Гэвин Лайл - Успеть к полуночи
— Сомневаюсь, мистер Маганхард. На мой взгляд, куда важнее, готовы вы платить или нет. Другое дело — должны ли? Возможно, вы просто путаете порядочность и законность.
— Уверен, что смогу объяснить, в чем разница.
— Думаю, что нет. Согласитесь, когда вы пересекаете границу, смысл такого понятия, как порядочность, не меняется.
Харви усмехнулся.
Подумав, Маганхард сказал:
— Мистер Кейн, похоже, вы занимаете довольно странную, хотя и весьма решительную позицию.
— Вы первый подняли этот вопрос, — пожал я плечами. — Лично меня совершенно не волнует, что вы платите меньше налогов. Тысячи людей делают то же самое, и это будет продолжаться, пока такие страны, как Лихтенштейн, и некоторые швейцарские кантоны имеют столь мягкие законы о налогообложении по одной причине — вытянуть немного денег из соседей. Но если урон будет слишком велик, то соседи примут меры и отстранят Лихтенштейн от участия в бизнесе.
— Мистер Кейн, должно быть, вы оказались в довольно затруднительном финансовом положении, если согласились помочь такому человеку, как я. Когда я разговаривал с месье Мерленом по радиотелефону с яхты, он сказал, что вы потребовали от него честное слово, это… обвинение, выдвинутое против меня, ложное, и что я еду в Лихтенштейн, чтобы спасти свои капиталы, а не присвоить чужие. Тогда вам хотелось быть уверенным, что я порядочный человек. — В голосе Маганхарда по-прежнему звучали стальные нотки.
— Порядочность, мистер Маганхард, понятие относительное. Например, я уверен, что вы гораздо порядочнее тех головорезов, которые напали на нас в Type. Вы не похожи на человека, который собирается кого-то убить напротив, убить хотят вас. Мне совсем не обязательно верить в вашу кристальную честность в отношении налогов, чтобы считать — помогая вам, я поступаю правильно.
— Так вы считаете, что месье Мерлен тоже смотрит сквозь пальцы на другое обвинение?! — Резкость его тона на секунду удивила меня, но потом я понял: любой, кто считает его честным и непреклонным человеком, автоматически должен был разделить и его точку зрения на изнасилование как на мерзкое и отвратительное преступление. Может быть, именно поэтому он даже не мог заставить себя произносить это слово, и говорил просто «это обвинение».
Интересно, подумал я, тот, кто его подставил, имел ли, помимо прочих талантов, и чувство юмора?
— Мерлен — хороший адвокат, — сказал я, — а он считает, что это было подстроенное обвинение. К тому же мне кое-что известно об этих вещах.
— Неужели? — оживился Харви. — Может, расскажете?
* * *— Ну, прежде всего в этом деле вам не понадобятся свидетели: никто и не ждет, что насиловать будут при свидетелях. Все, что нужно знать, это был ли обвиняемый наедине с жертвой в таком-то месте и в такое-то время, и заявила ли потерпевшая, что ее изнасиловали там-то и тогда-то. Если вам удастся уговорить ее и в самом деле переспать с ним, то вы еще можете организовать медэкспертизу и заручиться показаниями врача. Но, с другой стороны, гораздо чаще кончается тем, что у вас есть только ее слово против его. Даже если обвинение проваливается и дело не доходит до суда, его репутация будет достаточно подмочена.
— Надо же, а я-то думал, что вы разбираетесь только в автоматах, вполголоса заметил Харви.
— Откуда вы все это знаете, мистер Кейн? — спросила мисс Джармен.
— Однажды мне довелось самому участвовать в подготовке такого дела… О, не волнуйтесь, это было во время войны и вполне оправданно. Нам было необходимо избавиться от одного немецкого чиновника в Париже — он слишком хорошо работал. Разумеется, до суда дело не дошло, и вообще ничего не вышло бы, если бы самим немцам не нужен был повод для его перевода: они тоже считали, что он слишком хорошо работал. Вот мы и подкинули им такую возможность.
— А что случилось с девушкой? — спросила она.
— Мы вывезли ее из страны на тот случай, если будет расследование.
— Я имела в виду не это, — холодно сказала мисс Джармен.
— Понимаю. Ну, скажем так — она воевала и знала, на что идет.
— Мне все ясно, мистер Кейн, — нетерпеливо перебил Маганхард. — Но вы говорили о том, почему вы поверили, что это обвинение против меня подстроено.
— Да, верно. — Я выудил сигарету из пачки на сиденье, Харви щелкнул зажигалкой. — Здесь еще остается пара вопросов. Зачем кому-то могло понадобиться подставлять вас?
