Джон Коннолли - Шепчущие
«Парусный мастер» был единственным все еще работавшим на пристани заведением; другие стояли с заколоченными окнами и с замками на дверях, за которыми давно не осталось ничего, что можно было бы украсть. Проникший в них рисковал провалиться сквозь пол в холодную воду, потому что все эти строения, как и сама пристань, гнили и погружались в море. Чудом представлялось уже то, что «Парусный мастер» не рухнул давным-давно; более крепкий и прочный с виду, он покоился на тех же, что и соседи, ненадежных сваях.
Так что посещению бара сопутствовало ощущение опасности сразу отовсюду, и перспектива утонуть в бухте из-за неверного шага и прогнившей половицы представлялась проблемой относительно меньшей в сравнении с более явной угрозой физического насилия, серьезного или не очень, со стороны кого-либо из посетителей. В последнее время даже ловцы лобстеров захаживали в «Парусный мастер» нечасто, а тех, что все же приходили, интересовал не столько промысел, сколько выпивка – пили упорно, пока потребленная жидкость не начинала вытекать из ушей. Ловцами они назывались только по привычке, поскольку те, кто попадал в «Парусный мастер», уже давно смирились с фактом, что времена, когда они были полезными членами общества, вкалывавшими за достойную плату, остались в прошлом. Людей сюда заносило в тот момент, когда больше пойти было некуда, когда единственным концом виделись похороны с присутствием тех, кто знал тебя лишь по месту в баре и привычной выпивке, тех, кто, провожая тебя в последний путь, равно скорбели и о собственной жизни. Бар вроде «Парусного мастера» есть едва ли не в каждом прибрежном городке; об утраченном чаще вспоминают именно в таких заведениях, чем в поредевшем семейном кругу. В этом смысле «Парусный мастер» был – как буквально, так и фигурально – вполне подходящим местом для заканчивающих земной путь, поскольку на борту корабля именно мастер зашивал умершего в парусину и перед тем, как сделать последний стежок, колол его иглой в нос, дабы удостовериться, что бедняга и впрямь отдал концы. В баре к таким мерам не прибегали; его завсегдатаи упивались до смерти, так что когда клиент переставал заказывать выпивку, то был верный знак, что своей цели он достиг.
Хозяином «Парусного мастера» был некто Джимми Джуэл, хотя я ни разу не слышал, чтобы кто-то называл его иначе, как «мистер Джуэл». Джимми Джуэл владел пристанью, на которой и стоял бар, и еще несколькими заведениями вроде «Парусного мастера»: жилыми домами, едва ли соответствовавшими такому определению; полуразвалившимися строениями на набережной и в боковых улочках города на всем пути от Киттери до Калиса; и незастроенными участками, использовавшимися единственно для сохранения грязных луж с застоявшейся дождевой водой. Участки не продавались и никаких указаний на их владельца не имели, если не считать таковыми запретительные знаки со словами «посторонним вход воспрещен»; некоторые из этих знаков выглядели вполне официально, другие представляли собой обычные дощечки с разнообразными и весьма креативными вариантами написания вышеуказанного предостережения.
Объединяла все эти участки и строения неопределенная перспектива когда-нибудь, в некоем отдаленном будущем вызвать интерес какого-нибудь девелопера. Пристань, на которой стоял «Парусный мастер», должна была, как поговаривали, стать частью проекта по переустройству пирса. В расчете на привлечение 160 миллионов долларов власти надеялись вдохнуть в набережную новую жизнь, сделав ее коммерчески привлекательной, для чего собирались возвести новый отель, офисные высотки и построить терминал для круизных судов. Впоследствии проект забросили, и чем дальше, тем больше он отодвигался в неопределенное будущее. Порт переживал не лучшие времена. Международный морской терминал, некогда заполненный грузовыми контейнерами, ожидающими погрузки на корабли и баржи, затих и почти не подавал признаков жизни. Количество рыболовных судов, доставляющих улов на рыбный рынок у портлендского рыбацкого пирса, сократилось за пятнадцать лет с 350 до 70, и предполагаемое сокращение разрешенных для рыбного промысла дней грозило подорвать сами основы жизни рыбаков. Служба скоростного сообщения между Портлендом и Новой Шотландией прекратила свое существование, лишив многих работы, а порт дохода. Некоторые видели спасение набережной в увеличении численности баров и ресторанов, но их противники указывали на то, что порт может превратиться в подобие тематического парка с дюжиной влачащих жалкое существование ловцов лобстеров, оставленных ради сохранения местного колорита, и у Портленда останется лишь тень великой глубоководной гавани, на протяжении трех столетий определявшей идентичность самого города.
