Дерек Картун - Явочная квартира
Елена пробралась к самому краю — поезд уже подходил, слышно было, как он грохочет в туннеле. Один из тех мужчин, что шли следом за ней, стал позади нее, второй остановился возле выхода с платформы.
Машинист затормозил перед тем как остановиться. Елена стояла в нескольких метрах от туннеля. Когда первый вагон почти поровнялся с ней, она вдруг ощутила сильный толчок, кто-то навалился на неё сзади — потеряв равновесие, она упала на рельсы. Визг женщин, скрежет тормозов — этого Елена уже не услышала.
Тот, кто столкнул её с платформы, поспешно пробирался к выходу, второй, оглянувшись, двинулся за ним. Но предосторожность оказалась излишней, никто их не преследовал.
Они вышли из метро порознь и растворились в толпе на площади Опера.
Движение в метро было прервано на два часа — столько времени понадобилось, чтобы извлечь из-под колес изуродованное тело Елены Котовой.
Глава 8
Сидя в кабинете своего шефа — директора ДГСЕ, полковник Виссак молча выслушивал инструкции и лицо его выражало одновременно цинизм и сомнение, как бы говоря: ты считаешь, что приказываешь мне, а я твои приказания в грош не ставлю и захочу — выполню, а не захочу — не выполню.
Это был как бы ритуал — давняя необъявленная дуэль, распространявшаяся в равной степени на серьезные дела и на всякие мелочи.
— С министром трудно как никогда, — пожаловался директор, — Не может понять, почему так затянулась проверка Антуана Лашома. Я ему объясняю, что этим занимается Баум из ДСТ, а он мне: с каких это пор ДГСЕ не в состоянии заставить себя слушать? Насчет вас наговорил много чего.
— Насчет меня? — это были первые слова, произнесенные Виссаком.
— Он спросил, кто у нас причастен к этому делу, и я, естественно, назвал ваше имя. Найти слова в вашу защиту было очень даже не легко.
— Благодарю. — Никакой, однако, благодарности в голосе, ответил, будто рявкнул.
— Как я уже говорил, министр требует действий. Настроен круто. Я, как обычно, защищал права своего ведомства.
Ответа не последовало. В самом ли деле Виссак глумился в душе над всем этим? Что точно, он ни на миг не поверил директору, будто тот противостоял министру. И не посчитал нервный монолог своего начальника поводом для беседы. Всегда умел промолчать там, где другой вступил бы в перепалку.
— Вывод такой, — заключил директор, — Надо начать действовать и возглавить это дело.
— Министр объяснил, как надлежит действовать?
— Нет. Заявил, что детали его не интересуют. Процитировал слова Наполеона, сказанные накануне битвы при Эйлау. Что будем делать?
Подобный вопрос, чувствовал директор, унижает его, нелегко было задать его подчиненному.
— Мой информатор в ДСТ говорит, что они в тупике. Следят за ночными прогулками Лашома. Шестую неделю допрашивают Котова, хотя его показания явно достоверны, как мы знаем. Больше ничего.
— Разумеется, — директор произнес это таким тоном, будто ничего нового не услышал. И задал новый вопрос:
— А, собственно, что мы знаем насчет показаний Котова?
Виссак ответил не сразу, помедлил:
— Мы знаем, что Лашома в Москве на чем-то поймали, и у Котова есть документальное свидетельство. Мы знаем, что Котов специально возвращался за этим документом в Лондон. Мы знаем, что документ достоверен. Мы знаем, что премьер-министр не разрешает напрямую предъявить Лашому обвинения. Говоривший сделал паузу, — На данной стадии больше и знать нечего.
— Похоже, будто кто-то тормозит расследование, — заметил директор.
— Да, похоже.
— Как же его оживить?
Виссак снова погрузился в молчание, потом произнес:
— Повидаюсь кое с кем. Может быть, хорошо организованная утечка информации…
Директор подождал конца фразы, но, поскольку собеседник ничего не добавил к сказанному, понял, что они ступили на скользкую почву и предпочтительно лишнего ему не знать.
— Действуйте осторожно, Виссак, — отдав такой приказ, директор успокоил свою совесть.
— А с чего мне действовать неосторожно? — собеседник был явно недоволен. Ждал одобрения — догадался шеф, наблюдая, как Виссак поднимается со стула, поворачивается на каблуках и выходит из комнаты — все чуть медленнее, чем требуют обстоятельства.
В тот же вечер Виссак отправился в район Менильмонтан и зашел в бар, который обычно посещали рабочие. Напротив него за столиком оказался неприметный коротышка в плаще. Оба заказали пиво. Коротышка достал блокнот и полез в нагрудный карман за авторучкой.
