Сергей Абрамов - Мертвые не плачут
– А коли уворуешь чего?
– Уворуешь? – Мальчик повторил слово, как на языке покатал. Незнакомым ему оно показалось?.. Возможно: слово-то Пастух из детства достал. – Не стану, – ответил наконец. – Я же не вор.
– Деньги, что ли, есть?
– Будет надо – заработаю.
– Интересно, где и как?
– Руками. Ногами. Головой вот тоже… Там видно будет.
– А пока, выходит, не видно, – резюмировал Пастух. – Пока можно и не думать о прокорме и ночлеге, рукастый ты наш… Или у тебя в том Городе родня есть?
Мальчик молчал. И Пастух не торопил его. Чего торопить? Дорога долгая, ехать им вместе до вечера. Не высаживать же парня на трассе?..
Он, Пастух, понимал яснее некуда, что мальчик ему – помеха, лишний груз, что в Городе-в-Степи Пастуху потребуется привычное одиночество в толпе, что мальчик будет им высажен где-нибудь в центре Города и – пока-пока!.. Но это – потом. А пока – все ж какой-никакой, а собеседник…
– Ладно, – принял решение. Паллиативное. – Я тебя, ясное дело, довезу до места, а там – ты сам по себе. Уловил мысль?
– Чего тут ловить? – отозвался мальчик. – Ваша мысль сама в голову идет.
– Это ты меня похвалил или как? – вроде со смехом спросил, но и любопытно стало: уж больно ироничен и для возраста своего и, что главнее, для той среды, из которой он сейчас пытается вырваться. Якобы из той. Или все же из той?..
– Как вам больше нравится, – ответил мальчик.
И Пастух окончательно сформулировал свое о нем мнение: непрост парень, не детдомовский он – по интеллекту, школьный мальчик, домашний, начитанный, с умными взрослыми общающийся. Так что разговоры разговорами, но стоит быть с парнем поаккуратнее. Он что-то крепко скрывает. Он что-то задумал и приступил к исполнению задуманного. Уже. В машине Пастуха. Или еще раньше – в детдоме. Если таковой существует и разводят в нем умных и скрытных воспитанников. Пастух про такие специализированно продвинутые сиротские учреждения не слыхал.
Хотя…
Читал где-то: есть несколько воспитательных учреждений, куда собирают умных и способных детишек со всей Страны. Готовят их заранее… К чему готовят?.. Не помнил. Уж не к труду и обороне, наверно, а к чему-то более продвинутому. К нелегальной работе за бугром. К внедрению в высшие круги забугорного детства. Фантастика ненаучная, голому ежу ясно.
Но спросил все же:
– Языки знаешь?
Мальчик глянул на него с недоумением.
– На уровне учебника для средней школы. На «четверку». А что?
– Просто спросил. Не бери в голову…
За последнюю пару лет Пастух, как он сам сейчас вспомнил, подбирал попутчиков на длинных и скверных дорогах всего два раза. Оба – в прошлом году. Старушка с пятилетней внучкой, приболевшей чем-то, он их в больницу районную доставил, почти по пути было. И старика-ветерана с двумя «Боевыми Знаменами» на телогрейке – этот к сыну на свадьбу ехал, крюка пришлось дать, но уж больно дед славным оказался. Обоих пожалел.
И все. А теперь – пацан. Невесть кто и откуда. И куда. Тоже пожалел?
Наставник узнает о его жалостливости – уволит с хитрым выходным пособием. С пулей в башке, например, или что-то позаковыристее закажет… А с чего это ему узнавать? За своих «овец блудных» Пастух сам в ответе, и наплевать Наставнику на то, как и где он их пасет. И на мальчика-попутчика ему тоже наплевать.
А Пастуху, получается, – нет. И довезет он парня до Города-в-Степи, не развалится, а там – будем посмотреть, как говорится. Все одно – расстанутся. Но это потом. А сейчас – данность: паренек попался странноватый и себе на уме – так это ж любопытно! Есть дорога, а приложением – пустое и все ж приятное занятие: болтовня о том, о сем, ни о чем. У Пастуха редко выпадают случаи просто поболтать, все больше молчать приходится. А тут…
Брату давно не двенадцать. Брату нынче – двадцать четвертый пошел. Он сам по себе. А было двенадцать – так любое свидание с Пастухом праздником выходило. Для обоих. Хотя в это время Пастух нечасто вырывался к брату в детдом, война на юге все не кончалась и не кончалась…
Жизнь такая скверно сколоченная.
