Дэвид Тейлор - Тайны Истон-Холла
Глядя на пожилого господина, склонившегося на столом, в очках, грозящих вот-вот соскользнуть с переносицы, с яйцом на ладони и блеском в глазах, Дьюэр понял, что его угнетает: мистер Дикси. Он выглянул в окно: послеполуденное небо уже начинало медленно сереть, и ветер шевелил ветки деревьев, — затем перевел взгляд на кустик седых волос на подбородке мистера Дикси. Наверху прошелестели чьи-то шаги, донесся шум, похожий на смех, но, может быть, это был и не он.
— Ну что ж, прекрасно, — сказал мистер Дикси. — Весьма обязан вам, Данбар.
— Когда товар доставлен, все должно быть сделано как договорились, — откликнулся Данбар, намекая, похоже, на то, что раньше на этот счет возникали какие-то недоразумения.
— Конечно, конечно. Деньги для вас у меня готовы. Но есть еще одно дело, которое я хотел бы вам поручить, если вы, конечно, не против.
— Я никогда не против. А о чем речь?
— Вам когда-нибудь приходилось видеть диких кошек на этих островах?
— Было однажды дело, в Линкольншире, двадцать лет назад. Здоровенная такая зверюга спрыгнула с дерева и загнала собаку лесничего в кусты. Та так и заскулила от страха, да и сам лесничий — а в нем футов шесть росту было — сказал, что от такого зверя лучше держаться подальше. Ну а когда мы все же справились с ней и измерили, оказалось — тридцать дюймов от носа и до кончика хвоста. Это вам не домашние кошки. Но только в Линкольншире, да и вообще повсюду, насколько мне известно, их больше не осталось.
— Но поискать-то можно. Например, в лесах Шотландии?
— Поискать можно. Как волков. Поискать и не найти. Говорят, какой-то охотник застрелил на днях такую кошку в Суффолке; многие считают, что это была последняя.
Мистер Дикси кивнул. Если услышанное его и не порадовало, то он никак этого не выдал, удовлетворившись тем, что снял очки и принялся протирать их носовым платком. В дверях появился и кивнул хозяину высокий лакей, с которым Дьюэр столкнулся на лестнице.
— Прошу извинить, — сказал мистер Дикси, — у меня срочное дело.
Дьюэру показалось, что чувство угнетенности ослабевает, что находится он в просторной комнате, где живет старый седовласый человек в черном, который сейчас направляется к двери, дыша тяжело, с надрывом. Мистер Дикси и лакей растворились где-то наверху. Дьюэр бросил прощальный взгляд на пару, исчезающую в тени. Данбар сердито свистнул сквозь зубы и в сопровождении спутника спустился по лестнице в просторный холл.
— Не найти ему диких кошек в Линкольншире, пусть хоть все леса от Уоша до Хамбера прочешет. Нет их больше. — И находя, видимо, что подобного рода вспышка нуждается в некотором объяснении, Данбар добавил: — Устаешь от такой работы. А я уж, позволительно сказать, сколько ею занимаюсь.
В помещении для слуг никого не было видно. Служанка, занимавшаяся просохшим бельем, находилась со своей корзиной снаружи. Издали доносился лай собак. Высокие деревья, отметил Дьюэр, все больше погружались в сумеречную темноту.
— Веселенькое местечко, а? — вновь заговорил Данбар, плотнее запахивая пальто. — Черт, в Норфолке холод до костей пробирает. Я бы здесь и недели не выдержал. Пошли.
Дьюэр обернулся. Что такое в этом мрачном доме, в его стенах, уже неясных в тусклом свете, в его окнах — некоторые из них светились, рассеивая надвинувшиеся сумерки, другие оставались темными, — что такое во всем этом насторожило его? Он заметил, что в доме возникло какое-то движение, в одном из окон наверху появилось женское лицо — отсюда ему показалось, что это домоправительница. Через секунду-другую лицо исчезло. Ветер вновь донес лай собак. Данбар дернул его за рукав, и они быстро зашагали прочь мимо деревьев.
В сгущавшихся сумерках она стояла во влажной траве. Позади, в лесу, где было уже совсем темно и тихо — только лай собак издали доносился, — замирали удаляющиеся мужские голоса. В освещенном окне, прямо перед собой, она разглядела Уильяма. В сбившейся на одно плечо куртке он направлялся к двери, откликаясь на чей-то донесшийся из глубины дома голос. Она повеселела и нагнулась, чтобы поднять плетеную корзину с бельем — тяжелую и неудобную, но ничего страшного, это была крепкая, хорошо сложенная девушка, и работа доставляла ей удовольствие.
Голоса умолкли, и девушка постояла еще минуту, поставив корзину на бедро и глядя, как рассеиваются в отдалении последние полосы дневного света. Плавное скольжение облаков, какой-то лучик заходящего солнца, осветивший на мгновение сумерки, пробудил в ней воспоминания о времени, когда Истон-Холл не был еще ее домом и его тайны не взывали к разгадке. И все, что она сейчас, по прошествии полугода жизни здесь, видела, представлялось исполненным новизны и чуда. Она простояла еще некоторое время, погруженная в мысли об этих фантомах; меж тем полосы света продолжали рассеиваться, оставляя на земле лишь длинные густые тени.
