Гиллиан Флинн - Негодяи (сборник)
Плана не было. Только желание вернуть кафтан.
Маркиз де Карабас двинулся вперед. У него в кармане был конверт с поэмой любви, он был завернут в мокрое одеяло, и он ненавидел брата за то, что тот спас его.
Когда ты сделал себя из ничего, тебе нужен образец, то, к чему стремиться, или то, от чего стремглав бежать. То, чем ты хочешь стать, или то, чем ты не хочешь стать никогда.
Маркиз четко знал, кем он не хочет стать, когда мальчишкой был. Он совершенно не хотел стать Перегрином. Никоим образом. Он хотел стать элегантным, неуловимым, гениальным, но более всего он желал быть уникальным.
В точности как Перегрин.
Суть в том, что, как ему рассказывал беглый Пастух, которому он помог пробраться на свободу, переправившись через Тайберн, даровав ему короткую, но радостную жизнь шута в лагере римского легиона, расположившегося у реки в ожидании приказов, которые уже никто не отдаст, что Пастухи ничего не заставляют тебя делать. Просто используют твои естественные желания и стремления, немного подталкивают, и ты действуешь вроде бы совершенно естественно, но в результате так, как им необходимо.
Он это помнил, а потом забыл, поскольку испугался остаться в одиночестве.
Вплоть до нынешнего момента маркиз не понимал, как он боится остаться в одиночестве, с какой радостью он увидел, что еще несколько человек идут в том же направлении, что он сам.
– Рад, что ты здесь, – сказал один из них.
– Рад, что ты здесь, – сказал другой.
– И я рад, что я здесь, – сказал де Карабас. Куда он идет? Куда они идут? Так хорошо, что они идут в одну сторону вместе. Вместе всегда безопаснее.
– Хорошо быть вместе, – с удовлетворенным вздохом сказала худощавая светлая женщина. Так и есть.
– Хорошо быть вместе, – сказал маркиз.
– В самом деле. Хорошо быть вместе, – сказал тот, что шел по другую сторону от него. Было в нем что-то знакомое. С большими, как веера, ушами и носом, будто толстая серо-зеленая змея. Маркиз уже задумался, не встречался ли он с ним раньше, попытался вспомнить, где именно, и тут его похлопал по плечу мужчина с большой тростью с загнутым концом.
– Мы же не будем идти не в ногу, так ведь? – успокаивающе сказал человек. Конечно, нет, подумал маркиз и слегка прибавил шагу, чтобы идти в ногу с остальными.
– Это хорошо. Не в ногу – значит, не в своем уме, – сказал человек с палкой и двинулся дальше.
– Не в ногу – не в своем уме, – сказал вслух маркиз. Как же ему раньше не приходила в голову такая мысль, такая простая, такая очевидная. Но крохотная его часть, еле заметная, задумалась, что же это означает на самом деле.
Они пришли туда, куда шли, и так хорошо было оказаться среди друзей.
Время в том месте текло странно, но вскоре маркиз и его друг с серо-зеленым лицом и длинным носом получили работу, настоящую работу. Они избавлялись от тех членов стада, которые более не могли ни идти, ни служить после того, как все полезное было взято для другого использования. Они забирали последнее, что осталось, волосы, нутряной жир, а потом оттаскивали ненужное к яме и выкидывали. Трудились подолгу, тяжело, работа была грязная, но они делали ее вместе и в ногу.
Несколько дней работали, гордые собой, когда маркиз заметил, что его что-то раздражает. Похоже, кто-то хотел привлечь его внимание.
– Я за тобой следил, – прошептал чужой. – Знаю, ты не хотел, чтобы я это делал. Но, это, так надо было.
Маркиз не понял, о чем говорит чужой.
– У меня есть план бегства, как только ты пробудишься, – сказал чужой. – Проснись, пожалуйста.
Маркиз не спал. И снова подумал, что не понимает, о чем говорит чужой. Почему он думает, что он спит? Маркиз сказал бы что-нибудь, но надо было работать. Он задумался, разделывая на части следующего из бывших членов стада, и решил, что есть то, что он желает сказать, объяснить, почему чужой его раздражает.
– Работать хорошо, – сказал вслух маркиз.
Его друг с длинным гибким носом и огромными ушами закивал головой.
Они работали. Через некоторое время его друг подхватил то, что осталось от бывших членов стада, и кинул в яму. Яма была очень глубокой.
Маркиз пытался не обращать внимания на чужака, который стоял у него за спиной. И ужасно расстроился, когда почувствовал, как что-то закрыло ему рот, а руки ему завели за спину. Непонятно, что теперь делать. Он теперь явно не в ногу со стадом, надо бы пожаловаться, надо бы позвать друга, но его губы были чем-то плотно заклеены, и он мог лишь издавать нечленораздельные звуки.
