Мартин Смит - Роза
Бармена их появление нисколько не удивило.
— Пива? — спросил он.
— Эль, — ответила крупная рыжеволосая девушка. И продолжала, обращаясь к подругам: — Он бы и яйца свои потерял, если бы они не болтались у него в мешочке. — Взгляд ее обвел зал пивной и остановился на Блэаре. — Ты фотограф, да?
— Нет.
— Я позирую для снимков. Вместе с Розой, моей подружкой. В рабочей одежде или в выходных платьях. Нас очень любят снимать.
— А кто эта Роза?
— Моя подруга. Но только не в художественных позах, если ты понимаешь, о чем я.
— Понимаю, — ответил Блэар.
— Зови меня просто Фло. — Держа в руке кружку эля, она подошла к столику. Лицо у нее было некрасивое, однако она накрасила губы и нарумянила щеки так, что казалась раскрашенной фотографией. — А ты американец, да?
— У тебя тонкий слух, Фло.
От комплимента она вся вспыхнула. Даже волосы, казалось, напитались электричеством и стремились вырваться из-под шали. У Блэара ее облик вызвал почему-то ассоциацию с королевой Боадичи, сумасшедшей предводительницей бриттов, чуть было не сбросившей обратно в море легионеров Цезаря[19].
— Мне нравятся американцы, — продолжала девушка. — Они не любят разводить церемонии.
— А я особенно, — заверил ее Блэар.
— Не то что некоторые из Лондона. — Фло произнесла эти слова тоном, ясно свидетельствовавшим: Лондон для нее равнозначен гнезду вшей. — Некоторые члены парламента, которые только и смотрят, как бы оставить честных девушек без работы. — Ее горящий взгляд опустился на сидевшего Смоллбоуна. — И некоторые жополизы, что ходят у таких в прихлебателях.
Смоллбоун выслушал все это как ни в чем не бывало, всем своим видом давая понять: он не из тех, кого можно пронять подобными штучками. Девушка снова переключила внимание на Блэара:
— Ты бы мог представить меня на фабрике? В юбке, крутящуюся там, привязанную к машине, поправляющую бобины, заправляющую нити? И постепенно глохнущую и чахнущую? Нет, это не для меня! И не для тебя тоже: фотографы по фабрикам не ходят. Покупают снимки только тех девушек, кто работает на шахтах.
— Он не фотограф, — произнес чей-то голос за спиной у Блэара.
Блэар поднял голову и увидел молодого шахтера в куртке с вельветовым воротником, из-под которого выглядывал шелковый, в коричневый горошек шарф. Блэар вспомнил снимок команды регбистов и сообразил, что перед ним Билл Джейксон.
— Вчера вечером он ходил к Розе, — проговорил Джейксон.
Все находившиеся в пивной враз смолкли и сидели теперь в полном молчании, являя собой как бы застывшую живую картину. До Блэара вдруг дошло, что появления Джейксона ждали. Ждали с предвкушением. И сейчас, когда он вошел, даже стеклянные глаза Юного принца, казалось, вспыхнули и засверкали.
— Вы ведь даже не постучались, верно? — вкрадчиво произнес он. — Роза говорила: слава Богу, что она еще оказалась одета.
— Я извинился.
— Билли, он пьян, — вмешалась Фло. — У него нет клогов. Он тебе не соперник.
— Заткнись, Фло, — парировал Джейксон.
При чем тут клоги и о каком соперничестве идет речь, Блэар не понял.
Джейксон снова переключился на него:
— Роза говорит, что вы от епископа?
— Из семьи преподобного Мэйпоула, насколько я слышал, — вставил Смоллбоун.
— И то и другое, — ответил Блэар.
— Дальний родственник? — спросил Джейксон.
— Очень дальний. — Блэар повернулся на стуле, чтобы получше разглядеть Джейксона, и у него возникло ощущение, какое бывает, наверное, у мыши, угодившей в чью-нибудь огромную пятерню. Ощущение это было не из приятных. У Билла Джейксона оказалось открытое красивое лицо, прямые темные, но довольно всклокоченные волосы и мощный, как лемех плута, подбородок, будто подпиравшийся снизу перламутрового цвета шарфом. Типаж из разряда тех, кто вполне мог бы сделать себе артистическую карьеру. — Я расспрашивал Розу о преподобном Мэйпоуле, — добавил Блэар. — Вы ведь были с ним в одной команде, да?
— Были.
— Возможно, вы могли бы мне чем-нибудь помочь.
Повинуясь какому-то сигналу, которого Блэар даже не уловил, Смоллбоун вскочил, и Джейксон уселся на его место. «А парень-то постоянно в центре всеобщего внимания, он будто солнце в сумрачном мире этой пивной», — подумал Блэар. Ему вдруг припомнилось, что на том фотоснимке Мэйпоул смотрел почему-то на Джейксона, а не в аппарат. Сейчас взгляд Джейксона свидетельствовал, что задаваемые ему вопросы он воспринимает очень серьезно, как если бы это были головоломки.
— Спрашивайте.
