Том Клэнси - Долг чести
– Привет, Кларис. – Мюррей встал, чтобы поздороваться с гостьей, которую пригласил вместе пообедать. Он считал ее своим доктором Милосердия. Невысокая, чуть полноватая, перешагнувшая пятидесятилетний возраст, доктор Гоулден отличалась смеющимися голубыми глазами и неизменной улыбкой, словно она вот-вот собиралась рассказать какой-то смешной анекдот. Отношения между ними стали особенно прочными благодаря тому, что они весьма походили друг на друга. Высокопоставленный сотрудник ФБР и известный психиатр были умными и серьезными профессионалами, и оба скрывали свой острый проницательный ум за маской добродушия, становясь центром притяжения на любой вечеринке. Мало кто замечал, однако, что, несмотря на улыбки и шутки, они ничего не упускали из происходящего вокруг и запоминали все. Мюррей считал, что из Гоулден мог бы получиться превосходный детектив, а Кларис не менее высоко ценила профессиональные качества полицейского.
– Чем обязан такой чести, мэм? – церемонно спросил Дэн. Официант принес меню для обоих, и доктор Гоулден, вежливо улыбаясь, подождала, когда он уйдет. Мюррей впервые понял, что речь пойдет о чем-то серьезном, и, сохраняя улыбку на лице, устремил серьезный взгляд на собеседницу.
– Я хочу посоветоваться с вами, мистер Мюррей, – произнесла доктор Гоулден, и Дэн заметил в ее голосе тревогу. – Под чью юрисдикцию подпадает преступление, совершенное на федеральной территории?
– Расследованием таких преступлений всегда занимается ФБР. – Мюррей откинулся на спинку кресла и машинально коснулся рукой табельного пистолета. Он посвятил жизнь преследованию преступников и соблюдению законов страны, поэтому прикосновение к пистолету, находившемуся на привычном месте, служило для него напоминанием о том, что, хотя табличка на двери его кабинета говорила о важности занимаемой им теперь должности, начал он свою карьеру с преследования бандитов и грабителей в Филадельфии. Значок агента ФБР и табельный пистолет свидетельствовали о том, что он продолжает оставаться сотрудником самой элитарной полицейской организации Америки.
– Даже в Капитолии? – спросила Кларис.
– Даже там, – кивнул Мюррей. Наступило молчание. Нерешительность доктора Гоулден удивила Мюррея. Обычно он всегда догадывался, о чем думает Кларис, вернее, тут же поправился Мюррей, что хочет внушить ему доктор Гоулден. Она была отличным профессионалом, подобно ему самому, и умела добиваться своего. – Итак, в чем состоит преступление, доктор Гоулден?
– В изнасиловании.
Мюррей кивнул и положил меню на стол.
– Прежде всего расскажите мне о своей пациентке.
– Тридцать пять лет, не замужем. Ее послала ко мне старая знакомая, врач-гинеколог. Когда женщина пришла, я сразу заметила, что она находится в состоянии клинической депрессии. Мы беседовали трижды.
Только трижды, подумал Мюррей. Кларис – настоящая волшебница при беседах с пациентами, умная, сдержанная и проницательная. Господи, с ее мягкой улыбкой и материнским добрым голосом из нее получился бы превосходный следователь, мастерски ведущий допросы.
– Когда это произошло? – спросил Мюррей. С именами можно и подождать. Самое главное сейчас – выяснить факты.
– Три года назад.
Агент ФБР – Мюррей все еще считал себя «специальным агентом», предпочитая это должности помощника заместителя директора ФБР, – нахмурился.
– Прошло много времени, Кларис. Полагаю, не осталось никаких вещественных доказательств.
– Никаких, лишь ее слово против его слова. За исключением вот этого. – Гоулден открыла сумочку и достала ксерокопию письма Лайзы Берринджер, несколько увеличенную при копировании. Мюррей медленно прочитал письмо, страницу за страницей. Доктор Гоулден не сводила взгляда с его лица, ожидая реакции.
– Боже милостивый, – еле слышно выдохнул Дэн, глядя на официанта, стоящего в двадцати футах, который явно полагал, что обслуживает репортера и человека, снабжающего его информацией, – самая обычная ситуация в Вашингтоне. – Где оригинал?
– У меня в кабинете. Я обращалась с письмом очень осторожно, – ответила доктор Гоулден.