– Это я, – прошептал голос у него за спиной. – Перегрин. Твой брат. Тебя поймали Пастухи. Нам надо выбираться отсюда.
– Угу, – через некоторое время произнес голос.
Раздался голос, будто какой-то лай. Стал ближе – визгливый лай, внезапно перешедший в торжествующее завывание. И такой же вой с разных сторон.
– Где твой товарищ по стаду? – рявкнул чей-то голос.
– Он ушел туда, – зазвучал в ответ низкий голос, похожий на слоновий. – Ушел с другим.
– Другим?
Маркиз надеялся, что они найдут его и со всем разберутся. Явно произошла какая-то ошибка. Он хотел идти в ногу со стадом, а теперь он идет не в ногу, он жертва, не по своей воле. Он хотел работать.
– Ладсгейт! – прошептал Перегрин. Их окружили силуэты людей, не совсем людей – с вытянутыми лицами, одетых в лохматые шкуры. И они возбужденно переговаривались.
Люди развязали маркизу руки, но оставили клейкую ленту поверх рта. Ему было без разницы. Сказать ему было нечего.
Успокоившись от того, что все кончилось, маркиз уже собрался вернуться к работе, но, к его легкому удивлению, он, его похититель и его друг с огромным длинным гибким носом шли прочь от ямы по настилу, а затем дошли до стоящих одна к одной, будто соты, крохотных комнаток, наполненных людьми, упорно трудящихся в ногу друг с другом.
Узкая лестница вверх. Один из сопровождающих, в лохматой шкуре, поскребся в дверь.
– Войдите! – ответил голос. Маркиз ощутил возбуждение, почти что сексуальное. Этот голос. Голос того, которого маркиз желал бы радовать всю свою жизнь. Всю свою жизнь? Сколько? Неделю? Две недели?
– Заблудшая овца, – сказал один из сопровождающих. – Хищник. И его товарищ по стаду.
Комната оказалась огромной, на стенах висели картины, написанные маслом. Пейзажи по большей части, потемневшие от времени, дыма и пыли.
– Зачем? – спросил человек, сидящий за столом. – Зачем вы потревожили меня из-за такой чепухи?
– Потому, – начал голос, в котором маркиз узнал голос своего неудавшегося похитителя, – что ты отдаешь приказы, что я, появись я в пределах Шепердс-буш, должен был бы быть приведен к тебе на расправу лично.
Человек отодвинул стул и встал. Пошел к ним, выходя на свет. У стены стояла деревянная палка с крюком, и он взял ее, проходя мимо. Несколько долгих секунд смотрел на них.
– Перегрин? – наконец сказал он, и маркиз снова задрожал от возбуждения. – Я слышал, ты в отставку ушел. Монахом стал или что-то вроде. Даже не мечтал, что ты посмеешь прийти.
Голову маркиза наполнило нечто огромное. Нечто наполнило его голову и сердце. Что-то совершенно невообразимое, но такое, что он буквально мог его коснуться.
Пастух протянул руку и сорвал клейкую ленту со рта маркиза. Маркиз понимал, что он должен быть вне себя от радости, быть в возбуждении от того, что этот человек обратил на него внимание.
– А теперь понимаю… кто бы мог подумать?
У Пастуха был низкий и звучный голос.
– Он уже здесь. И уже один из наших? Маркиз де Карабас. Знаешь, Перегрин, я давно мечтал вырвать тебе язык, размозжить тебе пальцы у тебя на глазах, но теперь думаю, насколько же приятнее будет, если последнее, что ты увидишь, будет то, что твой собственный брат, один из стада, станет твоим палачом.
Голову маркиза наполнило нечто огромное.
Пастух был пухлым, откормленным и превосходно одетым. С седеющими волосами песочного цвета и раздраженным лицом. На нем был прекрасный кафтан, который, правда, был ему немного маловат. Кафтан цвета мокрой улицы в полночь.
Нечто огромное наполнило голову маркиза, и он понял, что это ярость. Ярость, которая начала пожирать его, будто лесной пожар, готовая уничтожить все на своем пути своим пламенем.
Кафтан. Изящный. Прекрасный. Так близко, что стоит лишь протянуть руку, и он его коснется.
Его кафтан, безо всяких сомнений.
Маркиз де Карабас не подал ни малейшего признака того, что пробудился. Это было бы ошибкой. Он думал, и думал очень быстро. Его мысли не имели ни малейшего отношения к этой комнате. У маркиза единственное преимущество перед Пастухом и его овчарками. Он знает, что он пробудился, и контролирует свои мысли, а они – нет.
Он выдвинул гипотезы. Обдумал гипотезы. И стал действовать.
