Стюарт Харрисон - Улыбка Афродиты
– Наверное, так и есть. Думаете, что он знал ее?
– Возможно. Она уехала отсюда после Второй мировой войны. Я ничего не знала об этом, пока за несколько месяцев до смерти ее не увезли в хоспис. Она рассказала мне о своей родной деревне. Я никогда ничего не слышала о ней раньше. Нана рассказала о своих родителях и брате – до этого я даже не знала, что он существует. Это было невероятно. Она умирала, а я вдруг поняла, что совсем ничего не знаю о ней.
– Поэтому вы и приехали на Итаку?
Алекс опять нерешительно помолчала.
– Отчасти.
Мне показалось, что она раздумывает, насколько может открыться передо мной.
– Хотелось больше узнать о ее жизни. И о моем дедушке.
– Он тоже из этих мест?
Она покачала головой:
– Помните, я раньше говорила, что никто никогда о нем не упоминал? Впервые я услышала про него от умирающей Наны. Однажды вечером я пришла навестить ее. Ей дали большую дозу морфия. Казалось, у нее все перемешалось в голове. Похоже, она думала, что опять находится на острове, и говорила о мужчине, которого любила. Его звали Штефан.
– Штефан? Но ведь это немецкое имя, разве нет?
Алекс кивнула.
– До самой ее смерти я больше ничего не узнала. Я расспросила маму, и она рассказала мне, что ее отцом был немецкий солдат. Вот поэтому никто никогда не упоминал о нем. Когда Нана покинула Итаку, она была беременна. Ее девичья фамилия – Заннас. Ее семья жила здесь на протяжении многих лет, но после войны родственники отреклись от нее и заставили уехать. Заявили, что она предательница.
Я начал понимать, что Алекс имела в виду, говоря, что не знает, кто она, и почему спрашивала, узнал ли ее тот старик в деревне.
– А вам известна дальнейшая судьба вашего деда?
– Нет. Это еще одна причина, почему я здесь. Мама говорила, что однажды она попробовала выяснить о нем все, что возможно. Она предполагала, что, даже если он погиб, у него должна была остаться семья. Она интересовалась, есть ли у нее где-нибудь братья или сестры. Она была единственным ребенком, поэтому это было для нее важно. Долгое время Нана не говорила ей, но в конце концов уступила. Наверное, она испугалась, что, если не сделает этого сама, мама найдет другие пути, которые будут хуже.
– Потому что он был вражеским солдатом?
– Не только. Есть еще кое-что. Вы заметили, как много здесь церквей?
– Да. Православная церковь все еще играет большую роль в жизни многих греков, особенно в таких местах, как Итака.
– В Северном Лондоне Нана всю свою жизнь ходила в одну церковь. В ее квартире было полно маленьких иконок различных святых. Здесь они повсюду. Когда она выросла, главное место в ее жизни заняли семья и церковь. В те времена и мысли не могло возникнуть, чтобы девушка забеременела до того, как выйдет замуж. Моей маме Нана сказала, что ее изнасиловали. Может, не именно это слово, но, по-моему, это то, что она имела в виду.
– Но разве вы не говорили, что она полюбила этого солдата?
– Говорила. Скорее всего она сказала так моей маме, чтобы та перестала разыскивать его семью.
– Жутко подумать – сказать такое, если это неправда, а?
– Наверное, но в любом случае это сработало. Кстати, может быть, Нана сказала так потому, что он уже был женат. Как бы там ни было, мать не захотела больше ничего знать.
– А вы хотите?
– Да, я хочу. По-моему, в то время, когда только что закончилась война, Нана поступила правильно. Мне трудно объяснить почему. Ну, к примеру, чтобы защитить его семью. Но теперь это в далеком прошлом. А я хочу знать правду. Я и без того многого не знаю. Когда это выяснилось, я также обнаружила, что у меня целая куча родственников в Лондоне. Отколовшийся брат Наны и его семья. У них ресторан в Кэмдене. Мама рассказала мне, что, когда она была маленькой, Нана однажды заболела и не смогла работать, поэтому она отправилась к своему брату, чтобы попросить его о помощи. Мама и не знала ничего о существовании этого брата и его семьи. К двери подошел мужчина, и Нана заговорила с ним по-гречески. Он долго молча смотрел на них обеих. Но мама сказала, что никогда не забудет его взгляд, полный ненависти. Потом этот человек захлопнул дверь прямо перед ними, и Нана больше никогда не упоминала о нем.
– Любезный малый.
