Калеб Карр - Алиенист
Однако беседе было неизбежно суждено вернуться к убийству Санторелли, и на комнату словно легла тень глубокой печали и дурных предзнаменований, не оставившая и следа от приятных воспоминаний, – расправилась с ними с той жестокостью, с которой неизвестный убийца обошелся с телом мальчика на башне у моста.
ГЛАВА 6
– У меня здесь ваш отчет, Крайцлер, – сказал Теодор, доставая документ из ящика своего гигантского стола. – Здесь же находится заключение коронера. Представьте себе, ничего нового тот обнаружить так и не смог.
В ответ Крайцлер лишь кивнул со знакомой брезгливостью:
– В наше время на должность коронера может претендовать любой мясник или дипломированный аптекарь. Не сложнее, чем устроиться главным врачом в психиатрическую клинику.
– Согласен. Но, возвращаясь к вашему отчету, у меня сложилось впечатление, что он указывает…
– На все, что я обнаружил он не указывает, – осторожно прервал его Крайцлер. – Разумеется, там не упомянуто несколько самых важных моментов.
– То есть? – Теодор удивленно взглянул на него, даже уронив пенсне, которое носил на службе обычно. – Прошу прощения?
– Слишком много глаз в Управлении просматривают отчеты, комиссар. – Крайцлер изо всех сил старался говорить дипломатично – в его случае для этого требовались значительные усилия. – Мне бы не хотелось, чтобы некоторые детали стали… достоянием общественности. Пока, во всяком случае.
Теодор некоторое время молчал, задумчиво сузив глаза.
– Вы пишете, – произнес он тихо, – об ужасных ошибках.
Крайцлер поднялся, подошел к окну и чуть отодвинул жалюзи.
– Во-первых, Рузвельт, вы должны пообещать мне, что впредь такие субъекты, как, – последовавшие имя и должность он произнес с явным отвращением, – детектив-сержант Коннор, не будут ставится в известность относительно этого дела. Этот человек все утро снабжал прессу фальшивыми сведениями – домыслами, которые в итоге могут стоить жизни многим невинным людям.
Обычно хмурое чело Теодора собралось положительно глубокими складками:
– Черт побери! Если это правда, доктор, я заставлю этого человека…
Крайцлер предостерегающе поднял руку:
– Просто пообещайте мне, Рузвельт.
– Даю слово. Только передайте мне слова Коннора.
– Он дал понять некоторым репортерам, – начал Крайцлер, прохаживаясь по кабинету, – что в убийстве Санторелли повинен человек по имени Вульфф.
– Тогда как вы уверены в обратном?
– Несомненно. Действия Вульффа определенно лишены умысла и слишком бессистемны. Хотя он совершенно свободен от каких бы то ни было моральных запретов и не испытывает отвращения к насилию.
– В таком случае вы признали его… – для Рузвельта подобный язык был несколько непривычен, – психопатом? – Крайцлер удивленно поднял бровь. – Я ознакомился с некоторыми вашими трудами последнего времени, – продолжил Теодор с некоторой долей застенчивости. – Хотя не сказал бы, что многое в них понял…
Крайцлер кивнул, загадочно улыбаясь:
– Вы спрашиваете, психопат ли Вульфф? Безусловно, в его случае наблюдается естественное психопатическое чувство неполноценности. Но вот называть его психопатом… Если вы читали соответствующую литературу, Рузвельт, вы наверняка согласитесь, что в данном случае все зависит от того, на чьи мнения мы опираемся.
Почесав подбородок, Рузвельт кивнул. Тогда я не придал словам Ласло особого значения, но спустя несколько недель понял, что это были главные камни преткновения в споре Крайцлера со своими многочисленными коллегами – битве, которая впоследствии развернулась главным образом на страницах «Американского журнала умопомешательства», ежеквартального издания, принадлежавшего сообществу главных врачей различных клиник для душевнобольных: тот выпуск был посвящен пациентам, одержимым манией убийства. Мужчины и женщины, с точки зрения психиатрии, совершенно здоровые, чей интеллектуальный уровень вполне соответствовал общепринятым нормам, тем не менее совершали дикие акты насилия, не укладывавшиеся ни в какие рамки современной морали, в связи с чем немецкий психолог Эмиль Крэпелин предложил включать таких пациентов в класс так называемых «психопатических личностей». Классификация в целом была принята, однако возник серьезный вопрос – каким видом психического расстройства в таком случае, предполагается, страдают эти «психопаты»? Многие врачи утверждали, что подобные пациенты явно ненормальны, однако затруднялись назвать причины заболевания, считая, что их открытие – не более чем вопрос времени. Крайцлер же полагал, что психопатия является следствием неких экстремальных переживаний в детстве пациента и не имеет отношения к подлинным патологиям. Рассматривая действия таких людей в контексте пережитого ими, можно не только верно оценивать их мотивы, но даже и предугадывать их поведение (что в принципе невозможно в случае с настоящими сумасшедшими). И этот диагноз определенно подходил Генри Вульффу.
