Барбара Серанелла - Вы только не обижайтесь
– Что случилось? – спросил Алекс.
Блэкстон показал ему записку, осторожно держа ее за уголок.
– Думаешь, это та женщина с шоссе?
– Больше некому.
Дверцы лифта открылись. Они вскочили в кабину и нажали кнопку третьего этажа.
– Ну же, ну! – пробормотал Блэкстон, топая ногой и мысленно приказывая лифту двигаться быстрее.
Кабина остановилась. Вестибюль был пуст. Алекс бросился к охраннику, а Блэкстон побежал к выходу, уже понимая, что опоздал. Алекс догнал его.
– Что дальше? – спросил он.
– Иди и наблюдай за вскрытием, – решил Блэкстон. – А я отвезу листок в лабораторию, вдруг на нем есть какие-нибудь отпечатки. Проверь имя Джон Гарилло по Центральной картотеке. Встретимся в участке.
– Ладно, – согласился Алекс. – Попрошу патрульных меня подбросить.
– До встречи.
Блэкстон испытывал странное возбуждение. Это его удивило. Казалось бы, разминувшись всего на несколько секунд с важным свидетелем, он должен чувствовать в лучшем случае злость, но отнюдь не прилив энергии. И – вот дьявольщина! – он поймал себя на том, что широко улыбается.
9
Манч выехала со стоянки в состоянии глубокой тревоги. Даже не думая о том, куда попадет, она свернула на первую же эстакаду и перестроилась на скоростную полосу. В ушах, мешая связно мыслить, все еще стоял звон. Она включила кондиционер, направив струю холодного воздуха прямо себе в лицо.
Ну и наделала она глупостей! Зачем было бросать там листок с его именем? Она вполне могла бы позвонить и оставить анонимное сообщение. Копы проверят имя по компьютеру и, может, даже выяснят адрес в Венис. Она попыталась вспомнить, прикасалась ли к чему-нибудь в морге.
Она безостановочно повторяла про себя: «Он умер. Он умер. Он умер». Из глаз лились слезы – и приносили ей облегчение.
Кто-то громко сигналил ей справа: она поняла, что заехала на чужую полосу. В спешке она крутанула руль слишком сильно. «Гранд-тур» задребезжал, подпрыгивая на неровной разделительной полосе.
– Спокойнее, – сказала она вслух и заставила себя сбросить скорость.
Сделав несколько глубоких вдохов, Манч осмотрелась, проверяя, нет ли поблизости копов.
Неподалеку возвышалась горная гряда, которую она не узнала. Вдоль дороги стояли шикарные особняки, окруженные вечнозелеными деревьями. Стрелка топлива склонялась ближе к нулю. Заметив вывеску «Арко», она съехала с автострады. Манч наполнила бак, посмотрела на карту при автозаправке и поняла, что оказалась в районе, называемом «Ла-Кресента». Она произнесла название вслух: ей понравилось, как надежно и крепко оно звучит. Пальцем она проследила дороги, по которым сможет вернуться в Валли.
В Бербанке Манч попала в пробку и, пользуясь случаем, наконец посмотрелась в зеркало. У нее потекла тушь, оставив на щеках темно-синие ручейки.
На мгновение ей показалось, что на нее смотрит лицо матери. Только в последнее время она начала узнавать в своем отражении материнские черты: схожая форма губ и подбородка, большие глаза. Правда, глаза у матери были карими… Ей часто говорили, какая красивая у нее мама. Хоть в этом повезло, решила она, прикасаясь к зеркалу. Каково бы было, проснувшись однажды утром, обнаружить В зеркале отражение… ну, скажем, напоминающее Цветочка Джорджа? Фу, даже мурашки по спине побежали!
Манч отключила кондиционер. Натянутые нервы успокаивал ровный гул дороги под колесами. Никто ее не знает – она просто одна из множества водителей, едущих по своим надобностям.
Слизняк умер.
Что бы по этому поводу сказала Руби? Наверное, напомнила бы, что смерть почти всегда – неизбежный результат наркомании. Сейчас Манч не выдержала бы заезженных штампов «Анонимных Алкоголиков». Потрепанные поговорки не помогут смириться со смертью друга. Только один человек понял бы ее по-настоящему: Деб.
Она ударила ладонью по рулю. Будь он проклят за то, что умер и оставил ее разгребать это дерьмо! Что ей теперь делать? И что будет с Эйшей? Лайза – ее единственная кровная родственница. Означает ли это, что Лайза автоматически получает право опеки над малышкой? Да ведь это равносильно приговору! Малышка заслуживает лучшего. Слизняк захотел бы для своей дочери иной судьбы.
Манч добралась до «Резеды» только к семи вечера.
Она оставила машину в переулке и вошла в дом через черный ход. Когда она осматривала квартиру перед тем, как снять ее, наличие второго выхода показалось ей большим преимуществом; без него она бы не чувствовала себя спокойной. Она слишком хорошо знала, что бывает, если жизнь не оставляет запасных вариантов.