Когда Мюррей услышал это, на лице его появилась улыбка. Хорошо было уже то, что письмо написано на бумаге с именем сенатора и его капитолийским адресом. Кроме того, на такой бумаге надолго сохранялись отпечатки пальцев, особенно если она находилась в прохладном сухом месте, а письма обычно и держат в таких местах. Сотрудница аппарата сенатора – Лайза Берринджер – при оформлении допуска к секретным документам наверняка подвергалась процедуре снятия отпечатков пальцев, а это означало, что будет нетрудно установить авторство письма.
На листах бумаги указывались время, место и обстоятельства изнасилования, а также ясно и четко выражалось желание покончить с собой. Как бы печально все это ни было, такой документ превращался в предсмертное заявление, и потому он будет безусловно считаться вещественном доказательством при рассмотрении уголовного дела в федеральном окружном суде. Адвокаты, защищающие интересы обвиняемого, будут возражать – они всегда возражают, – но судья отклонит возражение – оно всегда отклоняется, – и тогда присяжные услышат каждое слово мертвой женщины, как всегда подавшись вперед, чтобы не упустить ни единого звука, доносящегося из могилы. Вот только в этом случае дело не будет рассматриваться судом присяжных, по крайней мере не сразу.
Мюррей ненавидел преступления, связанные с изнасилованием. Как мужчина и как полицейский, он относился к этому типу преступников с глубоким отвращением. Его мужское достоинство страдало от того, что кто-то мог вести себя так трусливо и отвратительно. С профессиональной точки зрения его беспокоило то, обстоятельство, что рассмотрение в суде дел, связанных с изнасилованием, почти всегда сводилось к версии одного человека, противопоставленной версии другого. Подобно большинству детективов, Мюррей с недоверием относился к заявлениям свидетелей. Ему было известно, что люди вообще не наблюдательны, а жертвы изнасилования, потрясенные случившемся, часто рассказывают об обстоятельствах преступления бессвязно и неубедительно, причем адвокаты, защищающие обвиняемых, еще более запутывают их. А вот вещественные доказательства здесь неоспоримы. Мюррей предпочитал полагаться именно на вещественные доказательства.
– Этого достаточно для начала уголовного расследования? Мюррей поднял голову и тихо произнес:
– Да, мэм.
– А то, кем он является…
– Сейчас я занимаю должность – ну, вроде исполнительного помощника Билла Шоу. Вы не знакомы с Биллом?
– Мне известна только его репутация.
– Она полностью соответствует действительности, – заверил ее Мюррей. – Мы вместе учились в Академии ФБР в Куантико, после выпуска вместе служили, занимались одним и тем же. Преступление есть преступление, кто бы его ни совершил, а мы – полицейские и обязаны следить за торжеством правосудия, Кларис.
Но даже в тот момент, когда Мюррей произносил слова, составляющие кредо ФБР, он не мог забыть первую фразу, которую произнес, прочитав письмо: «Боже милостивый!». В том, что совершено преступление, не приходилось сомневаться, но слишком огромен будет его политический резонанс. Президент, и без того находящийся в затруднительном положении, столкнется с новыми неприятностями. Ну и что? Кому вообще нужны подобные неприятности? Уж конечно, не Барбаре Линдерс и Лайзе Берринджер, изнасилованным человеком, которого они уважали и которому верили. Однако решающим было то, что тридцать лет назад Дэниел Э. Мюррей, закончив Академию ФБР в Куантико, штат Виргиния, поднял к небу правую руку и произнес клятву. Да, не все законы следует выполнять буквально, хороший агент ФБР должен прибегать к здравому смыслу, понимать, какие законы можно обойти и насколько. Но только не этот закон, который нуждается в безусловном выполнении. Билл Шоу придерживается такой же точки зрения. Ему повезло, судьба оказалась благосклонна к нему, и он занял должность, не имеющую ни малейшего отношения к политике – большая редкость в Вашингтоне, округ Колумбия. Вокруг него возник ореол честного и неподкупного человека, а теперь, в его возрасте, меняться слишком поздно. Начинать такое дело, как то, о котором рассказала доктор Гоулден, следовало в кабинете Билла Шоу, на седьмом этаже штаб-квартиры ФБР.
– Я должен задать вам вопрос, Кларис, – вы уверены в том, что рассказали мне? – Мюррей внимательно посмотрел на собеседницу.
– Как у психиатра, у меня нет ни малейших сомнений, что моя пациентка говорила правду во всех подробностях.
– Она согласится выступить на суде?
– Да.
– Ваше мнение о письме?
– Оно подлинное – с психологической точки зрения. Мюррей и сам знал это, основываясь на собственном опыте, но в процессе расследования понадобится выслушать мнение профессионала – сначала ему, потом другим следователям и, наконец, присяжным.
