Р. Моррис - Благородный топор. Петербургская мистерия
— Скажите откровенно: вы подозреваете, что это я убил Горянщикова?
— Оговорюсь сразу: подле вашего друга был обнаружен еще один труп. Может статься, вы поможете нам опознать и его. Если это кто-то из знакомых Горянщикова, то, может, он был знаком и вам.
— Вот так, прямо сейчас взять и пойти?
— Если вы чувствуете в себе силы. По опыту скажу: лучше перестрадать все это как можно скорее.
Виргинский, коротко кивнув, поднялся было, но его тут же шатнуло в сторону; пришлось подхватывать. Случайно сблизившись со студентом лицом, Порфирий Петрович уловил все тот же запах духов, обративший на себя внимание еще при входе в каморку.
— А… некая Лиля вам, случайно, известна? — спросил внезапно Порфирий Петрович.
— Лиля???
— Ведь она заходила сюда? Причем, можно сказать, совсем недавно. Вы ведь с ней близки? Как друзья?
— Д-да… А вы ее тоже знаете? — растерянно и вместе с тем с горечью переспросил Виргинский.
— Не сказать чтобы близко, но в некотором смысле да. Хотя не в том, что вы думаете. Ее недавно приводили к нам на дознание.
— Она хороший человек!
— Я в этом уверен, — серьезно кивнул Порфирий Петрович, перекладывая стопку книг из руки в руку, чтобы правой сподручней было поддерживать Виргинского. При этом студент в таком положении передвигался как бы с неохотой — не то из упрямства, не то из принципа.
Глава 8
В ОБУХОВСКОЙ БОЛЬНИЦЕ
Унявшийся на время голод вновь дал о себе знать. Город, казалось, мечется вокруг в бессвязном танце. Сам снег покрывал все сущее будто саваном. Отныне так будет всегда. Голову слегка кружило. Должно быть, от голода. Хотя нет, не только от него. Что-то должно свершиться. И как, каким образом очутился он в этих тряских дрожках, рядом с этим престранного вида незнакомцем? Кругленький господин меж тем сосредоточенно закуривал папиросу.
— Порфирий Петрович, — расслышал Виргинский свой голос будто со стороны.
— Аюшки? — живо отозвался попутчик, пуская дым.
— Холодно, — зябко поежился студент.
Порфирий Петрович плотнее укутал его меховой полостью.
— Ничего, скоро уж подъедем.
— Куда?
— К Обуховской больнице. Вы что, запамятовали?
— Я, наверно, болен?
— Вполне может быть. Доктор вас там осмотрит. Но мы не за тем едем.
Виргинский, превозмогая озноб, пытался соображать.
— А зачем? — спросил он наконец.
— Едем-то? Затем, чтоб вы нам помогли. Долг свой выполнили гражданский. Не совсем приятный, боюсь, но…
Ах вот оно откуда, это ощущение, что что-то должно свершиться.
— Город никогда уж не будет для меня прежним, — произнес Виргинский вполголоса под визг полозьев. Дрожки между тем скользили через Фонтанку по переправе, помеченной с боков рядами вбитых в лед березовых колов. В отдалении на реке рабочие загружали ледяными глыбами сани.
Порфирий Петрович сидел молча.
— Вы из полиции? — тупо переспросил Виргинский.
— Следователь. Из управления.
— А он в самом деле мертв?
— Судя по всему.
Дрожки замедлили ход у заснеженного бюста Екатерины Великой, что на въезде в основанную ею больницу. Императрица словно их дожидалась.
— Порфирий Петрович?
— Угу?
— Я мерзну.
* * *Все так же со стопкой книг в руке, Порфирий Петрович повел студента по людному коридору общественной больницы. Одни посетители стояли прислонясь вдоль стен, другие — кто не мог держаться — лежали прямо на полу. Некоторые безудержно слонялись из угла в угол. Одеты были по большей части в рванину: больница для бедняков.
Следователя и его подопечного провожали взгляды — отчасти враждебные, отчасти исполненные зависти или смутной надежды.
У Виргинского — видимо, из-за болезни — обострилась чувствительность. От кашля саднило грудь. Даже идущий от тела запах, казалось, борется с наседающими на него чужими запахами. Голову эйфорически кружило.
— Похоже на магнит. Огромный притягивающий магнит из камня, — пробормотал он в минуту прояснения.
Порфирий Петрович вопросительно покосился.
— Это здание, — пояснил Виргинский, — оно подобно магниту, притягивающему отчаяние сих несчастных. А уж отчаяния-то, видит Бог, здесь с избытком.
— Вы говорите так, будто сами не из их числа.
— Вовсе нет. Меня сюда точно так же привлекло. Все тем же отчаянием.
— У вас причина несколько иная. Скорее участие.