Алекс криво улыбнулась:
– Он все еще жив и все такой же ужасный. Его зовут Костас. Наверное, после этого Нана и решила, что моей маме лучше не знать о греческой родне. Поэтому она воспитала маму как англичанку, а мама так же воспитала нас. Мне кажется, каждый по-своему решает проблемы. К примеру, мама решила похоронить все это, а когда я узнала, что у нас есть родственники, о которых я ничего не слышала, мне захотелось познакомиться с ними. Хотя мама пыталась убедить меня не делать этого.
– Догадываюсь, что из этой затеи ничего не вышло.
– Точно. Они до сих пор владеют все тем же рестораном, и, конечно, я отправилась именно туда. Там-то я и встретила Димитри.
– Димитри? – Я подумал, что она имеет в виду еще кого-то из родственников.
– Он там работает. И он с Итаки. Это еще одна причина, почему я здесь. – Алекс замолчала и несколько секунд смотрела на залив. Потом повернулась ко мне и печально улыбнулась. – Во всяком случае, в этом смысле у меня тоже ничего не получилось. Но раз уж я все равно оказалась здесь, то хотя бы попробую выяснить побольше о моей семье.
Я был не прочь узнать о Димитри подробнее, но не хотелось ее расспрашивать. Скорее всего он и был причиной ее грусти. Когда Алекс впервые упомянула его имя, стало понятно, что рана еще не затянулась. Темнело, и девушка напомнила мне, что ей нужно еще добраться до мастерской, где она брала мотороллер, поэтому я расплатился, и мы поехали. Большую часть дороги в Вафи она молчала, только изредка расспрашивая обо мне. Я рассказал ей, что мой отец живет на острове и что я приезжал к нему в гости. Она оживилась, когда я сказал, что он археолог. Мне не хотелось говорить, что он умер, чтобы не вызвать ненужное сочувствие. Вместо этого мы немного поговорили о Гомере, творения которого она читала, когда училась в школе. Приключения Одиссея она знала намного лучше меня и удивилась, узнав, что последние двадцать пять лет отец искал храм Афродиты.
– Я и не предполагала, что Одиссей существовал на самом деле, – сказала она. – Всегда думала, что он вымышленное лицо. Учительница в школе объясняла нам, что Одиссей является олицетворением жизни. Его скитания и борьба за возвращение домой символизируют поиски истинных жизненных ценностей. Семья, дом и все такое.
– Возможно, Гомер смешал вместе факты и вымысел, – возразил я, – но, по мнению некоторых экспертов, Одиссей – вполне реальное лицо.
Добравшись до Вафи, я отвез Алекс к мастерской, затерявшейся в узенькой улочке неподалеку от главной площади, и остался ждать в машине, пока она разговаривала с владельцем. Через окно мне было видно, что из-за плохого английского хозяина мастерской Алекс никак не удавалось объяснить ему, где она оставила мотороллер. Хозяин только почесывал голову и пожимал плечами. Наконец девушка догадалась вытащить карту, и он, заулыбавшись, энергично закивал.
Выйдя из мастерской, Алекс обратилась ко мне:
– Теперь вы можете не ждать: он собирается дать мне другой мотороллер.
Возникла неловкая пауза. Я понимал, что мне сделали намек уезжать, но в то же время я хотел снова увидеться с ней.
– Сколько времени вы собираетесь провести на Итаке? – спросил я.
– Пока не знаю.
– Мы можем встретиться – посидеть в кафе или еще что, – предложил я.
– Честно говоря… – Но я так и не узнал, что же она собиралась сказать. – С удовольствием. Но…
– Понимаю, – ответил я, догадываясь, о чем она думает.
Трудно выразить словами, что произошло между нами. Возникло какое-то понимание, что мы оба, каждый по-своему, брошены на произвол судьбы. И еще я чувствовал себя ее заступником, а она, возможно, чувствовала себя в безопасности рядом со мной. Но было и нечто большее, несмотря на некоторую неуверенность и осторожность с обеих сторон. Этот момент захватил нас врасплох.
Отъезжая, я посмотрел в зеркало заднего вида: Алекс, глядя мне вслед, все так же стояла возле мотороллера. Я помахал ей, и она подняла руку в ответ.
6
К тому времени, когда я вернулся, Ирэн уже была дома. Она сообщила мне, что разговаривала с местным священником и похороны состоятся через два дня. Позднее мы сидели за бокалом вина на террасе и смотрели, как за горы Кефалонии на другой стороне пролива заходит солнце. Подняв облако пыли, к дому подъехал белый «мерседес». Шофер открыл дверь салона, и его пассажир, взглянув на террасу, поднял в приветствии руку:
– Kalimera, Ирэн.
Он был высоким и худым, с большой лысиной, окаймленной седыми волосами. Он с интересом посмотрел на меня и расплылся в дружеской улыбке.