Швырнув блокнот на кухонный стол, Манч сбросила туфли и тяжело опустилась на стул. Карточку, на которой Слизняк нацарапал телефон Деб, она вчера прислонила к сахарнице. Цифры будто окликали ее, и она не стала противиться их зову: притянула к себе аппарат и набрала номер, который соединит ее с прежней жизнью. Телефон прозвонил шесть раз, прежде чем трубку на том конце сняли, но и тогда ответили ей не сразу. Она услышала привычные звуки: звон рюмок, мелодию музыкального автомата и громкие голоса, перекрывающие музыку. Наконец в трубке раздался хриплый мужской голос:
– «Гадюшник».
– Привет. Нельзя ли поговорить с Деб?
– Погоди минуту, – сварливо проговорил мужчина и, отвернувшись от трубки, громко позвал: – Дебора!
Манч ждала. У нее забурчало в желудке, и она вспомнила, что сегодня не ела.
– Не! – неожиданно рявкнула трубка у ее уха. – Сегодня она не приходила.
– А можно ей кое-что передать? – спросила она.
– Нет, – ответил обладатель хриплого голоса. – Тут секретарей нет.
И повесил трубку.
Манч тупо уставилась на телефон. Гудки прерванной связи никогда раньше не казались ей такими бесцеремонными. Она только сейчас поняла, насколько скучает по Деб. Желание услышать голос подруги было сильным до боли, оно сдавило ей грудь. Она любила Деб как сестру – больше, чем сестру. То, что они пережили вместе, связало их навеки.
Деб поддержала ее в самый тяжелый час ее жизни – в то утро, когда она выписалась из больницы после выкидыша. Тогда она еще не знала, что исторгшийся из ее тела бесформенный комочек плоти был ее единственный шанс, что детей у нее больше не будет. Но, и не зная этого, она, как ни странно, успела сильно привязаться к неизвестному существу – ни мальчику, ни девочке, два месяца росшему у нее внутри. У нее еще даже живота не было. Горе утраты застало ее врасплох – ей казалось, что она потеряла ребенка, которого растила и любила много лет.
Деб не стала напоминать о крепком ликере «Сазерн Камфорт», который Манч хлестала накануне, говорить, что он мог вызвать выкидыш. Увидев у своих дверей Манч, Деб просто завела ее в дом. Она поджаривала для Буги сладкий хлеб. Манч сидела на кухонном столе в полном оцепенении и смотрела в одну точку.
– Хочешь хлеба? – спросила Деб.
Манч с жадностью пожирала кусок за куском, словно никогда не знала вкуса хлеба. Но ведь она раньше не знала и вкуса любви…
А теперь Деб и Буги живут в деревне, счастливо – и без нее.
Повесив трубку, Манч коротко помолилась о том, чтобы Деб, где бы она ни была, жилось счастливо и спокойно. И, пока ее связь с небесами еще не прервалась, Манч добавила:
– Ты создал Слизняка, так что обойдись с ним по справедливости. Пожалуйста.
Она часто называла Всевышнего на «Ты»: коль скоро он способен читать ее мысли, значит, вполне способен понять, когда она обращается к Нему, а когда – к кому-то другому.
Выйдя из здания коронерской службы, Блэкстон поехал прямо в криминалистическую лабораторию службы шерифа. Она была лучшей в городе и находилась всего в нескольких кварталах. Он зарегистрировался в вестибюле и через массивную дверь прошел в коридор, украшенный свидетельствами прошлых триумфов здешних экспертов. Первое, что ему бросилось в глаза, – сильно увеличенная фотография отрезанного пальца, лежащего на полу некой комнаты. Таким членовредительским способом, смекнул Блэкстон, преступник пытался избавиться от отпечатков пальцев и скрыть свою личность.
Фотографий было много, но ему больше всего запомнился снимок женщины, лежавшей на полу в классической позе самоубийцы; пистолет упал у самой ее руки. Однако бдительные следователи заметили у нее на ладони кровь. А как на ладони могла оказаться кровь, показывал на суде серолог, если бы женщина сжимала рукоятку пистолета? На подписи к фотографии была проставлена дата осуждения ее мужа.
Было тут и несколько фотографий детективов из отдела расследований, стоящих на деревянном крыльце с еще дымящимися винтовками. Окна позади них были разбиты выстрелами, а входная дверь перекрыта желтой лентой. Снимки сделали сразу после того, как ребятам шерифа удалось задержать преступника, расправившегося с двумя полисменами. Из подписи следовало, что убийца умер по дороге в больницу.
Аккуратно держа листок из блокнота за уголок, Блэкстон вошел в дверь, по застекленному верху которой шла надпись «ДАКТИЛОСКОПИЯ». Он с радостью увидел, что дежурит сегодня Майк Келлман.