— Это в значительной степени затрудняет мои передвижения, — подумав, ответил он. — Особенно во Франции. Тем более что совершившие это преступление подлежат выдаче, так что меня могут арестовать где угодно. А если я окажусь в тюрьме, то… им будет гораздо легче сделать со мной то, чего мы пытаемся избежать. Все очень просто.
Я усмехнулся: он умел держать язык за зубами.
— Но девица молчала, пока вы не уехали из Франции. Это похоже на откровенную попытку запугать вас, чтобы вы держались отсюда подальше, не рискуя уладить это дело в судебном порядке. Кстати, почему вы этого не сделали, пока вас не было в стране? Французские законы это допускают.
— Месье Мерлен остановил все попытки сделать это. К тому же обвинение на этом не настаивало.
— Похоже, их самих собственная подставка не слишком-то обрадовала, если они побоялись, что девица может все испортить даже без вашего присутствия. Теперь самое главное: почему вы не пытались опровергнуть выдвинутое против вас обвинение? Если оно было подстроено, вы могли доказать свою невиновность. Конечно, это бросило бы на вас тень, но теперь-то вы в этом деле по уши и даже лишены свободы передвижения.
— Думаю, вы сами могли бы ответить на этот вопрос, мистер Кейн. — В голосе Маганхарда чувствовалось легкое удивление, если только это было подходящее слово для столь незначительного изменения тона. — Вы сказали, что в конечном итоге все могло бы свестись к моим показаниям против показании этой женщины. Не забывайте, что любой суд не застрахован от ошибок.
— Мистер Маганхард, я ведь не говорю о судебном процессе; до этого никогда бы не дошло, — озадаченно сказал я. Собственно, я и был озадачен, поскольку никогда не думал, что мне придется консультировать по вопросам юриспруденции обладателя многомиллионного состояния.
— Простите, я вас не совсем понимаю, — невозмутимо отозвался он.
— Когда речь идет о ложном обвинении в изнасиловании, то его плюсы и минусы превращаются в палку о двух концах, поскольку все зависит только от показании женщины. И если однажды ее удалось подкупить, то это можно сделать и во второй раз. Она просто не опознает вас, и дело развалится само собой.
— Я бы расценил это как напрасную трату денег, — ледяным тоном отчеканил Маганхард.
* * *Мы с Харви переглянулись, но он только коротко улыбнулся и промолчал.
— Послушайте, мистер Маганхард, — осторожно заметил я, — но ведь это могло бы сберечь вам деньги. Предположим, вы бы еще месяц назад обратились ко мне с предложением разыскать эту женщину. Если бы я пришел к выводу, что ее подкупили, то заплатил бы ей на несколько тысяч больше и заставил молчать. Это обошлось бы вам — включая и мой гонорар — примерно в четверть той суммы, которую вы выкладываете за это путешествие. И никакого риска. Что вы на это скажете исключительно как бизнесмен?
— Мистер Кейн, бизнесменов в чистом виде не бывает. Необходимо рассматривать все с точки, зрения порядочности, а в данном случае…
— Порядочность? Да кто говорит о порядочности?! — Я поймал себя на том, что кричу, и поспешно сбавил тон. — Мы говорим о том, что вас элементарно подставили; где тут порядочность? И уж если вы так хотите соблюсти все приличия, то почему бы вам не предстать перед судом и не попытаться доказать свою невиновность?
— Простите, мистер Кейн, но я размышлял об этом гораздо дольше вас. Он был спокоен и абсолютно уверен в себе. — Поскольку я невиновен, то, явившись в суд, ничего не выигрываю. Сделав это, я бы пошел на ненужный риск — ведь суд может допустить ошибку и признать меня виновным. И я не собираюсь противопоставлять подкуп подкупу: не понимаю, почему я должен платить за свое доброе имя, которое принадлежит мне по праву? Вот это и есть вопрос морали.
После этого все замолчали и долгое время в машине было слышно только ровное гудение мотора и свист ветра за окнами. Потом Харви сказал:
— Что ж, неплохой способ остаться богатым: все, что надо, — это считать каждый цент.
— Мистер Ловелл, а вам не кажется, что только бедняки имеют привычку обсуждать, как богатые тратят свои деньги?
Харви с усмешкой посмотрел на меня; я вскинул бровь и поправил зеркало, чтобы видеть Маганхарда. Он сидел, слегка подавшись вперед, и, нахмурившись — тоже слегка, — смотрел в затылок Харви. Но я уже начал понимать, что все эти «слегка» лишь в ничтожной степени показывали то, что происходило у него в душе.
