Гарольд Роббинс - Пират
Мариам посмотрела на мать, которая хранила молчание. Мать никогда не позволяла себе открыть рот в присутствии мужа.
— Да, отец, — повторила она.
— Теперь я хочу, чтобы ты припомнила, как нужно себя вести, — сказал ее отец. — Первым делом, ты должна быть скромна и благопристойна. И чтобы ты не позволяла себе ничего из тех фривольных привычек, которые усвоила от своих подружек в колледже.
— Да, отец, — устало повторила она в третий раз.
— Этот брак будет самым важным в стране, — сказал отец. — Всем известно, что твой первый сын станет наследником эмира.
Она искоса посмотрела на своего отца.
— А что если у меня будут только девочки?
Отец пришел в ужас.
— У тебя будут мальчики! — воскликнул он, словно это зависело только он него. — Ты меня слышишь? У тебя будут мальчики!
— Если на то будет воля Аллаха, — сказала она, скрывая улыбку.
— Да свершится воля его, — автоматически обронила мать.
— На то и есть воля Аллаха, — убежденно сказал отец. — Иначе зачем ему устраивать этот брак?
Мариам была поражена тем зрелищем, которое открылось ей из машины, когда они сквозь главные ворота въехали на просторы поместья. Она знала, что такое богатство, но подобного она еще не видела. В сравнении с Самиром, ее отец, который был одним из богатейших людей Бейрута, выглядел всего лишь преуспевающим торговцем. Взад и вперед сновали бесконечные толпы слуг. Она словно попала в другой мир.
В честь такого случая семья надела традиционные арабские одежды, но в саквояжах были платья по последней парижской моде, которые предполагалось надеть после торжественного обеда этим вечером.
— Опусти вуаль, — сказала мать, когда машина остановилась и к ней подбежали слуги открыть дверцы.
Мариам быстро прикрыла лицо, оставив открытыми только глаза. Взглянув на ступени лестницы, она увидела, что к ним спешит доктор Аль Фей. В полушаге от него шел Бадр. У нее перехватило дыхание. Они также были в традиционных одеяниях, и в облике ее жениха было неоспоримое величие наследника пустыни. Так мог выглядеть лишь настоящий шейх.
Ее отец вылез из машины. Самир с протянутыми руками встречал его.
— Ахлан, ахлан.
— Ахлан, фикум, — двое мужчин обнялись, обменявшись поцелуями.
Повернувшись, Самир представил своего сына. Приветствуя будущего тестя, Бадр сделал жест, говоривший о его покорности и уважении. Затем, на западный манер, протянул руку.
Из машины вылезла миссис Риад, приветствуемая Самиром. Через мгновение показалась Мариам. Отец подставил ей руку и подвел к доктору.
— Ты помнишь доктора Аль Фея?
Она быстро вскинула глаза, а затем, как принято, отвела их. Кивнув, она склонилась в почтительном поклоне.
Самир взял ее за руку.
— Дитя мое, — сказал он. — Добро пожаловать. Мой дом — всегда твой дом.
— Благодарю, — прошептала она. — Пусть будет на то воля Аллаха.
По знаку Самира Бадр подошел к ним. С благопристойностью опустив глаза, она видела только кончики его туфель, видневшиеся из-под развевающейся джеллабы.
— Мариам, — сказал Самир, — могу ли я представить тебе моего сына Бадра, твоего будущего мужа?
Не поднимая взора, она покорно склонилась и лишь потом подняла голову. На мгновение она почувствовала изумление. Никто не говорил ей, что у него голубые глаза. Сердце стало отчаянно биться и она чувствовала, что заливается краской под вуалью. Она увидела много того, о чем ей никогда не говорили. Он так высок. И так красив. Опустив глаза, она с трудом слышала свой собственный голос, произносивший слова приветствия, ибо сердце с гулом билось у нее едва ли не в ушах. В первый раз в жизни она испытала благодарность к родителям за то, что они не послали ее учиться за границу. Она была безнадежно влюблена.
* * *Обед был только формальным предлогом. Французский шеф-повар специально прибыл из Бейрута, чтобы приготовить его. Вместо обычных ливанских яств на столе были шедевры французской кулинарии, украшенные черной икрой из Ирана. Здесь же были кролики с рисом, шпигованные фруктами, жиго, но десерт был привычным — баклава, приготовленная более чем в двадцати видах.
В течение всего обеда подавали шампанское — единственное отступление от мусульманских законов. Женщины в длинных парижских платьях и мужчины в смокингах вели вежливые беседы — две семьи, знакомясь, сближались между собой.
Когда обед подходил к концу, мистер Риад поднялся.
