Роберт Маккаммон - Мистер Слотер
Он взял одну монету и рассмотрел ее внимательней. На аверсе был двойной профиль — Вильгельм и Мария, на реверсе — щит под короной. Дата — 1692. Мэтью взвесил монету на ладони. Две такие он видел за всю свою жизнь, и обе они были изъяты из награбленного у торговца мехами в те времена, когда Мэтью был клерком у Натэниела Пауэрса. Пятигинеевая монета, стоящая на несколько шиллингов больше пяти фунтов, самая ценная монета, отчеканенная в королевстве. И в мешке их… сколько? Трудно считать из-за слепящего блеска. Мэтью вытряхнул мешок на стол, насчитал шестнадцать монет и понял, что перед ним — сумма, превосходящая восемьдесят фунтов.
— Бог ты мой! — услышал он собственный ошеломленный шепот.
А он и правда был ошеломлен — иначе не скажешь. Целое состояние. Сумма, которую даже опытный ремесленник не заработает за год. Столько не заработает и молодой адвокат, тем более молодой решатель проблем.
Но вот она, эта сумма, лежит прямо перед ним.
У Мэтью закружилась голова. Он оглядел разгром в библиотеке, снова посмотрел на полку, где стоял замаскированный ларец у всех на виду. Деньги на всякий случай, понял он. Вот зачем возвращался Лоуренс Эванс, охранник Чепела, когда получил по голове дубинкой Диппена Нэка. Аварийный запас денег, в черном кожаном мешке, запечатанном печатью какого-то подпольного банка или, вероятнее, личной печатью профессора Фелла.
Имение Чепела, но предприятие — Фелла.
Восемьдесят фунтов. И кому же это надо отдать? Лиллехорну? Ну уж! Верховный констебль и его жена даже такую сумму сумеют спустить быстро. Он и без того невыносим, чтобы обогатиться за счет риска Мэтью — а Мэтью определенно рисковал, возвращаясь сюда. Тогда Грейтхауз? Ага, как же. Заберет львиную долю на себя и на агентство, оставив Мэтью объедки. Пойдет эта чушь насчет выкупить Зеда у Ван Ковенховена и сделать из него телохранителя, который Мэтью определенно не нужен.
Так кто же должен владеть этими деньгами?
Тот, кому они больше всего нужны, подумал Мэтью. Тот, кто их нашел. Сегодня день открытия. И заслуженного, весьма заслуженного. Эти деньги можно будет тратить очень долго, если с умом. Но следующий вопрос: как потратить хоть одну монету, не привлекая к себе внимания? Золотые монеты никто в этом городе никогда не видел, кроме как на заносчивых высотах Голден-Хилл.
Когда Мэтью складывал монеты обратно в мешок, у него дрожали руки. Он туго затянул горловину, завязал шнурок. Потом подобрал сломанную печать с осьминогом, смял в кулаке и бросил в черные угли и обгорелые переплеты в камине. Его трясло как в лихорадке, и пришлось успокоиться, опираясь рукой на стену.
Несколько книг он все же выбрал, почти наугад, так, чтобы уравновесить седельные сумки.
Но оказавшись снаружи и упаковав книги, Мэтью вдруг остановился, как упрямая лошадь перед барьером, и деньги паковать не стал. Ведь остался еще тот вопрос, который его сюда привел, и Мэтью понял, что если сейчас уедет, то может и не выбраться другой раз, даже за книгами. Время шло к середине дня, солнце яростно жарило сквозь листву. Оставлять деньги на Данте ему не хотелось — вдруг кто-то сюда приедет? Поэтому он взял их с собой, направившись по дороге к винограднику, конкретнее — к тому месту, где валялся в пыли побитый Чепел.
Он одно время полагал, что Чепел пытался добежать до конюшни. Но действительно ли это было так? При всем, что тут творилось, как мог Чепел надеяться, будто у него останется время седлать и взнуздывать коня? А если Чепел бежал не к конюшне, то куда? К винограднику? В лес?
Мэтью решил отыскать место, где лежал в пыли Чепел, и войти в лес именно там. Отметив по памяти, где это было, он сошел с дорожки, направляясь в наполненный краснеющим светом лес, и сообразил, что надо сосредоточиться, а то он замечтался, гуляя среди грез, как среди красивых картин в золотых рамах.
Он шел среди деревьев и подлеска. Конечно, все здесь было уже обыскано, но Мэтью хотел посмотреть, нет ли в этом лесу чего-то, что не обнаружили при прочесывании. Убежище, спрятанное, как шкатулка в книге. Аварийное укрытие на случай, если придется срочно бежать. А потом, когда опасность минует, можно оттуда вылезти и либо уйти через ворота, либо — что в случае Дальгрена из-за сломанной руки маловероятно, — перелезть через стену.
Это был выстрел наугад, но Мэтью был настроен хотя бы попытаться.