— Уберите это, — велел Виссак, — Написано должно быть только в газете, больше нигде.
Тот послушно убрал блокнот и отхлебнул пива. Он поспешил — вероятно, нервничал, и пиво потекло по подбородку. Лицо у него было невыразительное, как бы анонимное — лицо в толпе. Только глаза под густыми бровями необычные — светло-голубые, водянистые, глубоко упрятанные. В них сквозила кошачья настороженность и плохо скрываемая тревога.
— Субъект — Антуан Лашом, — сказал Виссак, — Следует задать ряд вопросов. Кинуть пробный шар. Но не на первой странице.
— Место в газете я не контролирую. Нештатников не спрашивают, куда помещать материал.
— А вы скажите своему издателю, чтобы не раздувал излишнюю шумиху. Дескать, факты не полностью проверены.
Журналист позволил себе нервный смешок, тут же, впрочем, подавленный.
— С каких это пор подобные доводы принимаются во внимание? Этот желтый листок…
— Мне известны все ваши газетные правила. Поговорите с Маваром. Скажите, что сможете продолжить тему, но только если будут соблюдаться ваши условия. То есть условия того, кто поставляет информацию. И он все сделает. Он же знает, откуда вы получаете свои данные.
— Так что за история с Лашомом, господин полковник?
— Как я уже сказал, надлежит задать несколько вопросов. Первый: почему сотрудники ДСТ следят за домом на авеню Виктор Гюго и что они ночь за ночью понапрасну караулят на Монмартре? Упомяните названия улиц вокруг площади Бланш. Поинтересуйтесь также, какой повод у контрразведки следить в течение целого месяца за Антуаном Лашомом. И, наконец, можете спросить, кого это он навещает в дешевых публичных домах, каких таких политиков?
Журналист молча кивнул.
— Затем вы зададите ещё несколько вопросов, не связывая — заметьте, не связывая их с предыдущими. Почему ничего больше не слышно о советском перебежчике Алексее Котове, который, как известно, располагает интригующей информацией о предательстве в высших эшелонах власти? Запишите имя: Котов Алексей.
— Я не забуду.
— Все, что нужно знать о нем, найдете в архиве газеты. Факты должны быть точны, но смаковать их не следует. Просто сухие факты. И выразите сомнение насчет сообщений, будто бы он переправлен в США.
— Хорошо, господин полковник.
— И еще, — Виссак подался вперед и осторожно, двумя пальцами ухватил собеседника за лацкан. Жест был оскорбителен, но журналист — его звали Моран — смолчал, — Если вся эта история примет дурной оборот и у вас начнут выпытывать источник сведений, ни при каких обстоятельствах не называйте меня. Никаких описаний или намеков. Ясно?
— Ясно, господин полковник. Я же всегда соблюдал нашу договоренность.
— В противном случае, — Виссак потянул за лацкан, вынудив собеседника наклониться, — всплывет история с мальчиком, которая ныне покоится в полицейском архиве Лилля. Это тоже ясно?
— Вполне, господин полковник.
Лацкан был отпущен и Моран нетвердой рукой схватился за пивную кружку.
— Значит, мы поняли друг друга, — заключил Виссак, — Я хочу, чтобы публикация появилась на этой неделе.
— От меня это не зависит.
— На этой неделе. Может, вы плохо расслышали, приятель? Вы что, теряете слух?
— Нет, господин полковник.
— Отлично. Это все. Можете идти.
Несколько минут спустя Виссак заплатил за пиво, вышел из бара и пересек улицу, направляясь в метро.
Статья за подписью Морана появилась в субботнем номере "Пти галуа" в самом верху четвертой полосы. Редактор, с его безошибочным инстинктом выживания и обостренным нюхом на неприятности, разделил материал надвое. Заголовок был подан крупно: "Тайна МВД. Почему сотрудники министерства следят за своим министром Лашомом?!!". Вторая часть, касающаяся советского перебежчика, помещалась ниже, как бы отдельно, в особой рамке. Заголовок гласил: "Куда исчез перебежчик, рассказавший о предательстве на самом верху?". Связь между двумя этими материалами бросалась в глаза, однако юрист газеты заверил редактора, что она недоказуема, если дойдет до уголовного суда.
В качестве ещё одной меры предосторожности главный редактор велел отделу новостей подготовить негодующую статью в защиту репутации министра той самой репутации, которая оставалась в полном порядке, пока "Пти голуа" не бросилась её защищать.