– В таком случае вы объявите его достаточно вменяемым, и он предстанет перед судом? – спросил Рузвельт.
– Да. – При этих словах лицо Крайцлера слегка омрачилось и он опустил взгляд на свои руки, сцепив их вместе. – И, что не менее важно, еще задолго до того, как свершится правосудие, мы получим доказательства, что этот человек никоим образом не причастен к делу Санторелли. Жуткие доказательства. Я понял, что больше молчать не могу.
– И?…
Крайцлер опустил руки и вернулся к окну.
– Боюсь, это будут новые тела. Особенно если кто-то попытается связать Вульффа с Санторелли. Да. – Голос его сделался глуше. – Он будет вне себя, если таким образом у него вдруг отберут заслуженную славу.
– Кто будет?!
Но Ласло будто не услышал меня.
– Может быть, кто-то из вас, – продолжил он все в той же отстраненной манере, – помнит любопытное дело, имевшее место три года назад и также связанное с убийством ребенка? Рузвельт, боюсь, это пришлось на пик вашей политической борьбы в Вашингтоне, так что вы наверняка не в курсе. Что же до вас, Мур, мне кажется, вы в те годы были увлечены не менее напряженной борьбой с редакцией «Вашингтон Пост», мечтавшей заполучить голову мистера Рузвельта.
– «Пост», – произнес я с отвращением. – «Пост» тогда просто по уши зарылась во всю эту грязь – с каждым нелегальным назначением в госаппарате…
– Да-да, – прервал меня Крайцлер, поднимая усохшую руку. – Никто не ставил под сомнение достойность вашей позиции. И вашу лояльность, хотя редакторы ваши, похоже, под конец и сами не знали, кого им следует поддержать.
– В результате они пришли в себя, – сказал я, несколько раздув грудь. – Не то чтобы это сохранило мне работу.
– Ну-ну, Мур, ни к чему винить себя во всех бедах. Впрочем, мы отвлеклись: как я уже сказал, три года назад в водонапорную башню рядом с жилым домом на Саффолк-стрит, что к северу от Дилэнси ударила молния. Башня была самой высокой постройкой в районе, и событие это было бы вполне объяснимым, если бы не одно необычное обстоятельство. Когда жильцы соседнего дома вместе с пожарной командой добрались до крыши, кому-то, возможно, удар молнии показался провидением, ибо в башне обнаружили тела двух детей. Брата и сестры. Их горла были перерезаны. Так вышло, что я был знаком с их семьей. Они были евреями из Австрии. Сами дети были просто прелестными – правильные черты, огромные карие глаза, – хоть и слыли большими непоседами. В известном смысле – позором семьи. Воровали, лгали, обижали других детей, словом, были совершенно неуправляемы. Как следствие, мало кто из соседей сожалел об их смерти. Когда их нашли, тела уже находились на стадии разложения. Мальчик упал в воду с платформы, где его первоначально оставили, и тело сильно раздуло. Девочка была в лучшем состоянии, поскольку все это время пребывала в сухом месте, но все возможные улики были уничтожены очередным некомпетентным коронером. Своими глазами я ничего не видел – только официальные отчеты с места преступления, однако одна деталь мне запомнилась, – и он левой рукой показал на свое лицо. – У жертв не было глаз. По коже у меня побежали мурашки и я вспомнил, что говорил прошлой ночью Рузвельт. Кроме Санторелли, убили еще двоих. Глядя на Теодора, я понял, что он сейчас подумал о том же – он застыл на месте, в глазах его полыхнуло мрачное предчувствие чего-то крайне неприятного. И также одновременно мы попытались от этого чувства избавиться. Я – молча, Рузвельт при этом заговорил:
– Но это не так уж и необычно. Особенно в случаях, когда тела находятся непогребенными столько времени. Да и если глотки были перерезаны, из них вытекло достаточно крови, чтобы привлечь пожирателей падали.
– Возможно, – ответил Крайцлер, сопроводив свои слова легким кивком, и снова принялся мерить шагами комнату. – Но водонапорная башня была опечатана как раз из тех соображений, чтобы не допустить внутрь грызунов и прочих падальщиков.
