Эрик Ластбадер - Сирены
Прямо с порога она устремилась к заднему самому лучшему столику, стоявшему возле окна. Оттуда открывался вид на глухие грязные кирпичные стены, испещренные всевозможными надписями. Тощий пес, бродивший по булыжной мостовой, остановился и поднял шелудивую заднюю ногу.
Сидевший за столиком человек жадно жрал — именно жрал, а не ел — блюдо, представляющее собой обжаренные в масле яблоки. Он то и дело запускал здоровенные ладони, заканчивавшиеся клешнеобразными пальцами, в глубокую тарелку и запихивал еду в широко раскрытый рот такими пригоршнями, что всякий раз ронял по несколько кусков.
Она стояла неподвижно, вглядываясь в это лицо, в бледные, почти бесцветные глаза и шапку рыжеватых волос. Жир капал с тонких губ, а к розовым щекам прилипли кусочки пицци.
Она произнесла вслух имя, его имя, и лицо медленно обратилось к ней. Не вынимая из кармана правую руку, она обхватила пальцами теплую рукоять пистолета. Нащупав курок, она вытащила оружие и несколько раз выстрелила в упор в потное, заляпанное жиром лицо.
Ничего не произошло, и, опустив глаза, она в ужасе уставилась на золотую статуэтку, которую держала в руке, направив голову в сторону раскрытого рта.
Лицо оглушительно захохотало. Капельки жира и крошки полетели во все стороны от растянувшихся губ и остро заточенных краешков ослепительно белых зубов, и она увидела черный, зияющий провал рта, огромный, как ночное небо. Пронзительный хохот заполнил весь ресторан, отражаясь от низкого потолка и выложенных плиткой стен, и она развернулась, намереваясь бежать куда глаза глядят. Однако жесткая здоровенная рука кольцом сдавила ее запястье.
— Постой, моя милая. — Она прочитала эту фразу по движениям губ и в тот же миг обнаружила в своей открытой ладони настоящий пистолет. Крепко сжав его в руке, она, не раздумывая, нажала на курок. Раздался страшный грохот; пистолет дернулся в ее руке раз, два, три.
Однако развороченное пулями, истекающее кровью лицо принадлежало не Аурелио Окасио. Это было лицо Джорджа.
Раздался новый взрыв хохота, еще более грубого и жесткого, и когда она, не помня себя, стремглав кинулась в ночь, он летел ей вслед, гремел в ушах с неослабевающей силой...
Она громко закричала и проснулась. В вышине над ее головой какая-то птица с ярким оперением, возможно кардинал, издавала пронзительные крики, подозрительно напоминавшие отголоски вчерашней вечеринки или смеха из ее сна.
Все еще полусонная, она зажмурила глаза, с трудом соображая, где она находится. Где-то между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. Разлепив сухие губы, она села на траву и позвала почти шепотом:
— Рубенс?
Поежившись, она притянула колени к груди и положила кружащуюся голову на ладони. Ужасная головная боль впилась в нее острыми когтями, и Дайна, зарычав, как раненый зверь, открыла глаза навстречу солнечному свету. «Мне надо подняться и уйти в тень», — подумала она и осталась сидеть на месте.
— Рубенс? — она осторожно огляделась вокруг. Взгляд ее упал на высокое проволочное ограждение корта, и она тут же отвела его в сторону: оно ослепительно сверкало под прямыми лучами солнца. Во рту у нее все пересохло и слиплось, и ей было больно глотать. «Обезвоживание, — тупо подумала она. — О, господи!» Крик едва не вырвался у нее из груди, когда она притронулась к раскалывающейся голове.
— Ну наконец-то ты проснулась, — сказал Рубенс, появляясь из зарослей.
— Ш-ш-ш! — предостерегающе прошипела она. Его голос отдавался в ее ушах залпами двух десятков орудий.
Опустившись на корточки, Рубенс бросил Дайне на колени шелковый пеньюар и протянул ей стакан с апельсиновым соком.
— На, выпей, — произнес он потише. — Мария приготовила его только что. Она вернулась, решив дать нам еще один шанс.
— Куда она уходила? — изумленно спросила Дайна.
— Долго рассказывать. Давай же. — Он вложил холодный стакан в ее ладонь. — Выпей. Я положил в него пару таблеток тилинола.
Она осторожно поднесла стакан к губам и стала пить. Вкус был настолько хорош, что она выпила половину, прежде чем перевела дыхание. Прищурившись от яркого света, она посмотрела на Рубенса, одетого в костюм-тройку.
— Ты определенно не выглядишь потрепанным.
Он улыбнулся.
— Мгновенное восстановление.
— Только не говори мне, что ты едешь в офис так рано.
— Сейчас два часа тридцать минут пополудни.
— Проклятье! Мне надо было позвонить Ясмин.
— Я не хотел будить тебя.
— Черт побери, Рубенс!
Она обхватила голову руками. Рубенс посмотрел на нее сверху вниз.