— А оно подразумевает меньше страдания?
— Может, и меньше. Может, в ваших силах покончить со страданием сразу, как вы только сами пожелаете.
— Это не в моих силах.
— Вот вы говорили о своем отце…
— Я не помню. Видно, всему виной болезнь. Говорить об отце — это на меня не похоже.
— У него имение?
— Мне-то что с того? Лично мне он и копейки не даст. — Они миновали согбенного старика, заходящегося у стены надрывным кашлем. — Да и с чего он должен мне помогать?
— Но ведь он ваш отец. А как же кровные узы?
— Есть, знаете ль, узы посильнее кровных.
— Это какие же?
— А любовь?
— А-а… Вы, наверное, про Лилю? — спросил Порфирий Петрович осторожно.
— Нет! — вскинул голову Виргинский. — То есть не только о ней. Хотя не знаю. Да у нее к тому ж ребенок…
— Я не знал.
— Что ж.
— А вы будете… отец?
— Нет, конечно. У нас… Между нами никогда такого не было.
— А кто ж тогда отец? Уж извините за прямоту.
— Не знаю. Она никогда не говорила. Я вижу, вам это небезынтересно. С чего бы?
— С вашей Лилей связана одна загадка. Некто Константин Кириллович — фамилия неизвестна — обвинил ее в краже сторублевой ассигнации. Она же утверждает, что он ей ее дал. Лилю у нас допрашивали, но ввиду того, что обвинитель по дороге исчез, отпустили.
— Она ни за что не пошла бы на кражу!
— Охотно верю. Она даже от денег тех отказалась, когда их ей предложили забрать. Вы никогда от Лили не слышали что-нибудь о том Константине Кирилловиче?
— Нет.
— Мне бы очень хотелось снова с ней увидеться. — Виргинский в ответ промолчал. — Я бы, пожалуй, еще разок к ней наведался. Как там называется ее заведение? Что-то на немецкий манер. Не то Келлер, не то Кельнер. Помнится, значилось у нее в билете.
— Келлер. Там хозяйкой немка.
— Вы там с Лилей познакомились?
Виргинский поморщился, как от боли. Даже остановился.
— Как-то раз я оказался в компании друзей. Вернее, не друзей, а так, знакомых. Бывших товарищей по гимназии. Ну, устроили ужин. Точнее, кутеж, попойку. И меня потащили с собой в заведение. Там я ее и повстречал. Что-то в ней меня очень тронуло. Такая юная… Я даже не в силах был остаться. Просто выложил деньги и ушел. А потом… как-то раз, случайно, встретил ее на улице. Может показаться странным, но… мы подружились.
— Заведение это, оно на Садовой?
— Под салоном модистки. Такое нередко бывает.
— А больше вы ничего не припомните?
Виргинский покачал головой, и дальше они шли молча, пока не остановились перед закрытой дверью с табличкой «ПАТОЛОГИЯ».
* * *Всюду здесь царил запах формальдегида. Помещение было просторным, с похожими на верстаки длинными столами по периметру. Вопреки ожиданию, никаких трупов или разбросанных внутренностей здесь не было. А если и были, то, наверно, где-нибудь в потайном месте. Матово поблескивали надраенные поверхности и многочисленные инструменты. В изобилии громоздились всяческие флаконы и бутыли, а также эмалированные тазы и пробирки на стеллажах. Тут и там виднелись микроскопы, за которыми работали люди в белых халатах. Вот один из них — не старый, с растрепанной шевелюрой — отвлекшись при виде вошедших, поднялся и бойкой походкой пошел им навстречу.
— Порфирий Петрович, дорогой вы наш! — поприветствовал он на ходу, сердечно потрясая следователю руку.
— Бог в помощь нашему атеисту Первоедову! — в тон ему отозвался Порфирий Петрович.
— Ну что ж, правы вы были, Порфирий Петрович. Вне всякого сомнения, правы! — с волнением сказал доктор.
— Отчет успели подготовить?
— Какое там! Вы коридоры наши видели? Больной на больном, инфлюэнца народ так и косит. Тут уж не до отчетов.
— Понятно, лично мне. А вот нашему начальству…
— Прокурору свой отчет предоставлю непременно, в должный срок. А вот что я обнаружил, не желаете ль узнать?
— Разумеется, предварительные выводы меня очень даже интересуют. Только тут у нас дело оказалось понеотложнее. Вот этот господин, — доктор мельком поклонился Виргинскому, — возможно, поможет нам опознать жертвы.
Доктор Первоедов помрачнел.
— Тэк-с, понятно. То, что вы увидите, — обратился он к Виргинскому напрямую, — требует от вас некоторой подготовки.
— Я вполне готов, — сказал студент решительно.