— Если мне будет позволено, — с важным видом сказал он, — я хотел бы провозгласить тост за нашего щедрого хозяина, почтенного доктора Аль Фея. И пусть Аллах прольет свое благословение на него и на его семью.
Подняв стакан, он отпил глоток шампанского.
— И еще один тост, — быстро сказал он, не опуская стакана. Через стол он улыбнулся Бадру. — За моего будущего зятя, о котором я уже думаю, как о своем сыне, и за мою дочь. И пусть Аллах благословит их союз многими сыновьями.
Раздался благодушный смех и Мариам почувствовала, что краснеет. Она не осмеливалась посмотреть на Бадра, сидевшего напротив. Ее отец снова заговорил.
— И хотя вопрос о приданом никогда не поднимался между нашими семьями, я не хочу обходить этот древний и почтенный обычай. Ибо каким иным образом человек может выразить восхищение собственной дочерью и одобрение ее выбора?
Протестуя, Самир встал.
— Нет, Мохаммед, такой подарок, как твоя дочь — этого более чем достаточно.
— Мой дорогой доктор, — банкир улыбнулся, не давая Самиру возразить. — Неужели вы хотите лишить меня возможности получить столь приятное удовольствие?
— Конечно, нет, — Самир снова сел.
— Сын мой, — сказал Риад, поворачиваясь к Бадру, — в день вашей свадьбы на твое имя в моем банке в Бейруте будет открыт счет в миллион ливанских фунтов. Они будут твои, чтобы ты мог делать с ними все что захочешь.
Поднимаясь, чтобы поблагодарить своего тестя, Бадр бросил взгляд на Мариам. С пылающим лицом она сидела, не отрывая глаз от стола. Он повернулся к банкиру.
— Мой досточтимый отец, — медленно сказал он, — да будет Аллах свидетелем вашего благородства и щедрости. И единственное, о чем я молю, — чтобы вы не оставили меня своим попечением, дабы я мог с толком распорядиться столь щедрым подарком.
— Оно в твоем распоряжении, — быстро сказал Мохаммед.
Он был обрадован. Все шло, как он и планировал. Он был уверен, что этот счет положит начало делам, которые он будет вести с семьей Аль фей.
Самир поднялся. Обед подходил к концу. Он смотрел на Бадра.
— Было бы прекрасно, если бы ты показал своей невесте сад, — сказал он, — пока мы пойдем в библиотеку отдохнуть.
Кивнув, Бадр обошел стол и придержал Мариам, пока она поднималась. Он улыбнулся ей.
— Похоже, они хотят от нас избавиться.
Она кивнула. Бадр взял ее за руку и они направились к выходу в сад.
Когда они исчезли за дверью, миссис Риад повернулась к Набиле:
— Разве они не чудесная пара? — спросила она.
Направляясь к пруду в дальнем конце сада, никто из них не сказал ни слова. И наконец они оба заговорили одновременно.
Мариам остановилась.
— Простите.
— Это я виноват, — быстро сказал Бадр. — Что вы хотели сказать?
— Ничего особенного, — сказала она. — А что вы собирались сказать?
Они дружно рассмеялись, чувствуя взаимное смущение. Он посмотрел на нее сверху вниз.
— Я хотел спросить, как вы себя чувствуете, то есть относительно нашей будущей женитьбы?
Опустив глаза, она промолчала.
— Вы можете не отвечать сразу, — быстро добавил он. — Я все понимаю. Ведь у вас не было выбора, не так ли?
Она подняла на него глаза.
— А у вас?
В свою очередь Бадр промолчал. Порывшись в карманах пиджака, он вытащил пачку сигарет и протянул их ей.
— Вы курите?
Она отрицательно покачала головой.
Закурив, он сделал глубокий вдох, медленно выпустив дым.
— Вы придерживаетесь старомодных взглядов, не так ли?
— Да.
— В Америке я почти забыл, как здесь надо себя вести.
— Я всегда хотела побывать за границей, — сказала она. — Но отец не пускал меня. А вам здесь нравится?
— Да, — ответил он. — Люди здесь куда проще. В большинстве случаев ты точно знаешь, о чем они думают.
Она помедлила.
— У вас там была девушка?
— Какой-то особой не было. Но, конечно, случались встречи. А у вас?
— Мой отец очень строг. Он мне ничего не позволял. Когда я решила пойти в колледж, пришлось выдержать настоящее сражение.
Они снова помолчали. Бадр смотрел на тлеющий кончик своей сигареты. На этот раз первой заговорила она.
— У вас голубые глаза.
— Да, — сказал он. — Отец говорил, что это идет с времен войн за веру. С тех пор иной раз и попадаются голубые глаза.
Повернувшись, она стала смотреть в море. Голос ее теперь был еле слышен.
— Я, должно быть, очень разочарую вас после тех западных девушек, которых вы знали.
