Калеб Карр - Ангел тьмы
— Но, — прошептал я, — как же мы… где…
— Это не слишком и трудно. Ты и я — мы люди, которые знают, как делаются такие вещи.
Несколько секунд я размышлял над сказанным.
— Они решат, что мы попробуем сесть на поезд, — подумал я вслух. — Значит, постараются остановить на станции. Можно украсть лошадь из конюшни, доехать до Троя, а там уже попасть на экспресс…
Абориген твердо опустил руку мне на плечо:
— Да. Вот видишь, сеньорито Стиви, это дело как раз для нас. Это мы знаем, как все нужно устроить.
Я глубоко вздохнул раза два-три, пытаясь унять стук в груди, вызванный возможной смертью мистера Пиктона и явной опасностью, в которой внезапно оказалась Кэт, и кивнул.
— Лады, — сказал я. — Вот только что…
Подошел к лестничному проходу и тихо свистнул мистеру Муру. Чтобы привлечь его внимание, пришлось проделать это дважды — и вот наконец он обернулся.
— Мистер Мур! — зашептал я и жестами поманил его к себе.
Медленным шагом, не отрывая глаз от мистера Пиктона, он подошел к нам на лестницу.
— Что такое, Стиви?
— Мистер Мур, — сказал я, ерзая от нетерпения, — я — мы — уезжаем. Сейчас.
Тут-то он наконец сосредоточился и окончательно повернул ко мне заплаканное лицо:
— То есть как?
— Фора у нее немаленькая. А вам надо позаботиться о мистере Пиктоне и разобраться с шерифом. Когда это наконец произойдет…
Мистер Мур какое-то мгновение взвешивал все, потом бросил еще один быстрый взгляд на мистера Пиктона.
— Но что вы можете… — И, повернувшись обратно к нам, опустил глаза и внезапно заметил крис Эль Ниньо. Тут лицо его помрачнело — но порицания в нем не было. — Как вы поедете?
— Мы справимся. Но нам понадобится немножко помощи.
Еще раз покосившись на окровавленного друга, мистер Мур полез в карман и достал бумажник.
— Деньги вам тоже не помешают, — сухо сказал он.
— Вы нам поможете? — проговорил я, и по телу моему пробежала легкая дрожь облегчения.
Мистер Мур кивнул:
— Крайцлер меня моими же кишками задушит, — прошептал он. — Но другого выхода нет. — Он извлек пачку банкнот — все, что было, — затем положил одну руку на плечо мне, другую — Эль Ниньо. — Не говорите мне, как доберетесь туда, — я же не смогу выдать то, чего не знаю. И будьте осторожнее. Мы приедем, как только сможем. Как только…
— Я знаю. И скажите доктору… — Я снова глянул в каморку на человека, который столько сделал для меня в жизни, и которым я теперь пренебрегал. — Скажите доктору, что я прошу прощения.
— Понимаю, — ответил мистер Мур. — Не переживай — и не трать больше времени. Просто иди и делай, что должен. — Он бросил на меня тяжелый выразительный взгляд. — Иди, Стиви-Свисток.
Потом развернулся и пошел обратно к остальным, а мы с Эль Ниньо тихо, но быстро взбежали по каменным ступеням, с отточенной ловкостью людей, долгие годы потративших на овладение искусством быть незаметными.
Глава 52
Добравшись до стойл мистера Вули, мы обнаружили, что хозяин как раз отправляет миссис Гастингс и Маркуса в специально обложенной мягким упряжке (в кузов он положил пуховую перину), как и велел доктор. Мы подождали, пока он не вернулся в дом, полагая, что такой парочке, как мы, он ни одну из своих лошадок ни в жисть не доверит; потом подскочили к конюшне, где я быстренько потрудился над большим, но простым висячим замком при помощи набора отмычек, что имелся у меня в кармане. Оказавшись внутри, я огляделся в поисках маленького моргана — ведь я уже знал, какое это сильное, надежное животное; обнаружив его, я велел Эль Ниньо подготовить узду и седло, а сам принялся искать на старом столе у двери карандаш и кусок бумаги. Написал записку, объясняющую, где мистер Вули сможет найти своего коня — на железнодорожной станции в Трое, — а потом завернул в нее более чем достаточно денег, дабы покрыть этот «займ».
Когда я закончил, Эль Ниньо уже приготовил коня — а поскольку выяснилось, что он какое-то время провел в банде конных налетчиков во французском Индокитае, я помог ему укоротить стремена и позволил занять место впереди и взять поводья, а сам сел сзади и ухватил его за плечи. Тихим шагом проехав мимо дома мистера Вули, мы малой скоростью порысили к юго-восточной окраине города, а уж выбравшись на Мальта-роуд, абориген дал моргану волю, так что мы просто полетели таким галопом, что одновременно действовал на нервы и успокаивал.