— Ты вела себя вчера вечером, как настоящее дерьмо. Она плакала, когда уходила.
— Ты видел, как она уходила? — Это был идиотский вопрос, и Рубенс оставил его без ответа.
Откуда-то из зарослей донесся резкий, отрывистый хлопок дверцы автомобиля. Собака гавкнула несколько раз и замолкла. Дайна услышала ритмичное постукивание баскетбольного мяча по асфальту, удар о щит и торжествующий возглас молодого парнишки.
Поднявшись, она направилась к бассейну. Вода была прохладной и чистой. В ней не плескались и не резвились никакие животные. "Назад в «Маринлэнд», — подумала она, вспомнив дельфина и нырнула в воду в том конце бассейна, где было поглубже.
Внезапное ощущение холода привело ее в чувство и мгновенно утихомирило боль в голове. Вынырнув на поверхность, она поплыла в дальний конец и там выбралась на бортик. Взглянув влево, она увидела поливочную установку, с шипением разбрызгивавшую воду над зеленой лужайкой. Она заметила мгновенный взгляд, брошенный на нее мексиканцем, подстригавшим кусты, но не сделала ни малейшей попытки прикрыть свою наготу. Повернувшись к Рубенсу, она поднесла ладонь к глазам, защищаясь от солнечного света, бившего ей прямо в лицо.
— Не сиди в офисе целый день. Давай поужинаем на корабле.
Он подошел к ней, состроив огорчительную мину.
— Извини. Я думал, что предупредил тебя вчера. Я должен лететь в Сан-Франциско. Если я не закрою сделку по проекту Стиксон Бич сегодня, то она не пойдет в счет этого годового налога.
— О, господи. Это ведь не обязательно делать сегодня. Рубенс поцеловал ее.
— Шуйлер говорит, что это жизненно важно. Иначе я потеряю полмиллиона. Даже я счел бы это жизненно важным. — Он погладил ее по спине. — Но я вернусь через два, максимум три дня, и тогда мы проведем на корабле несколько дней. Идет?
Он оставил ее на краю бассейна под лучами яркого солнечного света в окружении тихих полуденных звуков. Высокая, загорелая, атлетически сложенная, она стояла молча и смотрела ему вслед.
Она не шелохнулась, услышав, как завелся двигатель и заскрипел гравий под колесами лимузина, увозившего Рубенса от нее. Ей хотелось сорваться с места, кинуться вслед за ним через сад и дом и остановить его. Однако это было невозможно, и поэтому она не тронулась с места.
Похожие на бусинки капельки воды катились вниз по ее плечам, спине, ногам, ягодицам; стекали горячими ручейками между бедер. Вскоре солнце высушило ее окончательно, и под его теплыми лучами кожа стала гладкой и упругой. Дайна принялась натираться лосьоном, глядя на спину садовника, стараясь молча, одним взглядом, заставить его обернуться.
Однако этого не произошло и, закончив натираться, Дайна легла в шезлонг и закрыла глаза. Теперь из внешних раздражений она воспринимала только звуки, да и те казались какими-то разобщенными и бессвязными, как если бы они не имели никакого отношения к ней или даже к тому месту, где она пребывала. Поливальные машины все еще свистели и гудели, а мальчик, игравший в баскетбол, должно быть ушел в дом. Через некоторое время единственным звуком, достигавшим ее слуха, был шум ветра в верхушках пальм. Солнечные лучи окрашивали ее веки в красный цвет, а ласковый ветерок сдувал длинные пряди волос с лица, так что они развевались у нее за спиной, как знамя.
* * *Она крепко обнимала его руками за пояс, вдыхая чудесный запах потертой кожи и длинных волос со слабой примесью аромата одеколона. «Или это его собственный запах, как после долгой физической работы?» — подумала она.
Для нее это был не столько сексуальный, сколько подлинно мужской аромат. Ее грудь вздымалась от бурного дыхания. Она чувствовала изгиб его позвоночника, когда он еще больше наклонялся вперед, напряжение мышц, порожденное импульсами восхитительного опьянения скоростью, пронизывавшими его с ног до головы. Оно было заразительным. Дайна ощущала, как оно растекается по ее телу, и, задрав голову, дотянулась губами до его уха.
— Быстрей, — кричала она. — Быстрей, Крис!
Он заявился в дом Рубенса на «Харлее», когда она лежала, растянувшись в шезлонге возле бассейна. Он провел в студии всю ночь и не имел ни малейшего желания сидеть на месте и маяться от скуки. То же самое в тот момент можно было сказать и про нее.
Она открыла глаза в тот миг, когда они помчались вниз по Пасифик Пэлисайдс, и увидела океан: тяжелые и темные впадины между волнами и их сверкающие на солнце, словно жидкое золото, гребни. У нее защемило сердце от внезапного приступа непреодолимого желания увидеть голубые бурные воды Атлантики.
