Эрик Гарсиа - Великолепная афера
— Так, — говорит Анджела. — Ты мой отец.
— Вроде того, — отвечает Рой. — Это… это выяснил доктор Клейн.
— Круто. Ведь у меня не было отца, понимаешь?
— А твоя мама не рассказывала тебе про меня?
Анджела качает головой.
— Она говорила мне, что ты умер.
Рой сглатывает слюну.
— Понимаю.
— Но я… я видела фотографии и другие вещи, но не знала… я решила, что так оно и есть, и не думала об этом много.
Она подняла глаза на Роя, а ему было тяжело смотреть ей в глаза.
— А что… может, ты хочешь покачаться на качелях?
Рой не особенно уютно чувствовал себя на сиденье качелей, но он вцепился в металлическую цепь и потянул ее на себя. А Анджела… она уже взлетала вверх-вниз и сгибала и выпрямляла ноги, чтобы раскачаться сильнее.
— А этот доктор вообще-то хороший.
— Док Клейн? — спрашивает Рой. — Да, он молодчина.
— Мы говорили с ним, когда ехали сюда. После того, как он встретил меня с поезда.
— И о чем же? — поинтересовался Рой.
— Да о многом. О его жене.
— У него есть жена? — спрашивает Рой.
— Да. А ты что, не знал?
— Да мы, когда встречаемся, обсуждаем в основном мои дела, — поводит плечом Рой. — А как ее зовут?
— Его жену? Лили, — отвечает Анджела. — Он показывал мне ее фото. Она ничего. И мы говорили о том, как все происходит, о моей маме; о том, что она говорит мне, что она делает. Я спросила у него кое-что о тебе, ну и вообще.
— И что же он рассказал обо мне?
Анджела резко распрямляет ноги, взлетает выше прежнего.
— Что ты жил для себя, что ты хотел увидеться со мной. Чтобы я не напугала тебя и так далее.
— Не напугала меня?
— Я не знаю. Я же сказала, что он хороший, но не сильно сообразительный.
Она снова качается медленнее, в такт с вялыми раскачиваниями Роя.
— А ты растолстел, — вдруг как бы между прочим объявляет она.
— Да?
— Да. По крайней мере по сравнению с тем, каким ты был на тех фотографиях, что я видела.
Рой пожимает плечами.
— В старости люди полнеют.
— Некоторые мужчины в старости худеют. Кожа, кости да морщины. Приглядись к маленьким старичкам на улице: есть такие, что и весят не больше двадцати фунтов.
— Маленькие старички… х-м-м?
— Да нет, все нормально, хоть ты и пополнел, и вообще, — говорит она, сдерживая качели и притормаживая ногами по земле. — Я считаю, что ты выглядишь нормально. И полнота у тебя здоровая, понимаешь? Ну как у футболистов или у других спортсменов; как будто сейчас ты больше не играешь. Ты же не переваливаешься с боку на бок при ходьбе и не задыхаешься или там еще что.
— Так у твоей мамы есть мои фотографии?
— Кое-что есть. Я нашла их под кучей старого хлама в чулане, когда искала свои туфли. Ну и после этого она должна была рассказать мне, кто ты.
— В чулане…
— Она по крайней мере не вырезала твое лицо с фотографий, — говорит Анджела. — Мать моей подруги Маргарет, когда развелась с ее отцом, вырезала его лицо со всех фотографий. Только лицо, и теперь когда смотришь на фотографии, то на них Маргарет, ее мама, а с ними рядом какой-то тип, у которого на месте лица пусто. Забавно, правда, как будто Фредди Крюгер потрудился над этим.
— Фредди… кто?
Анджела смеется и спрыгивает с качелей. Ее волосы задевают и щекочут нос и лоб Роя. Она нагибается, расставив ноги и уперев ладони в колени, и смотрит Рою прямо в глаза. Ее радужки ярко-голубые, искрящиеся, напоминают те, что Рой видел утром в зеркале. Кто знает, может быть, это досталось ей от него. Может быть, у нее его глаза.
— А у тебя есть машина?
— Да, машина у меня есть.
— Тогда давай покатаемся.
* * *Официантка в кафе не удивляется при виде Роя, ее озадачило лишь то, что рядом с ним нет Фрэнки. И конечно же, не ожидала, что он заявится с девушкой, да еще с такой молодой, как эта. Она подумывает о том, чтобы позвонить копам. Но потом решает не делать этого. А вдруг это племянница или какая другая родственница. А может, он просто решил порадовать ребенка.
— Сэнди, есть свободные столики? — спрашивает Рой, и в ответ официантка широко развела руки.
— Сколько угодно. Выбирайте любой.