Однако рано и зряшно было пытать мальчишку вопросами о жизни. Не скажет. Пока. Причины у него на то, очевидно, есть. И одна из них тоже очевидна: мальчик явно не тот, за кого себя выдает. Чем это может грозить делу вообще и Пастуху в частности? Сам себя спросил, сам себе ответил: пока ничем. Пока они едут по трассе, мальчик привязан к водителю… ну, хотя бы ремнем безопасности, фигурально выражаясь, а когда доедут до финиша, то отпустит Пастух пацана на все четыре и забудет о нем. А думать, что он – засланный казачок, так это уж и вовсе помешательство, даже для сверхосторожного Пастуха. Да и кем засланный? Разве только Наставником? Нет, Наставник абсолютно уверен в Пастухе, поскольку держит его на крепкой веревочке: на одном конце Пастух, а на другом те «овны», кого этот Пастух отправил в Царство Небесное. Если что не так, то и Пастуху туда же дорога скатертью ляжет. Он у Наставника не единственный спец по казням, есть и иные. Пастух их не знает, но знает об их существовании…
А мальчик совсем не похож на брата Пастуха. Тот в свои двенадцать был не слишком самостоятельным: компашка в детдоме не самая тихая сбилась, да брат в ней не на первых ролях числился. Пастух, когда случалось, ехал к нему хоть на день, даже на пару часов, только выпадала такая оказия редко. Забрать бы его тогда – и в другой детдом. Но понимал: в другом спокойней не выйдет.
– Зовут-то тебя как? – поинтересовался наконец у попутчика.
– А так и зовут, как зовете, – ответил парень. – Мальчик я. Или Пацан. Чем не имя? Выбирайте, я на любое откликнусь.
И Пастух согласился: имя. Даже два. Не хуже и не лучше, чем у него, Пастуха. И счел должным представиться:
– А я Пастух.
Мальчик кивнул, как подтвердил сказанное. А Пастух все ж полюбопытствовал:
– Как ты понял, что я тебя Мальчиком называю?
Тот глянул, как на недоношенного:
– А я что, на девочку похож?
И дальше молча поехали. Будто краткий ритуал представления друг другу поставил точку в ни к чему не обязывающей болтовне, распасовке слов-мячиков. Не так чтоб очень жирную, но все же. Тот же Батя, когда заходил в спальню, где двадцать девять разновозрастных обалдуев, не признавая отбоя ко сну, орали, швыряли друг в друга тяжелые, набитые ватой подушки, тот же Батя гаркал по-командирски:
– Ти-хо!
И все затыкались, потому что знали: кто не заткнется, тому ночевать в классе, а там – не на чем, на столе разве, и – холодно.
А Батя слушал тишину секунд двадцать-тридцать, нежил ее, лелеял, улыбался, а потом говорил:
– Ну, прям, тихий ангел пролетел.
И это было очень жирной точкой дня: спать и вправду пора пришла.
Брат, помнил Пастух, после этого «тихого ангела» вырубался мигом. Как и впрямь сигнал дали. Совсем ребенком был: еле-еле шесть стукнуло.
А мальчишка-попутчик меж тем тоже вырубился. Заснул, прислонив голову к двери, к стеклу дверному, тело расслабил во сне – этакая театральная кукла, марионетка, из которой вытащили ниточки. Почему-то именно так Пастух подумал. Книжные, конечно, аллюзии, или телевизионные, марионеток Пастух никогда «живьем» не видел.
Он, не глядя, протянул правую руку назад, зацепил свою куртку, валявшуюся на заднем сиденье, накрыл, как сумел, спящего. Утро все ж. Прохладно.
А тот спал.
Времени натикало – за полдень. Ехать еще и ехать. Часов шесть, если ничто не помешает.
Три из них пацан проспал под курткой Пастуха. Проснулся оттого, что Пастух остановил машину. А остановил он ее аккурат у придорожной харчевни, где в данный обеденный момент гостевали фуры. Выключил зажигание и легко тронул пассажира. Тот открыл глаза, как и не спал столь долго и крепко, сел разом, глянул в окно, спросил:
– Сколько осталось?
– До Города-в-Степи? Часа три, три с полтиной. Перекусить не желаешь?
– А что делать-то? – вопросом на вопрос. Выбрался из машины. – Пошли. Только у меня денег нет. – Последняя фраза не прозвучала извинением, но лишь констатацией факта.
– У меня есть. – Пастух тоже факт констатировал. – Хватит на пару.
Мальчик оказался из малоежек, попросил принести тарелку гречневой каши и чаю. Пастух не стал любопытствовать: что так хило да не экономит ли он чужие деньги; не его забота подорожных малолеток от пуза кормить. Да и брата в очередной раз вспомнил: тот в таком возрасте тоже ел с горем пополам. И не потому, что не хотел, а потому что в детдоме рацион был нещедрый. Вряд ли за десять лет что-то сильно поменялось в неизменно скудной сфере госпризрения. Мальчику поесть бы на халяву от пуза – так нет. Стесняется?..
Но это уж было Пастуху до лампочки!
Ели молча.
Мальчик вдруг спросил:
– А у вас дети есть?
– Тебе зачем? – Грубо получилось, но по делу.