— Вы видели преподобного Мэйпоула в тот последний день?
— Нет.
— Вам не приходит в голову, что с ним могло произойти?
— Нет.
— Он казался расстроенным?
— Нет.
«Кажется, перечень моих вопросов исчерпан», — подумал Блэар. И уже проформы ради добавил:
— О чем вы с ним обычно разговаривали?
— О спорте.
— А религиозные темы вы с ним когда-нибудь обсуждали?
— Преподобный говорил, что из Христа мог бы выйти первоклассный регбист, настоящий чемпион.
— Вот как? — Это уже было чем-то новеньким: занятный сплав богословия и спорта — Христос, обводящий противника, рвущийся к его воротам, пробивающий заслоны защитников, а вокруг ревет и беснуется толпа болельщиков.
— Преподобный говорил, что Христос был простым рабочим человеком. Плотником и мастером на все руки; так что почему бы Ему и не быть хорошим атлетом? Джон говорил, что доброе соревнование между христианами — радость для Господа. Он говорил, что предпочел бы поле для регби и нашу команду всем церквам Оксфордского университета со всеми молящимися там преподавателями.
— По-моему, очень разумная позиция.
— Преподобный говорил, что все ученики Христа тоже были ремесленниками, рыбаками, вообще простыми людьми. И еще он говорил, что нечистые мысли подрывают силы спортсмена точно так же, как и силу веры любого архиепископа, и что особая обязанность сильных — проявлять терпение к слабым.
— Рад слышать столь здравые мысли. — Самочувствие самого Блэара в тот момент было далеко не лучшим. — А кто из учеников кем был в команде?
— Что вы хотите сказать?
— Кто какое место занимал на поле? Кем были Петр и Павел? Крайними нападающими? А Иоанн Креститель? Он ведь был здоровый, мускулистый, по-моему. На каком он фланге играл — правом?
Все разговоры в пивной стихли окончательно. Джейксон с удовольствием бы осадил и поставил на место этого незнакомца; ему не доставляло, однако, совершенно никакого удовольствия чувствовать, что подобное проделывают с ним самим.
— Нельзя над этим смеяться.
— Да, вы правы. — Блэар заметил во взгляде Джейксона злой огонек. Как будто кто-то помешивал там тлеющие угли. — Так значит, мой пропавший кузен Джон был богословом и святым?
— Можно и так сказать.
— Именно что можно сказать. — Блэар решил выбираться из пивной, пока он еще был в состоянии найти обратную дорогу. Он поднялся и взял свой мешок. — Вы мне так помогли, что у меня просто нет слов.
— Теперь назад, в Америку? — спросила Фло.
— Не знаю, возможно. Но уж из Уигана уеду точно.
— Что, слишком здесь тихо? — спросил Джейксон.
— Надеюсь.
Блэар, пошатываясь, направился к двери. Снаружи рано наступившие сумерки на глазах превращались в непроглядную, хоть глаз выколи, темень. Улица производила впечатление тоннеля, боковые стенки которого были отмечены газовыми фонарями и дверями пивных. С явным опозданием, но Блэар вспомнил о том нескрываемом страхе, который испытал накануне вечером привозивший его сюда извозчик. Он, конечно, тогда преувеличивал, однако сейчас в поле зрения Блэара не было видно ни одного кеба.
Мимо него торопливо проходили фабричные работницы — в шерстяных шалях и хлопчатобумажных платьях, с металлическими коробками для еды в руках, и стук деревянных подошв их клогов был оглушающим. Блэар чувствовал, как в его голове медленно, лениво разливается выпитый джин. Пройдя пару кварталов, однако, он вдруг осознал, что именно сказал ему — или чего не сказал Билл Джейксон. Когда Блэар спросил его, видел ли он Мэйпоула в тот последний день, ответом Джейксона должно было стать не «Нет», а «В какой день?»
И хотя это было мелочью, и Блэар понимал, что ему следует поспешить на встречу с Левереттом, он все же развернулся и направился назад к «Юному принцу». Войдя внутрь, он поначалу даже усомнился, туда ли попал: зал пивной, еще недавно заполненный до отказа, теперь был совершенно пуст. Только Юный принц возвышался недвижно на своем пьедестале, будто надзирая за покинутыми столами, стульями, стойкой и камином.
Блэар отлично помнил, что на улице мимо него проходила такая толпа народа, какая за минуты до этого заполняла собой пивную. Вдруг за дверью, что вела в заднюю часть пивной, раздались громкие крики. Блэар открыл ее и, осторожно обойдя дыру, используемую в роли писсуара, вышел в расположенные позади дома аллеи. Газовых фонарей тут не было, свет исходил от поставленных на невысокие столбы керосиновых ламп; и в этом полумраке стоял невообразимый шум, издаваемый толпой по меньшей мере в две сотни человек: здесь были хозяева «Юного принца», и все его работники, и посетители пивной, и вновь подошедшие шахтеры, и женщины в юбках, и шахтерки в брюках, и целые семьи с детьми; и все они ликовали, как на празднике.