Они выбирают кабинку недалеко от угла и усаживаются. Рой не хочет привлекать внимание постоянных посетителей. Возможно, кто-либо из них видел, как он прокручивал здесь свои трюки. Они с Фрэнки обычно не обделывают свои дела там, где их знают, хотя иногда, когда их одолевает скука… Как тогда, когда они накололи на баксы студентов из колледжа, разыграв перед ними карточный фокус. Нет, он не хочет привлекать к себе нездоровое внимание.
— Что тебе здесь нравится? — спрашивает Анджела.
— Все. А что, разве здесь плохо? Я обычно заказываю индейку.
— С черным хлебом?
— Да, с черным хлебом.
Анджела сияет.
— Это я люблю.
— Здесь не кормят говн… — говорит Рой и, спохватившись, замолкает, сконфуженно поджав губы, а через секунду продолжает: — Здесь хорошо готовят.
Она смеется; смеху нее звонкий и приятный. Это что-то среднее между смехом и хихиканьем. Но все-таки больше похоже на смех.
— Мне уже четырнадцать, — говорит она Рою. — И я слышала это слово раньше.
— Лучше его не произносить.
— Конечно, но иногда только его и можно употребить, хотя лучше говорить „дерьмо“. Мы часто говорим „из дерьма не сделать конфету“ или „закопался, как жук в дерьме“ — тут уж хочешь не хочешь, а ничем это слово не заменишь, хотя все про себя произносят более крепкое словцо.
Рой раскрывает меню и вперяет взгляд в слова, которые читал уже сотни раз, заказывая в этом кафе еду.
— И все-таки лучше не надо… лучше говорить так, чтобы обходиться без него, вот что я хочу сказать.
Он не собирается читать девочке лекцию. Не собирается учить ее правилам. Так уж получилось, и он виноват в том, что первый сказал это слово.
— Забудь это слово, — говорит он.
— Как скажешь, — пожимает плечиками Анджела.
Она смотрит в меню, проводя пальцем по полям листа. Решает, что заказать, а Рой не может оторвать взгляда от ее сосредоточенного лица. Она так увлечена, что высовывает кончик языка. Хедер делала так же. Рой улыбается.
Девочка поднимает глаза и встречается с ним взглядом. Отвечает улыбкой на его улыбку.
— А что ты выбрал?
— Сандвич с индейкой.
— Я тоже.
Сэнди принимает у них заказ, приносит им напитки, ставя перед каждым бутылку с содовой. Они сидят молча. Взгляд Роя устремлен гуда-то в сторону, но то и дело перескакивает на дочку; он старается поподробней рассмотреть ее в надежде найти сходство. Может быть, плечи. А может быть, подбородок.
— Ну а как вы… развлекаетесь, чем вообще занимаетесь?
— В основном гуляем, — отвечает она. — С друзьями. Ходим в кино, бродим по аллеям. Играем, ну, еще видеоигры.
Рой понимающе кивает, как будто сам развлекался так же.
— Да, это весело, — говорит он.
— Ага, весело.
Снова молчание. Рой, кашлянув, прочищает горло, готовясь сказать что-то, но Анджела опережает его.
— Послушай, мы можем сидеть здесь молча и думать, если ты, конечно, не возражаешь.
Рой просто счастлив. Он едва заметно усмехается и согласно кивает. Анджела двигается в глубь кабинки и осматривает обеденный зал. Между делом снимает зажим с волос, и конский хвост рассыпается по плечам, затем начесывает челку.
Почти сразу приносят еду. Рой ковыряется в своей порции, отщипывая маленькие кусочки индейки. Анджела, наоборот, отрезает большие куски.
— Смотри, как бы у тебя не заболел живот, — предостерегает девочку Рой.
— Нет. Я зараз съедаю целую пиццу в пиццерии, и не маленькую порционную, а большую, какую обычно разрезают на восемь частей и подают на глубоком блюде. Я ем все… ну почти все. Мама когда-нибудь готовила тебе цыпленка в грибном соусе?
— Не помню.
— Ты бы вспомнил, если бы она тебе его хоть раз приготовила. Тогда бы от него живот заболел у тебя.
Рой скалится в улыбке. Думает о прошлом.
— Ты знаешь, мы с твоей мамой… мы ведь не часто ели дома. Все больше где-нибудь, и в основном на скорую руку в таких местах, как это. Или в клубах. Где можно что-то быстро перехватить на ходу.
— А мне не попасть в клубы. У нас там есть клуб, но туда пускают только тех, кому исполнилось восемнадцать, и там наркотики. По пятничным вечерам туда пускают тех, кому уже исполнился двадцать один год, и там строго проверяют карточки. У нас в школе был парень, который мог пропустить твою фотографию через „Фотошоп“ и соорудить любую фотку на удостоверении личности, но Робин Марксон попалась, и теперь ей не разрешается водить машину, пока не исполнится тридцать, или что-то вроде этого.
Рой растерян, он не знает, как поддержать разговор.
— Пятничный вечер, это же не время для школьников.
