение его лица и глаз оставалось прежним, он словно всем своим видом мысленно говорил сыну: «Потерпи уж немного этот балаган, а потом можешь делать все, что вздумается»
– Ну, хорошо, – заговорила Баба-яга после неловкой паузы. – А загадки вы умеете отгадывать?
– Да-а-а-а, – оживленно загалдели дети.
– Тогда слушайте. Хорошо его заточишь и вперед – рисуй что хочешь! Небо, море, солнце, пляж. Вот такой он…
Она выразительно оглядела детей.
– Баклажан, – хохотнул Паша, прежде чем кто-то успел открыть рот.
– Карандаш, – сказала Ира. – Вот правильный ответ. Какой еще баклажан?
– Обыкновенный, – пояснил Паша. – Вот эта старая бабка им на полу рисует.
Выпускники грохнули со смеху. Не улыбались лишь Дима с Ирой.
Елена Борисовна переменилась в лице и шагнула вперед, чтобы осадить Кашина, но Баба-яга ухватилась за локоть воспитательницы:
– Это кто же такой у вас хулиганистый? А, мальчик? Как тебя зовут?
– Я – Павлик Кашин. А тебя нет. Тебя не бывает, уж я-то знаю! – выпалил Паша. – Ты переодетая Баба-яга. И твой нос на баклажан похож!
Баба-яга погрозила мальчику пальцем:
– А я вот тебя с собой заберу. Дети, отдадите своего дружочка мне? А то мне, бабушке старенькой, скучно-о!
– А вот и не заберешь! – задиристо выкрикнул толстяк.
– А вы его не съедите? – с опаской спросила Аня. Эта девочка с желтыми бантами была самой маленькой в группе. Родители начали посмеиваться.
– Нет, – покачала головой старуха. – Я ем кашу и картошку. Зато я его научу, как нужно себя правильно вести.
– Забирайте! – вдруг выкрикнула Ира, и лицо Паши стало лиловым от злости.
Родители засмеялись. Баба-яга тоже издала гортанный смешок.
– А вот и заберу.
Она вытянула вперед руки. И хотя они были в перчатках, Диме почудилось, что даже отсюда он видит острые когти, которые сейчас прорвут материю и вцепятся в горло Павлика.
– Не заберешь, – заявил Паша, однако в глазах его мелькнула тревога, и он нервно заерзал на стуле.
Несколько секунд Баба-яга молча изучала малолетнего наглеца. Елена Борисовна махнула рукой тете Жене, и та, понятливо кивнув, заиграла на пианино. Девочки сорвались с места и закружились в незатейливом танце.