На сей раз это была мирная прогулка по лесу, а не бегство ради спасения жизни, как тогда с Берри. Видны были только деревья и невысокие кусты, пологие подъемы и спуски местности. Мэтью даже стал откидывать в сторону листья и выискивать потайные люки в земле, но безрезультатно.
Впереди показалась лощина. Мэтью вспомнил, как они с Берри бежали по ее краю. Остановившись, он посмотрел вниз. Лощина была крутая, с каменистыми стенами, глубиной футов десять. Если бы он или Берри туда упали, перелом ноги был бы гарантирован.
Вглядываясь в глубину, он подумал, не испугались ли за собственные кости члены поисковой группы? И поэтому не стали спускаться?
Но видны были только камни. Лощина как лощина, в любом лесу такая бывает.
Мэтью шел дальше по краю, но грезы с участием найденных денег вылетели из головы начисто. Его интересовала только лощина, а конкретно — как в нее можно спуститься, не сверзившись на камни.
Лощина чем дальше, тем становилась глубже. Двенадцать-пятнадцать футов до дна, подумал Мэтью. Кое-где тень заполняла ее, как вода пруд. А потом невдалеке перед собой Мэтью увидел нечто вроде ступеней в камне. Или ему показалось? Может, и показалось, но здесь определенно можно спуститься вниз. Покрепче сжав мешок с деньгами, он уже в следующий момент удостоверился, что по этим ступеням можно спуститься, даже когда одна рука занята.
Дальше он пошел по каменистому дну. И ярдов через двадцать, где лощина поворачивала вправо, невольно задержал дыхание, увидев перед собой в стене отверстие футов пять в высоту и достаточно широкое, чтобы туда мог протиснуться человек.
Пещера, подумал Мэтью, сделав все же выдох.
Пригнувшись, он заглянул внутрь. Насколько глубоко она уходит, он понятия не имел. Ничего не разглядишь, сплошная темнота. И все же… все же какое-то движение воздуха ощущалось кожей лица. Дно пещеры, там, где оно было видно, представляло собой слежавшуюся глину, усыпанную листьями.
Мэтью протянул руку и ощутил пальцами движение воздуха. Воздух шел из пещеры.
Нет, не пещеры. Туннеля.
Света нет. Вокруг наверняка змеи. Внутри у них, конечно же, гнездо. Что сделал бы на его месте Грейтхауз? Отступил и никогда не узнал бы правды? Или ринулся бы по-бычьи вперед, очертя голову?
Ладно, змеи ботинок не прокусят. Если только не споткнешься и не упадешь, а так они могут добраться до лица. Он пойдет осторожно, как по крыше Сити-Холла, мобилизовав всю свою храбрость, пока та не опомнилась и не удрала прочь.
Мэтью стиснул зубы, пролез в отверстие, и оказалось, что там можно стоять, пригнувшись. Обрадовался, что деньги по-прежнему держит в руке: если понадобится кому-то хорошо врезать, пригодятся. И тут до него дошло с такой ясностью, что колени подкосились: «Я богат». Губы скривило улыбкой, хотя сердце тяжело колотилось и пот страха выступил на шее. Лихорадочно билась надежда пережить следующие несколько минут, чтобы успеть насладиться богатством. Ощупывая стены рукой и локтем, Мэтью направился в неизвестность.
Часть вторая
ДОЛИНА РАЗРУШЕНИЯ
Глава шестая
— А Мэтью Корбетта жаль, — сказал Грейтхауз. — Такой молодой был. — Он пожал плечами: — Я его и не знал толком. Работали мы с ним всего с июля. Что я еще могу сказать? Лез из любопытства в каждую темную нору — вот и доигрался.
Фургон, запряженный парой лошадей, которые двигались с неспешным достоинством, столь присущим их более чем почтенному возрасту, только что выехал из конюшни в Вестервике. Город стоял у Филадельфийского большака, милях в тридцати от Нью-Йорка. Отличный ухоженный городок с двумя церквями, деревянными и кирпичными зданиями, за которыми открывались поля и сады на землях, отвоеванных у лесов Нью-Джерси. Встречный фермер на телеге с тыквами помахал рукой, и Грейтхауз помахал в ответ.
— Да, — продолжал он, глядя на облака, плывущие белыми корабликами по утреннему небу. — Нехорошо вышло с Мэтью. Так рано ушел — потому что не было у него для собственной защиты ни здравого смысла, ни телохранителя. — Он покосился на кучера. — Ну как? Годится такая надгробная речь на твоих похоронах?
— Я уже признал, — ответил Мэтью, хлестнув вожжами, чтобы подбодрить лошадей, но те лишь опустили головы ниже, будто моля о милосердии. — Признал, что не должен был идти в одиночку в тот туннель. Сколько еще вы будете играть на этой струне?
— Пока до тебя не дойдет, что ты не готов так по-идиотски рисковать жизнью. И зачем? Что ты хотел доказать? Что ты умнее всех?