До Троя было больше двадцати миль, но этот маленький морган — пусть и с ношей в виде двух седоков — справился быстро, как я, собственно, полагал и надеялся. Но вот новости на станции оказались не столь утешительными: мы пропустили последний пассажирский поезд до Нью-Йорка, и не могли забронировать места на следующий до шести утра. Но в ближайшие двадцать минут проходил товарный состав «Железных дорог Западного берега»; так что, оставив нашего верного коня, мы с аборигеном кинулись к концу депо, где выждали и запрыгнули в один из товарных вагонов, когда поезд замедлил ход на въезде в город. Размещение сие, хоть и не столь комфортное и живописное, как поездка в пассажирском вагоне (поезд «Западного берега» ехал по внутренним путям, к югу вплоть до Покипси), куда лучше подходило для наших целей — товарняк-то по дороге на юг останавливался всего ничего; и хотя конечной точкой его назначения был Уихокен, Нью-Джерси, через Гудзон от Манхэттена, в городе этом имелась паромная переправа, и паромы ночь напролет пересекали реку и доплывали до Фрэнклин-стрит, что была всего в каких-то двадцати пяти кварталах от логова Пыльников на Гудзон-стрит.
Однако ничто из этого нисколько не поднимало нам дух в поездке. Первую часть путешествия Эль Ниньо просто сидел у открытых дверей вагона и пялился на проплывающие мимо темные местности. Иногда казалось, что ненависть, которую он питал теперь к Либби Хатч, обратила его в камень; потом лицо его смягчалось, и он тихо плакал, прикрывшись руками, или бился головой о деревянный косяк. Я не находил, что сказать ему в утешение, хотя, должен признать, не особо-то и старался; ведь, не считая того, что и у меня самого сердце едва не разрывалось от случившегося с мистером Пиктоном, я еще и жуть как переживал насчет Кэт — так что уж никак не мог вещать о том, что все в конце концов наладится. Потому, когда ниже Покипси показался западный берег Гудзона, я просто уселся рядом с аборигеном и уставился на реку, тщетно пытаясь не подсчитывать, сколько крови мистер Пиктон, должно быть, потерял за те долгие минуты, пока лежал один в подвале здания суда, или как быстро Либби Хатч сбежала из Боллстон-Спа.
То, что Либби прибудет в Нью-Йорк существенно раньше нас, было яснее дня; оставался один вопрос — что она будет делать, когда там окажется. Может, главная ее задача теперь — избавиться от всех следов Аны Линарес, стибрить, сколько сможет, денег у Гу-Гу Нокса, а потом рвануть из штата, скорее всего на Запад, где преступники в розыске могли исчезнуть и часто так и делали, начиная новую жизнь под вымышленным именем?
Такое поведение было бы самым логичным, но никто и никогда не мог обвинить Либби Хатч в логичности. Умная и лживая, да настолько, что подчас казалась гениальной; но в основе своей ее действия — да и вся ее жизнь — были смертельно абсурдны, и я знал, что, пожелай я предсказать ее следующие шаги, мне бы пришлось мыслить, как доктор, а не припоминать свой жизненный опыт с преступниками, чьи цели были куда практичнее.
Как только въехали в Нью-Джерси и рассвет начал придавать небу странную светящуюся голубизну, я и занял ум сей задачей, но пришел лишь к одному выводу, который вроде бы мог обнадежить: со всем, что она пережила на севере штата, со всем, что было открыто и обнаружено насчет ее убийств и разрушений, желание и даже нужда Либби сохранить жизнь Аны — чтобы воспитывать ее в качестве доказательства того, что она все-таки может правильно ухаживать за ребенком, — должны были только усилиться. Она постарается сбежать из города, уж тут вопросов никаких; но я предположил, что она попытается свалить вместе с малышкой, и, поскольку не станет причинять Ане никакого вреда, у Кэт не будет причин вмешаться и, быть может, в результате этого встретить смерть. Размышление сие показалось мне вполне здравым; и я вцепился в него с той же решимостью, с какой наш поезд прижимался ко внутренней стороне Палисадов по пути в Уихокен. Как только показалась станция Уихокена, мы с Эль Ниньо выскочили из вагона и что было сил понеслись к переправе, так и не обменявшись ни словечком. Абориген становился все сосредоточеннее: оставив надежды на новую жизнь с мистером Пиктоном, теперь он намеревался отомстить, что, похоже, было очень важным в той части света, откуда он родом. Всю дорогу через Гудзон на пароме он точил стрелы и нож и готовил коротенький лук, да еще смешивал ингредиенты из маленьких мешочков в небольшом деревянном пузырьке с какой-то липкой, похожей на клей субстанцией. Это, как я понял, был яд, которым он покрывал наконечники своих орудий, и, как я мог лишь догадываться, смесь он делал куда смертельнее, чем в тех случаях, что я уже видел. Лицо его при этой процедуре стало таким мрачным и решительным, что я почувствовал — мне надо с ним кое-что прояснить.