Затем звуки, доносящиеся изнутри — звон чайной посуды, приглушенные голоса, хлопанье дверей, — вывели девушку из задумчивости, и, подхватив корзину на руки, она вернулась в дом.
Глава 5
РАССКАЗ ЭСТЕР
Она стояла на платформе, глядя вслед уходящему поезду. Над кустами, скрывавшими изгиб железной дороги, вился, растворяясь в бледном вечернем воздухе, бесцветный дым. Еще мгновение, и исчезнет из поля зрения последний вагон, а на переезде медленно поднимется шлагбаум, пропуская нетерпеливых пассажиров.
Их было немного. Один — трудяга, в которого вцепились двое малышей, с любопытством оглядывавшихся вокруг. Другой — молодой большелобый священник в очках, с совершенно ненужным, болтающимся у него под ногами зонтиком. Он показывал какому-то прохожему сложенную из неоднородных камней двуглавую церковь, виднеющуюся за дальней ильмовой рощицей. Позади них ковыляла девушка лет двадцати с продолговатой ржавого цвета коробкой, обмотанной шпагатом. Она пыталась толкать ее перед собой, примерно так же, как катят бочонок с пивом пивовары. На девушке выцветшее коричневое платье и миткалевый жакет, слишком теплый для такого дня, как сегодня. Поклажа, а также некоторое беспокойство в выражении лица и движениях рук позволяли предположить, что это служанка, нанятая на новую работу. У нее было пухленькое личико, острый нос и настороженные глаза, печальные в минуты отрешенности, но оживающие в миг веселья. Как раз сейчас она смеялась. Носильщик спрашивал, не желает ли она избавиться не только от коробки, но и от болтавшегося у нее на спине узла. Его, мол, тоже можно погрузить на повозку, которую каждый вечер отправляют сюда за почтой и посылками из имения.
— А это далеко? — спросила она. — А то по мне, так лучше пешком пройтись, чем ждать повозку.
Молодой человек с симпатией посмотрел на нее своими бесцветными водянистыми глазами.
— Да не так, чтобы очень. Особенно если вы привыкли к ходьбе и тропинкой не побрезгуете.
— Да, к ходьбе я привыкла, — ответила девушка с оттенком торжественности, явно не предполагаемой вопросом.
— В таком случае две-три мили, если только с пути не собьетесь.
Он был готов говорить и далее, но, уловив взгляд начальника станции, принимавшего на платформе билеты от пассажиров, удовлетворился неопределенным жестом в сторону церкви:
— Там за деревьями ворота и увидите.
Девушка поблагодарила носильщика и неторопливо двинулась по платформе, поглядывая на косо уходящие вниз поля и редкие домишки — окраину близлежащего городка — и раздумывая, а может, действительно стоит отправить свой скарб повозкой. Ушел последний пассажир — девушка видела, как священник поспешно направляется по тропинке, ведущей к роще, — и начальник станции, сделав свое дело, стоял на краю платформы, с какой-то тоской поглядывая на бледное небо и живую изгородь вдалеке. Оказавшись впервые в этих краях и еще не свыкшись со своим новым положением, девушка остро ощущала тишину, повисшую над невысокими, погрузившимися в дрему холмами, и зной наступающего вечера. В воздухе плавала пыль, поднимающаяся с дороги, что вела к станции, и на мгновение путница остановилась, чтобы стряхнуть забившиеся под юбки пылинки. Донесшийся через пустынное поле бой часов на церкви вывел ее из задумчивости. Семь! А в письме говорится, что к восьми она должна быть на месте. Надо торопиться. Девушка резким движением сорвала узел со спины, подхватила его поудобнее своими сильными, свидетельствующими о ранней привычке к труду руками и двинулась по пути, указанному добровольным гидом.
Ей было двадцать лет, в чем она была уверена благодаря постоянному изучению дат, нацарапанных на обложке материнского экземпляра Библии, и путь ее лежал в Истон-Холл. Ее устройство туда стало результатом усилий леди Бамбер. Впрочем, о самом Истон-Холле девушке ничего не было известно, ибо на эту тему ее благодетельница предпочитала не распространяться. На мгновение в ее воображении возникло лицо леди Бамбер — с орлиным носом и сетью морщин, но тут же и стерлось, растворилось в плоском горизонте и в пыли, прилипшей к платью. Девушка перешла железную дорогу и теперь приближалась к уклону, который пять минут назад миновал священник. Справа от нее показались выстроенные с одинаковыми садиками и воротами дома, выходившие окнами на проселочную дорогу. Этот пейзаж помог ей окончательно избавиться от растерянности, прогнал все мысли о леди Бамбер и трехчасовом путешествии, которое ей пришлось совершить, и вернул к реальности. Эти дома, похожие скорее на виллы, были ей знакомы, ей уже приходилось работать в таких. Обычно там держат всего одну служанку, на плечи которой ложится все хозяйство. В ушах ее невольно зазвучали голоса полудюжины прежних хозяек. «Эстер! Чего расселась, тебе что, делать нечего?» «Эстер! Подогрей мистеру Джону воду для бритья, живо!» «Эстер, а ну-ка отнеси это письмо на почту, мигом!» Эстер мирилась с их покушениями на ее свободное время, ибо понимала, что иначе не получится и хозяйки гоняют ее в хвост и в гриву потому, что жизнь гоняет их. И все же она рада, что все это осталось позади.