Посреди всей этой неопределенности и восседал, держа нос по ветру, Джимми Джуэл. Нельзя сказать, что Джимми было наплевать на Портленд, пирсы и историю города. Просто деньги он ценил больше.
Но приходящие в упадок здания хотя и составляли значительную часть его инвестиционного портфеля, однако полностью не отражали широты деловых интересов Джимми. Он имел свою долю во внутренних и трансграничных перевозках и едва ли не больше всех на северо-восточном побережье знал о контрабанде наркотиков. Занимался он главным образом марихуаной, но в последнее время серьезно пострадал от крупных налетов и теперь, по слухам, несколько отошел от наркобизнеса в пользу более легальных предприятий или предприятий, выглядящих таковыми, что вовсе не одно и то же. Старые привычки не отпускают, и когда подворачивалось что-то противозаконное, Джимми не отказывался – как ради денег, так и ради удовольствия, которое приносило ему нарушение закона.
Звонить заранее, чтобы договориться о встрече, не пришлось. Сердцем империи Джимми был «Парусный мастер». За баром у него имелся небольшой офис, использовавшийся главным образом как склад. Сам же Джимми обычно проводил время у стойки, где читал газеты, отвечал на редкие звонки, поступавшие на древний телефонный аппарат, и без конца пил кофе. Там я и застал его, когда вошел в то утро в «Парусный мастер». Больше никого не было, если не считать бармена в засаленной белой футболке, переносившего со склада ящики с пивом. Звали бармена Эрл Хэнли, и это был тот самый Эрл Хэнли, который работал в «Голубой луне» тем вечером, когда Салли Кливер умерла от побоев своего бойфренда; владельцем «Парусного мастера», как и «Голубой луны», был один и тот же человек – Джимми Джуэл.
При моем появлении Эрл поднял голову. Если ему и понравилось увиденное, то он предпринял мужественную попытку скрыть этот факт. Физиономия его сморщилась, сделавшись похожей на свежесмятую бумажку; впрочем, она и в спокойные моменты напоминала последний орех, оставшийся в вазе через неделю после Дня благодарения. Со стороны казалось, что он состоит из нескольких шаров из покрытого коркой жира, верхний из которых венчали жирные черные волосы. Круглыми у него были даже бедра. Когда Эрл двигался, я почти слышал, как переливается в теле жир.
Джимми обычно носил черный костюм гробовщика и синюю рубашку с открытым воротом. Был он худ, волосы разнообразных оттенков седины смазывал помадой, слегка отдававшей гвоздикой. Высокий, выше шести футов, Джимми немного сутулился, будто держал на плечах ношу, невидимую другим, но давившую на него самого. Правый уголок рта всегда был приподнят, как будто жизнь представлялась ему забавной комедией, которую он лишь наблюдал со стороны. Джимми не был плохим парнем, что обычно справедливо в отношении контрабандистов и наркодилеров. В прошлом он пару раз сталкивался с моим дедом, служившим в полиции штата и давно знавшим Джимми, но они уважали друг друга. Джимми пришел на похороны деда, и его скорбь была искренней. Я с ним редко имел дело, но временами наши пути пересекались, и пару раз, когда я обращался с вопросом, он направлял меня в нужную сторону, ставя условием, что никто не пострадает и полиция останется в стороне.
Джимми оторвался от газеты, и его полуулыбка дрогнула, как лампочка, моргнувшая из-за секундного сбоя электропитания.
– А маску тебе не полагается носить? – спросил он.
– С какой стати? У тебя еще есть, что украсть?
– Нет, но я подумал, все вы, мстители, носите маски. Чтобы потом, когда вы исчезаете в ночи, люди могли спросить: «Кто же он, этот мститель в маске?» В противном случае ты просто парень, который одевается не по возрасту, чтобы выглядеть моложе, сует нос, куда не следует, и удивляется потом, когда его как следует прижмут.
Я сел на стул напротив. Джимми вздохнул и сложил газету.
– Так я, по-твоему, одеваюсь не по возрасту? Хочу выглядеть моложе?
– Сейчас, если хочешь знать мое мнение, все одеваются так, чтобы выглядеть помоложе. Если вообще одеваются. Я еще помню времена, когда даже шлюхи в барах не одевались так, как некоторые девчонки сегодня, причем и зимой, и летом. Иногда так и хочется купить каждой пальто. Но что я знаю о моде? Для меня любой костюм, если он не черный, выглядит так, как если бы его мог носить Либераче[11]. – Он протянул руку. Мы поздоровались. – Как дела, парень?
